Азъесмь

Холодно, – думал кот, – слишком холодно, три недели назад еще было солнце, я сидел снаружи, на корпусе выключенного кондиционера, довольный, как король, а сейчас я замерзаю, а они, они согревают друг друга, наслаждаются, какое им дело, что по ночам тут холодно, а днем все время только шум и пепел. Честно говоря, лично мне эта страна давно надоела.

Почему я всегда такая циничная, – думала девушка, – даже сейчас у меня в голове циничные мысли, такие рациональные, и вместо того чтобы получать удовольствие, я смотрю на него сквозь щелочки как-бы-закрытых век, и единственное, что приходит мне в голову – это «что он думает обо мне»?

Тихонько, главное – не кончить быстро, – думал молодой человек, – это и кайфа меньше, и вообще отстойно, а она, кажется мне, из тех, кого если рассердить, то пойдет и всем расскажет. Есть какие-то приемчики, мне когда-то рассказывали, может, если я попробую получать меньше удовольствия, как бы не слишком увлекаться, это продлится дольше.

Он меня запер, – думала дверь, – на два оборота, изнутри, а обычно он оставляет меня открытой, может, это из-за гостьи. Может, он запер, не задумываясь, потому что в душе хотел, чтобы она осталась. Она кажется вполне доброй, немножко грустной, немножко неуверенной в себе, но хорошей. Словно поднимаешь крышку помойной ямы – а там чистый мед.

Я бы сбегала в туалет, – думала девушка, – но я боюсь. Пол, кажется, немножко липнет. Квартиры мальчиков, что поделаешь. А если я сейчас начну одеваться всего лишь ради пары шагов, я покажусь идиоткой или истеричкой. А это меня не устраивает. Совсем меня не устраивает. Совсем.

Я бы мог кем-нибудь стать, – думал молодой человек, – каким-нибудь чемпионом, лидером, мне есть что сказать, только у меня почему-то не получается это сказать. Может, она поймет?

Кажется, я сейчас скажу «мяу», – думал кот, – что я теряю, может, меня заметят, погладят немножко, нальют в миску молока. Девочки часто любят кошек, я знаю по собственному опыту.

Какая красивая пара, – думала дверь, – я была бы рада, если бы из этого что-нибудь получилось, если бы они стали жить вместе. Дому бы очень помогла, так сказать, женская рука.

Зря боялась, – думала женщина, – пол даже чище, чем у меня, и в туалете тоже. У него такие добрые глаза, и он продолжал меня гладить, даже когда все кончилось. Не знаю, выйдет ли из этого что-нибудь, но даже если здесь все и закончится – мне было хорошо.

Может, если бы я играл на чем-нибудь, – думал мужчина, – продолжил бы заниматься, когда был маленьким… У меня в голове иногда бывают всякие мотивы. Какая она славная, когда ходит. Ступает на цыпочках, боится, что пол грязный. Хорошо, что в пятницу была уборщица.

Как раз сейчас по мне начинается хорошая передача, – думал телевизор, – как раз сейчас, когда никто не смотрит. Это бесит. Это хуже, чем бесит. Если бы только звук был включен, я бы мог закричать.

Угол

Непонятно, почему все трое называли это бильярдом, хотя на самом деле это был пул. Но, честно говоря, важно не название – важно занятие. А так они могли каждый день встречаться у бильярдного стола в кафе, устраивать некое подобие маленького турнира и чувствовать, что они чем-то заняты. Обычно выходила ничья, потому что единственный из них, у кого было немножко опыта – он вырос в Крайот, – не обладал должной координацией. У второго как раз была координация, но не было никакой особой мотивации. А третий, который буквально лопался от мотивации, не чувствовал угол, – то есть всякий раз, когда подходила его очередь, удар оказывался настолько невозможным, что у игрока даже теоретически не оставалось шансов.

Пул – это игра для двоих, так что кто-нибудь всегда сидел в сторонке, пил кофе и разговаривал по мобильному. Тот, который вырос в Крайот, звонил своей подружке и сюсюкал с ней по телефону, клал палец туда, куда говорят, и делал вид, что касается ее губ. Просто поразительно, какими дебилами могут казаться люди, когда говорят со своими подружками, особенно если очень их любят, – потому что когда ты просто с кем-нибудь трахаешься, пытаешься еще хоть как-то держать себя в руках, но когда по-настоящему влюблен, такие беседы могут звучать слегка тошнотворно. Кстати, по поводу траха: второй, тот, у которого была координация, пил не капуччино, а маленький, крутой эспрессо, и пытался рулить между параллельными звонками от всех девушек, с которыми познакомился на этой неделе. Поскольку он прилагал все усилия, чтобы ни один роман из тех, которые он держал в подвешенном состоянии, не перерос во что-нибудь серьезное, ни один и в самом деле не смог перерасти во что-нибудь серьезное, и со стороны это выглядело довольно печально.

А третий, который с мотивацией, был единственным, кто ничего не пил и почти не разговаривал по мобильному, потому что был увлечен игрой. Как-то раз он даже пытался утвердить правило, по которому мобильники выключались бы на время игры. Но другие не согласились, и это было довольно гнусно с их стороны, потому что из-за всех своих дружков и интрижек они никогда не были на сто процентов сосредоточены на игре. Сидя в сторонке, он не пил и не говорил по мобильнику, а грыз себя за то, что завалил предыдущую игру. И каким-то образом всегда выходило так, что, когда надо было сделать решающий удар, он не чувствовал угол. Честно говоря, он сидел в сторонке не слишком часто, а остальные обычно ему поддавались, потому что, когда три года тянешь лямку с одной и той же девушкой или когда чувствуешь, что тебе неловко за четырех девушек одновременно, проигрыш в бильярд вдруг кажется тебе полной чепухой. Так что в теории все должно было идти своим чередом. Но только тот, у которого была мотивация, в глубине души знал, что часто мухлюет, да еще и со своими лучшими друзьями. Это раздражало его, потому что, по сути, он был очень честным человеком. Желая найти другой выход, он каждый день задерживался, когда его друзья уже уходили, и тренировался, пытаясь понять, что делает не так. Со стороны это выглядело слегка жалко: тридцатидвухлетний лысый мальчик раскладывает шары в рядок, молотит по ним кием и почти беззвучно ругает сам себя каждый раз, когда промахивается.

Это продолжалось долго, изо дня в день, пока тамошняя официантка не решила ему помочь. Она научила его одному простому трюку: за одну десятую долю секунды до удара надо прекратить думать об ударе и подумать о чем-нибудь другом, приятном. Удивительным образом этот трюк почти всегда срабатывал, и он вдруг стал таким мастером, что его друзья больше не хотели с ним играть. Оба говорили, что причина именно в этом, но на самом деле существовали и другие причины. У этого, который из Крайота, уже должен был родиться ребенок, и он все время занимался то ультразвуком, то ипотекой, то всякими курсами по подготовке к родам. А второй от обилия девушек и неловких ситуаций был не в состоянии сосредоточиться и держать кий прямо. Так что третьему, тому, что с мотивацией, оставалось играть только с официанткой, и, несмотря на то что она всегда выигрывала, ему уже было довольно-таки все равно. Официантку звали Карен. У нее существовало железное правило – никогда не встречаться с клиентами. Но поскольку этот, с мотивацией, никогда ничего не заказывал, она, в общем-то, не считала его клиентом. Так что, – по крайней мере теоретически, – у него был шанс.

Последний рассказ, и все

В ту ночь, когда Демон пришел отбирать у него талант, он не спорил, не ныл и не устраивал скандала. «По-честному – значит по-честному, – сказал он и предложил Демону бонбоньерку «Моцарт» и стакан лимонада. – Было приятно, было занятно, было лучше некуда, но теперь время пришло, и вот ты здесь, и это твоя работа. Я не собираюсь тебе мешать. Но если можно, мне бы хотелось еще один маленький рассказик, прежде чем ты заберешь у меня талант, последний рассказ – и все, – так чтобы у меня во рту еще осталось послевкусие». Демон посмотрел на золотую обертку от шоколада и понял, что совершил ошибку, согласившись принять угощение: именно милые люди всегда и учиняют какие-нибудь неприятности. С мерзавцами проблем не бывает: приходишь, вынимаешь у него душу, сдираешь защитную пленку, вытаскиваешь талант и все. Человек может ругаться и кричать хоть до завтра – он, Демон, ставит себе на бланке маленькую галочку и переходит к следующему имени в списке. Но милые люди, все эти парни с тихой речью, сластями и лимонадом, – что им скажешь?