Ночь призраков

С ним был Бартоломью.

Взобравшись на лестницу на корме лодки, Шон снял ласты, бросил их на палубу, а затем поднялся сам. Мобильный телефон, лежавший на полотенце, показывал пропущенный вызов. Судя по номеру, звонили из бара «О’Хара», принадлежавшего его дяде.

– Я хотел было ответить, но потом решил, что не стоит, – объяснил Бартоломью, который на удивление быстро разбирался, что к чему. Он сидел, задрав ноги в туфлях с пряжками на штурвал, и читал журнал National Geographic.

– Спасибо тебе за это. Но я все-таки не пойму, зачем ты тут со мной. Ты ведь ненавидишь воду, – пробормотал Шон, нажимая кнопки, чтобы прослушать сообщения голосовой почты.

– Зато я люблю лодки, – ответил Бартоломью.

Шон мысленно застонал. Удивительно, но когда-то он не верил в Бартоломью. Он считал, что Бартоломью – это выдумка его сестры Кейти, ее воображаемый друг. Ему проще было поверить, что она сумасшедшая, чем поверить в существование призраков. Тогда он не видел и не слышал Бартоломью.

Но это было давно – еще до того, как он начал расследование серии убийств, которые газетчики затем окрестили «проделками истуканов». Тогда он угодил в больницу, где ему не вполне удачно зашили голову. И вот в тот день, когда проклятые швы разошлись, ему впервые явился этот призрак – тот сидел на стуле у его кровати, точно был из плоти и крови.

Шон прослушал сообщения. Первое было от Дэвида Беккета, который спрашивал, в котором часу он хочет встретиться. Шон усмехнулся. Дэвид был влюблен, пропадал до рассвета и спал до полудня. Шон был рад за друга. И за свою сестру Кейти тоже.

Второе сообщение было от дяди, который просил перезвонить.

Он перезвонил, но не узнал ничего ценного. Дядя приглашал его в свой бар для одного важного разговора. Шон сказал, что доберется не ранее чем через сорок пять минут, и Джейми согласился.

– Что случилось? – поинтересовался Бартоломью.

– Ничего. В бар поеду, вот и все, – ответил Шон. Джейми его заинтриговал – он был неожиданно скрытен, что было необычно для него. – Ты справишься с управлением? Держи штурвал ровно. – Шон поднял якорь. – Ах, извини. Я, наверное, задал тебе глупый вопрос.

Бартоломью с негодованием посмотрел на него:

– Еще какой! Чтобы я не справился с этой лодкой для лентяев?

– Ладно, – усмехнулся Шон. – Я иду в душ на пятнадцать минут.

– Будет здорово, если мы пройдем мимо береговой охраны на прогулочной лодке! – воскликнул Бартоломью.

Шон не ответил – ему не терпелось смыть с себя морскую соль. К тому же его мысли были заняты Джейми и его звонком.

За пятнадцать минут он успел принять душ, вытереться и одеться. Через двадцать минут он привязывал свой катер у пирса.

На Дюваль-стрит было безлюдно.

По дороге из дока в бар «О’Хара» Шон в который раз отметил про себя, что в Ки-Уэст живут одни совы. А ему были по душе утренние часы, хотя он уже привык работать и развлекаться по ночам.

– Как по-твоему – зачем ты понадобился Джейми?

Шон слышал этот вопрос уже в десятый раз. Он, не оборачиваясь, чтобы взглянуть на Бартоломью, мысленно выругался. Подумать только! Когда-то он переживал, что не видит этого зануду!

Теперь-то он не мог на это пожаловаться, хотя вначале примчался на Ки-Уэст в страхе за душевное здоровье своей сестры. Впрочем, она всегда чувствовала и видела нечто такое, чего не видели и не чувствовали другие. А потом и Шон увидел его у своей кровати в больнице. И с тех пор этот давно мертвый капер[2] являлся ему, точно старый знакомый.

Черт его побери!

Раньше он не верил в существование духов. Не хотел верить. Он даже предупреждал Кейти, чтобы она не вздумала заикнуться кому-либо о своих «необыкновенных встречах», о своем врожденном «даре» или «проклятье». Потому что многие сочли бы, что ей самое место в сумасшедшем доме.

Увидев Бартоломью, Шон совсем не обрадовался. Он испугался, что его самого упекут в сумасшедший дом. Еще менее его радовал тот факт, что привидение принялось преследовать его повсюду.

– Я не стану тебе отвечать, – сказал Шон. – Я не стану разговаривать с тобой на улице.

Бартоломью рассмеялся:

– А что ты сейчас делаешь? Да вокруг и нет никого. Весь остров еще спит. Кроме того, ты киношник, артист. Если кто-то тебя и подслушает, то припишет это твоей эксцентричности, свойственной художественным натурам.

– Пусть будет так. Но я думаю, что тебе стоит вернуться к моей сестре.

– Она занята.

– Я тоже занят!

– Послушай, я не просто так тебе надоедаю, – заметил Бартоломью, – иначе меня давно бы здесь не было. У меня чувство, что я смогу тебе помочь.

– Я не нуждаюсь в помощи!

– Она тебе понадобится, я уверен.

Шон продолжал шагать вперед.

– Ну так зачем он звонил, как ты думаешь? – не отставал Бартоломью.

– Понятия не имею. Нужен я ему, значит, – проворчал Шон, искоса глядя на своего незримого собеседника. Этот капер – которого когда-то без вины вздернули на рее – был довольно живописен. Сюртук и чулки, туфли с пряжками, жилет и треуголка как нельзя лучше подходили его высокой стройной фигуре. Наверное, в свое время он слыл сердцеедом. Интересно, что его повесили по ложному обвинению в убийстве женщины, которую он любил. С тех пор он обитал на острове Призраков. Впрочем, недавно он обзавелся новой любимой женщиной. Это была легендарная на Ки-Уэст «леди в белом». Шон решил, что в своем фильме они обязательно расскажут об истории Бартоломью, о его старой и новой любовях.

Кто-то ему говорил, что духи остаются на земле не без причины. Они, мол, остаются, желая отомстить за свою несправедливую смерть, помочь потомку или в трудное время выяснить правду. Предположительно это духи, задержавшиеся на некоторое время на этом свете. Но это так называемое «остаточное присутствие». Тогда как намеренное присутствие Бартоломью в спектральной форме было известно как «активное» или «разумное» преследование.

Бартоломью, конечно, имел на то свои причины – его казнили по ложному обвинению. Но Шон все-таки не понимал, почему он до сих пор не успокоится. Его прошлое было связано с Дэвидом Беккетом и его семьей, и Бартоломью очень помог раскрыть «проделки истуканов», имевшие отношение к Беккетам. Возможно, он оставался среди людей, потому что чувствовал себя в долгу перед ними. Но Шон был тут ни при чем. Если ему так необходимо болтаться на земле, путь возвращается к Кейти. Но он не хотел. Он пристал к Шону как приклеенный.

Нет, Шон не то чтобы терпеть не мог Бартоломью. В конце концов, тот был умен, дружелюбен и заботлив. Но постоянное его присутствие заставляло Шона нервничать. Что ни говори, а это означало, что Шону является привидение. Кроме того, Бартоломью то и дело приставал к нему с разговорами. Иногда, забывшись, Шон отвечал ему даже при людях, отчего впадал в бешенство.

Бартоломью сообщил ему, что духи есть повсюду. Многие слышат их шепот в шуме листвы, навевающем тоску, а если дух «активный» и «разумный», он может изредка позволить себе развлечения вроде ночных перестуков, внезапных порывов ветра и т. д. Кейти, например, умела различать души, проникающие по эту сторону занавеса. Шон, по счастью, видел только Бартоломью и, может быть, время от времени еще какие-то неясные тени.

Он и не знал о своем счастье, когда не умел различать привидения!

Шон снова вспомнил о Пиратской Дыре. Хорошее место для съемок. Во времена Бартоломью люди еще не догадывались о том, что коралловые рифы нуждаются в защите и охране, и постоянно бороздили эти места. А в непогоду их корабли разбивались тут, натолкнувшись на рифы, и оставались гнить под действием времени и явлений природы. В результате повсюду здесь были рассыпаны сокровища, за которыми уже не одну сотню лет охотились любители старины.

Подводные съемки обещали быть потрясающими – сочные цвета, хорошее природное освещение. Как раз поблизости Бартоломью предположительно захватил и ограбил торговое судно, убив всех, кто находился на борту. Ошибка выяснилась лишь после того, как его повесили.