Клара и тень

Любопытно, думал он, то, что случилось с Бальди. Он видел, как пуля попала ему в голову и, словно краска, брызнула кровь, но не заметил никаких брызг мозга, ничего на самом деле страшного: только красное пятно, окрашивающее все вокруг, пачкающее гладкую белизну черепа. Он вспомнил, как в детстве такой же эффект в альбоме для рисования произвела неуклюже поставленная им чернильница. Он подумал, что заслуга за эту опрятность лежит на керубластине. Сквозь разбитое окно он видел, как один из охранников снимал куски маски, обнажая разрушение. Внутри у Бальди уже не было лица. Его мозг напоминал рваную бумагу. «Простите, – подумал Босх, глядя на это антиэстетическое зрелище, на эти каракули костей и белых тканей. – Простите. Я уделал картину». Он прекрасно знал, что Бальди невиновен. Знал, что искусство невиновно. И ван Тисх тоже: ван Тисх был всего лишь гением.

Единственным виновным был он, Лотар Босх. Вульгарный человек.

Ему наконец удалось опустить руки. Он заметил, что Вуйтерс все еще стоит рядом с ним, не сводя с него глаз.

– Знаешь, в чем дело, Ян? – сказал ему Босх, превозмогая бесконечную усталость, чтобы дать какое-то объяснение: – Мне никогда не нравилось современное искусство.

22:19

Вуд выслушала молча. Потом выключила телефон и обратилась к Стейну:

– Мой сотрудник, Лотар Босх, помешал Бруно ван Тисху завершить свое посмертное творение. Он полностью признает свою вину и принимает все последствия своего поведения. Он также сказал мне, что решил подать заявление об уходе. – Она сделала паузу. – Прошу вас рассмотреть также и мое заявление, но возложите всю ответственность за происшедшее на меня.Я не смогла правильно проинформировать господина Босха о происходящем, и господин Босх действовал, руководствуясь ошибочными побуждениями. Во всем случившемся виновата только я. Большое спасибо.

Стейн рассмеялся. Смех был тихим и невеселым. Этот смех чем-то напоминал его плач перед этим. Потом Стейн замолчал. На его лице рисовалась легкая досада, словно ему было стыдно за свое собственное поведение.

Не дожидаясь другого ответа, мисс Вуд зашагала по выложенному плиткой коридору.

Освещающая эденбургскую ночь половинка луны поднялась выше.

●●●

Кто из ангельских воинств услышал бы крик мой?

Какое-то время были звуки. Потом установилась тишина.

Сворачивая носки и укладывая их в чемодан, Лотар Босх думал, что, быть может, это и есть тот единственный вариант мира и счастья, на который такие, как он, могут надеяться в этом мире. Нет ничего лучше, подумал он, чем разгладить носки и аккуратно уложить их в сумку. Он оглядел наполовину сложенные вещи и зевающий на кровати чемодан. Сквозь открытую створку балкона спальни солнце слало ему свежий морской запах Голландии. Кровать, словно загадочная шахматная доска, была заставлена фигурами: стопками белья, носков, книг и рубашек. Босх приступил к ритуалу сборов без особого желания, но в итоге ему порадовался. Идея провести остаток лета в Шевенингене, с Роландом и его семьей, уже не казалась ему такой уж плохой. Более того, ему даже захотелось, чтоб она осуществилась. Он остался без работы, и приходилось, как говорил его брат, «начинать жить жизнью пенсионера».

А еще он увидит Даниэль. Он купил ей особый подарок в магазинчике на Розенграхт.

Подарки для Ханны и Роланда он выбрал очень быстро. Дорогие подарки, поскольку это позволяли его огромные сбережения бездетного вдовца: бриллиантовая брошь фирмы «Костер», новый компьютеризированный фотоаппарат. Но с подарком для Ниэль было труднее. Вначале он думал подарить ей японский компьютер с программой, изображавшей почти человеческое существо, о котором нужно заботиться, воспитывать, водить в школу и защищать от опасностей переходного возраста до того момента, когда оно Уйдет из дома, а этого не происходило почти никогда, разве что в программе случались ошибки или попадались вирусы. Но потом в магазине игрушек в Рокине он увидел что-то намного лучше: механического далматинца, который мог двигаться и лаять и скулил, если его надолго оставляли одного. Босх чуть было не купил его, но тут заметил в том же магазине огромного мягкого пса. Это было величественное животное, сенбернар величиной с подушку для двуспальной кровати. Сенбернар ничего не делал, не двигался, даже не лаял, но Босху он показался гораздо более живым, чем механическая собака. Он дал указание отослать его на адрес Роланда в Гааге.

И тут, когда он возвращался из магазина игрушек, проходя мимо одного магазинчика на Розенграхт, Босх увидел его.

Он немного подумал и вернулся назад. Однако решил не возвращать сенбернара, просто велел отправить его к себе домой. Потом он как-нибудь решит, что делать с этим упругим коричневым чудищем. Потом он направился в магазинчик на Розенграхт и наконец купил окончательный подарок для Даниэль.

Подарок, наверное, прибудет раньше, чем он. Он будет лаять и скулить, как механический далматинец, но к тому же будет какать и писать на ковер и поцарапает когтями какую-нибудь деревянную дверь. В нем не будет совершенства компьютерной игрушки или мягкости плюшевого сенбернара. И Босх знал об этом – когда он испортится, ничто и никто на свете не сможет его починить или заменить. Когда этот подарок испортится, он испортится раз и навсегда, и его бесконечная потеря разобьет сердца многих людей.

С такой точки зрения это, несомненно, самый плохой подарок для десятилетней девочки.

Но, быть может, Ниэль найдет в нем другие положительные свойства.

Он верил, что так оно и будет.

Когда самолет пошел на посадку, мисс Вуд взглянула на часы, вытащила из сумочки зеркало и проверила свое лицо. Результат осмотра был удовлетворительным. Следы грусти испарились. Если вообще когда-то были, подумала она.

Сообщение пришло накануне, как раз когда она собиралась уезжать в Лондон, закончив с вывозом своих вещей из амстердамского кабинета. Она узнала голос врача, доносившийся через километры расстояния, отделявшего ее от частной клиники. Голос уверял, что все прошло очень быстро. Вуд согласиться с этим не могла. На самом деле все было очень, очень медленно. «Ваш отец был уже без сознания», – сказал ей голос. Этому она могла поверить. Где было сознание ее отца? Где оно было все эти годы? Где было, когда она его узнала? Она не знала ответа.

Она отдала соответствующие распоряжения. Смерть не кончается со смертью: нужно завершить ее финансовыми и бюрократическими формальностями. Ее отцу всегда хотелось покоиться под руинами тысячелетнего Рима. Всю свою жизнь он ощущал себя скорее римлянином, чем британцем, да, именно римлянином. Он вообще презирал Италию и даже не постарался научиться правильно говорить по-итальянски. Для него важнее был Рим, величие ступать ногами по империи. «Теперь она будет у тебя над ногами. Радуйся, папа», – подумала она. Перевозка тела обойдется ей почти столько же, сколько перевозка ее картин.

Ее отец отправится в Рим в ящике. Картины из ее амстердамского кабинета полетят в Лондон частными рейсами. «Хороший итог моей жизни», – подумала она.

Она спрятала зеркальце в сумку, закрыла ее и положила себе в ноги.

Она еще не решила, что сделает по прибытии в Лондон. Ей было тридцать, и, по ее подсчетам, ей оставалось еще примерно столько же лет профессиональной деятельности. Работа для нее, конечно, найдется, она уже получила несколько предложений от компаний по охране картин, которые хотели заполучить ее к себе. Но впервые в жизни она решила передохнуть. Она была одна и совершенно не ограничена во времени. Времени, пожалуй, было даже больше, чем она себе представляла. Там наверху, в пустоте, витая над лондонскими облаками, после гибели единственной своей семьи и единственной своей работы, мисс Вуд подумала, что, быть может, у нее – вся вечность.