Страница 42 из 44
Я жду у машины. Малютка Джимми спит на заднем сиденье. Воздержанья опустила крышу, чтобы в машину вместилась и ЛДшная длинная шея, и его большой, вечно сопливый нос, и их большая любовь, которая чуть ли не зримо парит над ними наподобие воздушного шарика в форме сердечка, наполненного розовыми соплями.
— Я хочу сесть за руль, — говорит мистер ЛД, хватаясь за ручку водительской дверцы. Он замирает, смотрит на Воздержанью, улыбается ей и добавляет: — Ну, если можно.
Воздержанья кивает. Она садится спереди, рядом с ЛД, а я сажусь сзади, вместе с малюткой Джимми. Честно сказать, я не знаю, почему мы по-прежнему называем его малюткой: он уже сейчас ростом»почти с меня.
— Вы себе даже не представляете, как это здорово: снова быть на свободе, вдыхать свежий воздух и все такое.
Воздержанья кивает. Ее прямые каштановые волосы зачесаны назад и собраны в хвост коричневой резинкой. Когда она кивает головой, хвост с коричневой резинкой кивает тоже.
— Эта машина, — говорит ЛД, постукивая копытом по электронной приборной панели, — я на ней ездил каждую ночь, все последние три месяца. Ну, то есть во сне, — поясняет он для пущей ясности.
Воздержанья кладет руку ему на копыто, на то, которое он держит на рычаге переключения передач, и рука остается лежать на копыте, даже когда мистер ЛД включает первую передачу и выруливает со стоянки.
— Хочу пригласить тебя в мой любимый ресторан. И тебя тоже, Скотт, — говорит ЛД, глядя на меня через зеркало заднего вида.
— А там есть высокие детские стульчики? Ну, для малютки Джимми? — спрашивает Воздержанья с искренней озабоченностью в голосе.
ЛД пожимает плечами. Он не знает.
— Как-то мы не подумали, — говорит Воздержанья и берет ЛД за руку. Вернее, за переднюю ногу. — Надо было захватить нашу высокотехнологичную родильную кровать. Скотт специально вызывал мастеров, чтобы ее переделали в высокотехнологичный детский стульчик нестандартных размеров.
ЛД смотрит на меня, улыбается.
— Правда?
Я киваю.
Официант проводит нас через зал ресторана, набитый битком; вверх по лестнице на два пролета, потом — по серебристой винтовой лестнице, еще выше, во вращающийся круглый зальчик на крыше.
— Вот, — говорит официант, указывая на столик в самом центре круглого зала, кстати, единственный столик в зале. — Это наш пентхаус-столик. Пентхаус-столик может быть зарезервирован только для членов королевской семьи, знаменитых исследователей, недавно вернувшихся из экспедиции, и для ведущих своего собственного телешоу. — Он отодвигает стул для ЛД, и ЛД садится. Он отодвигает стул для Воздержаньи, и Воздержанья садится. Для меня он стул не отодвигает. Потому что там больше нет стульев. — Прошу прощения, — говорит официант. — Я сейчас принесу еще стул.
Я стою у окна, жую ногти на больших пальцах, любуюсь видом. Весь пригород — как на ладони. Зал вращается, и окно вращается тоже, и из этого вращающегося окна видно то, что обычно не видно. То, что обычно скрыто из виду. Если как следует присмотреться, можно разглядеть и мой дом. Наш дом. Дом, в котором я живу с женой и ее внебрачным ребенком.
— Малютка Джимми здесь не поместится, — говорит Воздержанья официанту, который принес высокий детский стульчик. — Он у вас слишком маленький, стульчик.
— Он просто кажется маленьким, потому что он далеко, — объясняет официант. — Этот зал сконструирован по принципу обманчивой видимости, наподобие оптической иллюзии. — Официант подвигает стул ближе, и — да — стул увеличивается в размерах.
Мы с Воздержаньей приподнимаем малютку Джимми и сажаем его на стульчик.
— Официант, — говорит ЛД, щелкая копытами, как мы с вами щелкаем пальцами, — мы начнем с закуски. Ну, чтобы закусить. И принесите бутылку вашего лучшего шампанского. Я, знаете ли, только что вышел из тюрьмы.
— Уж как не знать.
— Скотт, не груби. Джим только что вышел из тюрьмы.
— И это, по-твоему, хорошо? — Воздержанья упорно не смотрит на меня, и я развиваю мысль: — Если кто-то выходит из тюрьмы, ничего в этом хорошего нет, Воздержанья. Если кто-то выходит из тюрьмы, это значит только одно. Что этот кто-то был в тюрьме. А это значит только одно. Что этот кто-то преступник, что он совершил преступление.
— Джим — телезвезда, — говорит Воздержанья в защиту ЛД. — В наше время все телезвезды сидят в тюрьме. Правда, Джим? Я читала об этом в журнале.
ЛД кивает.
— Макс Золотце считает, что теперь наш зрительский рейтинг возрастет как минимум вдвое.
— У вас отличное шоу. Нам со Скоттом ужасно нравится. Правда, Скотт?
Я качаю головой. Хотя только мысленно, то есть внутри. Снаружи моя голова даже не шелохнулась.
— Мы со Скоттом считаем, что это был очень смелый поступок, Джим, когда ты продолжил вести свое шоу прямо из тюрьмы.
Смелый. Это только одно определение. А есть еще и другое: глупый или идиотский. В каком-то из выпусков они нарядили молоденьких танцовщиц в костюмы молоденьких заключенных, зачем-то измазанных овсяной кашей [5].
Официант возвращается с огромной бутылкой шампанского и тремя хрустальными бокалами. Ставит бокалы на стол, открывает шампанское, поливая вращающийся зал пеной цвета шампанского, и разливает шампанское по трем хрустальным бокалам. Вручает бокалы Воздержанье и ЛД.
— За счастливую пару.
— А как же я? Мне тоже положено шампанское? Или третий бокал — для малютки Джимми? — Я хватаю оставшийся бокал, подношу его к губам и вдыхаю.
Когда я прихожу в сознание, воздержанья с ЛД уже доедают закуски и готовятся приступить к главному блюду. Стоя есть неудобно, и особенно — если все остальные сидят. Это проблема в равной степени социальная и практическая. К примеру, я мог бы попросить ЛД передать мне утиный пинг-понг, но раз уж я все равно стою, я с тем же успехом могу протянуть руку и взять его сам.
Воздержанья смотрит на ЛД влюбленным взглядом и спрашивает, почему его выпустили из тюрьмы на девять лет и девять месяцев раньше срока.
— У меня свое собственное телешоу, — объясняет он, как и следовало ожидать. То есть вполне предсказуемо. — Начальник тюрьмы — большой наш поклонник. Ему нравятся молоденькие танцовщицы. И Боб, конечно же. Боб Забавник нравится всем.
— Что-то Боба в последнее время не видно, — говорит Воздержанья.
ЛД качает головой.
— Боб сейчас в тюрьме, — объясняет он. — За совращение малолетних мальчиков.
— Но если Боб в тюрьме…
— Заключенным нельзя выступать на телевидении, Воздержанья. Если, конечно, у них нет своего собственного телешоу, — говорит ЛД. — У нас есть некоторые привилегии. У тех, у кого есть свое собственное телешоу.
— Хм, — хмыкаю я, жуя ломтик утиного пинг-понга. — Похоже, ты там очень неплохо устроился, в тюрьме. В неге и роскоши.
— У меня была отдельная камера. Пушистый ковер с длинным ворсом, своя ванная, все дела.
Воздержанья улыбается, но молчит. Ничего не говорит.
— Хотя не скажу, что все было прекрасно и радужно. Главное, общество было сомнительным в лучшем случае. В основном все — преступники. Один парень сидел за вооруженное ограбление.
Я качаю головой.
— Погоди, если он совершил вооруженное ограбление, то почему он сидел в тюрьме нестрогого режима?
— Он был коллегой небезызвестного мистера Бинго, — объясняет ЛД.
— Того сутенера из пригорода?
ЛД кивает.
— Его держал и в тюрьме сверхстрогого режима, на острове в море. Мистер Бинго поговорил с судьей, и ему сбавили срок с десяти лет до десяти дней, и перевели его в Пригородную тюрьму нестрогого режима. Кстати, приятный такой мужик. Я у него в карты выигрывал.
— Я бы нарочно ему проигрывал. Воздержанья смотрит на меня с неприкрытым презрением.
— Ты — да.
— Кстати, Скотт, ты-то как? — говорит ЛД, меняя тему. — Чем занимался все эти три месяца?
Я пожимаю плечами.
— Все так же работаешь в кинотеатре?
Я качаю головой.
— Нашел другую работу?
5
Английское слово porridge помимо очевидной «овсяной каши» означает еще и «тюремное заключение», так что, в общем, понятно, почему танцовщиц измазали овсянкой.