Страница 20 из 24
- Надо как-то отсюда выбираться, - Маша не могла спокойно стоять на месте и металась из угла в угол. При этом половицы угрожающе скрипели. Между ними кое-где зияли огромные дыры.
- Эй, конфетки, угомонитесь. А то мы сейчас поднимемся и будем вместе танцевать взрослые танцы.
Угроза подействовала, и девочка присела на шатающийся стул. Лена попыталась в полутёмном помещении обследовать облезлую обивку дивана насчёт насекомых, но, в конце концов, махнула рукой и села на краешек.
- Лена, ты папу любишь?
Детский вопрос застал Ковалевскую врасплох. Но она решила сказать правду.
- Люблю. Много лет. Но никогда ему об этом не говорила.
- Здорово! Я хотела сказать, здорово, что любишь. А почему мне призналась?
- Потому, что ты его тоже любишь, а ещё... - она замялась, не решаясь договорить.
- Лен, ты боишься, что мы не выберемся отсюда?
- Надо что-то придумать.
Время тянулось очень медленно. Их похитители смеялись и, вероятно, напивались. До них периодически доносились тосты и звон жестяной посуды. Когда спиртное иссякло, Глобус отправился за очередной порцией, а Перец некоторое время после ухода собутыльника шуршал бумагой и ругался. Наконец, на весь дом раздался его громкий храп.
Они переглянулись, сорвались с места и начали отдирать доски от окна. Дерево отказывалось поддаваться. Елена сломала себе несколько ногтей. Но её желание освободить девочку и себя было таким огромным, что она не обращала внимания на подобные мелочи. Плохо было то, что их усилия не оправдали себя. Маша на цыпочках подобралась к двери и надавила на неё. Чем чёрт не шутит, а вдруг откроется. Дверь в отличие от стула оказалась крепкой.
Они почти отчаялись, когда Лена вспомнила про свой маникюрный набор, показавшийся мужчинам столь никчемным, что они оставили его без внимания, изучая содержание сумочки. Кошелёк понравился им больше. Наверное, на эти деньги Глобус сейчас покупал алкоголь. Да бог с ними с деньгами. Нужно была убегать из этого дома, пока их сторожа не напились до беспамятства и не забыли угрозы шефа.
Ковалевская вытащила из упаковки ножницы и пилочку для ногтей. Ничего не скажешь -мощное оружие. Но, как говорится, за отсутствием лучшего...
Они с Машей трудились около часа, пытаясь разболтать гвозди, удерживающие одну из досок, когда Елена ощутила странный запах. Что-то горело.
Женщина бросилась к одной из самых больших щелей в дощатом поле и попыталась рассмотреть хоть что-то. Запах гари стал сильнее, но Перец продолжал крепко спать, храпя на весь дом. Наверное, этот идиот пытался растопить полуразрушенную сырую печь, а она начала чадить и разбрасывать искры в разные стороны. В захламленной комнате могло загореться что угодно. Неужели им суждено погибнуть в огне, и никто не опознает их, принимая за бомжей?
Елена ужаснулась такой перспективе. Она начала кричать, что есть мочи:
- Эй! Вы там! Проснитесь же! Горим!
Маша до этого терпеливо трудящаяся над гвоздем, бросилась ей помогать, выкрикивая все известные ей ругательства. Но время было неподходящим для воспитательной работы. Тем более что Елене самой хотелось сказать что-то более витиеватое. Несмотря на их совместные усилия, Перец спал.
Решив больше не тратить силы понапрасну, пленницы с удвоенной силой принялись за гвозди. Казалось, ещё немного, и первая доска поддастся. Но их было слишком много. Подбадривая себя в уме, Ковалевская продолжала выковыривать гвозди.
Внезапно со двора донёсся пьяный голос Глобуса:
- Перец! Шеф снял вахту! Ты слышишь? Допиваем и отпускаем.
Не успела Елена вздохнуть с облегчением, как с первого этажа донеслась отборная ругань. После вереницы слов, самым приличным из которых было "идиот", снизу послышалось неожиданное:
- Сматываем удочки! Тут всё сейчас рухнет, а нас обвинят!
Из щелей в окне они беспомощно наблюдали за тем, как сообщники нетвёрдой трусцой покидали посёлок. Негодяи оставили их в этом заброшенном доме гибнуть в огне, а сами без зазрения совести уносили ноги с места преступления. Душа Елены ушла в пятки от ужаса. Только присутствие Маши заставляло её мозг соображать.
Из щелей в полу чердака повалил дым. Если они не сгорят в огне, то точно задохнутся. Наверное, осознание ответственности перед Зориным и чувство вины за то, что его дочь оказалась в таком ужасном положении, удесятерила силы отчаявшейся женщины. Она оторвала злосчастную доску от окна. Образовавшаяся щель была слишком узкой, чтобы Ковалевская могла выбраться наружу. Но Маша могла бы попробовать пролезть.
- Вперёд! - скомандовала Елена.
- Я тебя не оставлю одну.
- Вот папа "обрадуется", если мы обе погибнем.
- Я высоты боюсь.
- Бесстрашная Маша, дерзящая преступникам, боится прыгнуть со второго этажа? Не верю. Лезь.
Маша с трудом протиснулась в узкую щель. Лена взяла её за дрожащие руки, и девочка повисла над землёй.
- Ну, с Богом! Прыгай и если что, скажи папе... Ничего не говори.
Глава 9.
Всю дорогу Зорин подгонял таксиста. Он сходил с ума от беспокойства. Странный друг Бэлы заверил его, что больше не будет никаких проблем, но он все равно торопился.
Алек вспомнил, как ему в вдогонку зло кричала вдова: " Твоей жене это не понравится!" Неужели Нина имела какое-то отношение ко всему этому? Очень скоро он это узнает.
Он был виноват перед Еленой. Именно его бывшая любовница устроила ей "весёлую" жизнь. Он недооценил угрожающую любимой опасность. А Маша - его драгоценный ребенок!? Беззащитная женщина и девочка оказались во власти сомнительных личностей.
Что они делают сейчас, что чувствуют среди подонков, которые без зазрения совести за деньги похищают людей? Скорее бы добраться.
Когда мимо такси промчалась пожарная машина, у Алека что-то оборвалось внутри. Тревога за дорогие жизни не давала дышать. А когда на горизонте появилось красное зарево, усиливающее краски предзакатного неба, Зорин готов был жизнь отдать за вертолёт. Он чувствовал, знал, что онибыли именно там ,в самом центре огня. Нет, Господи, нет! Они ЕСТЬ!
Зорин выскочил из автомобиля, когда тот ещё двигался. Не дай бог, с ними что-то случилось. Он превратит существование всех причастных к этому в ад!
Когда из сизого дыма вынырнула скорчившаяся худенькая фигурка темноволосой девочки, Алек вздохнул с облегчением. Маша упала в его объятия, громко всхлипывая:
- Папочка, миленький! Как хорошо, что ты приехал. Я так испугалась. Лена. Она... она...
Чёрные слёзы струились по родному лицу. Сердце Зорина замерло. Ему тоже было страшно - страшно спросить о главном. Он прижал дочь к груди и хрипло прошептал:
- Лена. Что с ней?
И тут среди этого хаоса он увидел подъезжающую карету Скорой помощи. Он успел раньше других медработников подбежать к неподвижному телу, заботливо уложенному пожарниками на ещё зелёной траве подальше от пожарища. Алек приложил ухо к её груди. Стук его собственного сердца заглушал все остальные звуки. Но он услышал главное - Лена дышала, но ее сердце билось очень слабо.
Зорин мог теперь с уверенностью ответить на вопрос "Что такое счастье?" Оно было перед ним - хрупкое и беззащитное.
Не обращая внимания на множество свидетелей, Алек нежно поцеловал Елену в губы. Ее веки дрогнули, она закашлялась, но сделала попытку улыбнуться. На покрытом копотью лице её белоснежная улыбка выглядела трогательно и прекрасно.
- Ещё один поцелуй. Как мы его назовём?
Ее голос звучал слабо и хрипло, но Зорин ликовал и плакал. И скупые мужские слёзы принесли ему облегчение. Обе его женщины были живы.
- Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? Пошевели пальцами.
- Я чувствую себя... как женщина, упавшая со второго этажа.
Елене так и не удалось пролезть через узкую щель. Прислонившись к окну и держась руками за доски, она пыталась дышать. Стоя у единственного источника воздуха, она молилась, прося Бога оставить ей жизнь ради сына и родителей. И, конечно ради Зорина и его дочери, которую успела полюбить. И когда сознание стало ускользать от нее, трухлявая рама треснула и упала. А вместе с ней на землю свалилась Лена. То, что она летела вниз, как тряпичная кукла спасло ей жизнь.