Адъютант его превосходительства

Оксана ничего не ответила, повела взглядом поверх него и ушла в гор­ницу. А Мирон все стоял и ждал ответа. Не оборачиваясь, она бросила из горницы:

– Яичницу сжарю, это скоро.

Мирон обрадованно закивал головой, принимая ее слова за некий знак примирения. И бодро, однако не теряя настороженности, двинулся по улице, держась, по привычке, в тени. В сердце Мирона пела надежда – все-таки не гонит, привечает.

– Что бабья душа? Трава – душа ихняя. Приходит пора – и сама под косу ложится… Вранье, что женщины сильных любят. Сильные – ломкие. А любят они, Миронушка, удачливых да настырных. Так-то… – разговаривал сам с собой повеселевший Мирон. Несколько раз оглянулся по сторонам – не наб­людает ли кто за ним? – и нырнул в развалины.

Навстречу Мирону из тени настороженно выступил высокий человек в бре­зентовом плаще и в парусиновом картузе.

– Не слишком ли долго вы заставляете себя ждать?! – нетерпеливо и резко сказал он.

– Пока, ваше бла… Сергей Христофорыч, с женой поговорил…

– Кроме нее, дома никого? – начальственно допрашивал он Мирона.

– Так точно, никого, – совсем по-солдатски ответил тот, памятуя, что это нравится начальству.

– Жена как?

– Как за себя ручаюсь, – безбоязненно пообещал Мирон.

– Ведите! – И зашагал следом за Мироном, держась от него на некотором расстоянии.

Они вошли в чистенькую, аккуратную горницу, сплошь завешанную вышив­ками, заставленную чуть привядшими комнатными цветами. Оксана быстро накрыла на стол, нашелся и графинчик, до половины наполненный мутноватой жидкостью. Однако гость, выразительно взглянув на Мирона, отодвинул са­могон на край стола. И Мирон, сглотнув слюну, подчинился.

Ел гость сосредоточенно, молча, и чувствовалось, что он весь насторо­же.

Оксана входила в горницу лишь за тем, чтобы убрать посуду или что-ни­будь принести. Молча, не глядя ни на кого, входила и так же молча выхо­дила.

– Может, ва… Сергей Христофорыч, сегодня уже никуда не пойдем?.. Переночуем. А завтра… как говорится, утро вечера мудренее, – попытался убедить гостя Мирон, встревоженный окаменелым молчанием Оксаны и тем, что – не ровен час – ночью же придется уйти обратно.

Гость ничего не ответил. Деловито доел. Отложил в сторону нож и вил­ку. Промокнул вышитым рушником губы, встал.

– На перины потянуло? – ядовито и угрюмо спросил он Мирона, и щека его нервно задергалась. – За-щит-нич-ки отечества!.. Пока мы тут с вами яичницу ели, тысячи человек захлебнулись кровью на поле брани!.. – Он сердито шагнул к вешалке, стал натягивать плащ.

Мирон тоже покорно надел поддевку, нахлобучил картуз:

– Куда прикажете?

– На Никольскую! – Гость мотнул головой, как бы прогоняя нервный тик, и достал из кармана брюк золотые часы. Мирон с жадностью взглянул на них. – Мы должны быть там ровно в девять!

– Успеем! – с наигранной веселинкой произнес Мирон, а про себя выру­гался: «Черт бы тебя побрал с твоей спешкой!»

Проскрипела дверь, гость вышел в сени. Мирон, идущий сзади, по-хо­зяйски осмотрел скрипящие дверные петли, качнул головой. Обернулся к стоящей в горнице Оксане, сказал:

– Ты, Ксюша, не жди. Вернемся – три раза стукну!

С Куреневки до Никольской – путь не близкий. Молча шли по пустынным улочкам, сторонясь освещенных мест и одиноких прохожих. Ступали медлен­но, вкрадчиво, – каменные мостовые Гулки! – чтобы ничем не нарушить нас­тороженной тишины. В ней Острее и явственнее ощущается опасность, все чувства напрягаются до предела. Иногда, заслышав стук копыт или громкие шаги патруля, подолгу пережидали в каких-то нишах, в тени заборов, в глухих закоулках.

Чернота ночи поблекла – взошла луна, белая, летняя, сочная, и в ее свете улицы стали шире, просторней…

На Никольской, напротив дома Сперанских, они замедлили шаг. Мирон пе­решел через улицу, остановился у калитки. Позвонил: два частых, три с паузами звонка.

Калитку отворил Викентий Павлович, недоверчиво оглядел с ног до голо­вы Мирона, посмотрел, нет ли кого еще неподалеку.

– Чем могу быть полезен? – спросил он, еще беспокойнее вглядываясь в лицо Мирона: лунный свет вырывал из темноты рябое, порченное лицо.

– Вам привет, товарищ Сперанский, – сказал Мирон, и по лицу его мед­ленно расползлась тусклая улыбка.

– Простите, от кого? – удивленно спросил Викентий Павлович, невольно отступая перед нагловатой улыбкой незнакомца.

– От Николая Григорьевича! – внушительно произнес Мирон.

Сперанский гостеприимно посторонился:

– Входите.

– Я не один. – Мирон поднял руку.

Человек, которого он сопровождал, торопливо пересек улицу, юркнул в калитку. На ходу протянул Викентию Павловичу руку:

– Здравствуйте, господин Сперанский. Я – подполковник Лебедев.

– Проходите, все уже в сборе! – обрадованно произнес Викентий Павло­вич.

Возле крыльца Лебедев властно бросил Мирону:

– Никуда не отлучаться! Караулить дом! Ждать!

Мирон молча кивнул и, усевшись на крыльце, стал задумчиво скручивать цигарку.

Подполковник Лебедев стремительно прошел в гостиную, где его уже жда­ли человек пятнадцать. На отшибе от других сидел полный смуглый человек с надменным и чуть брезгливым выражением лица. Его Сперанский представил Лебедеву в первую очередь. Это был бразильский консул граф Пирро. Ма­ленький Щуплый человек с красными воинственными глазами оказался заведу­ющим оружием Киевских инженерных курсов Палешко. Были здесь Бинский и Прохоров, и еще какие-то люди, одетые в простенькие сюртуки, пиджаки, неуклюжие свитки. Но в каждом чувствовалась военная выправка. Лица они имели сосредоточенные, отрешенные, на некоторых просвечивал жертвенный румянец. Лебедев поздоровался с каждым в отдельности. Пожимая руки, он внимательно выслушивал, кто где и кем работает. Обойдя всех присутствую­щих, Лебедев занял предназначенное ему за столом место и начал строгим деловым тоном:

– Господа! Времени у нас мало, поэтому будем тратить его экономно. Две недели назад я вернулся из Москвы и хочу вкратце изложить столичные новости, представляющие для нас с вами несомненный интерес. Не так давно в Москве произошло объединение почти всех антибольшевистских групп и ор­ганизаций… Создан Тактический Центр, в который вошли Союз возрождения России, Национальный центр и Совет общественных деятелей. – Здесь Лебе­дев сделал небольшую паузу, дабы присутствующие оценили в полной мере значение сказанного им, и продолжил: – Итак, образовался единый фронт, включающий в себя разные политические группировки, начиная с монархистов и кончая меньшевиками-оборонцами и правыми эсерами. Военная комиссия Тактического центра и штаб Московского района разработали план вооружен­ного выступления и захвата Кремля. В день восстания предполагается овла­деть Ходынской радиостанцией и оповестить весь мир о падении Советов. Вот, господа, масштабы, которыми надо жить!

– У нас, собственно говоря, в какой-то мере такое объединение тоже произошло, – не скрывая гордости, сказал Сперанский, с достоинством ог­лядывая присутствующих.

– Вот я и попрошу обстоятельно информировать меня, какими силами и возможностями располагает ваш центр! – в упор наведя свой взгляд на Спе­ранского, оборвал его Лебедев. – Это крайне необходимо знать командова­нию.

– А вы не предлагаете нам объединиться с петлюровцами? – вдруг спро­сил Бинский, желая, чтобы и его заметил и отличил представитель ставки.

Все с интересом смотрели на «гостя» в почтительном ожидании, что он ответит.

В гостиную вошла Ксения Аристарховна, она принесла поднос с чашками горячего чая.

– Я ничего не предлагаю, – продолжил Лебедев, когда она вышла, не обернувшись к Бинскому и не повысив голоса. – Но время мелких диверсии прошло. Поджоги складов, диверсии на железной дороге, саботаж – это, скажем, хорошо, господа. Но не это главное!..

– В таком случае, может быть, вы скажете, что же главное? – спросил верткий заведующий оружием инженерных курсов Палешко и торжествующе ог­ляделся по сторонам: вот, мол, какие вопросы нужно задавать. – Может, вам там со стороны виднее?