Страница 19 из 25
— Мир тебе, сын мой, — сказал старец, и сердце Яакова дрогнуло.
— Долог мой путь, и я очень устал. Не уделишь ли ты мне хотя бы крылышко этой замечательной птицы, дабы мог подкрепить я истощившиеся свои силы?
«Неужели я откажу Ему?», — ужаснулся Яаков. И с изумлением услышал собственный голос:
— Ты, для которого не существует тайн ни в мироздании, ни в сердце человеческом, должен понять побуждение моей души. Легче было бы мне отказать собственной матери, чем Тебе. Но если отдам я — даже Тебе — хотя бы малую толику этой курицы, то не выполню своего обета, и тогда не будет в моем сердце покоя. Ты мудр и справедлив. И Ты не осудишь меня за то, что принадлежа Тебе целиком, я так высоко расцениваю долг перед самим собой. Благослови же меня, если неразумная эта речь не вызвала Твоего гнева…
Старик молчал. Яков глядел на него, и ему казалось, что он растворяется в этих распахнутых в вечность глазах вместе со всем мирозданием, оказавшемся вдруг таким маленьким.
— Благословляю тебя, сын мой, — произнес старик. Яаков упал на колени и поднял вверх залитое слезами лицо.
— Ты ли это, Господь Авраама, Ицхака и Иакова? — прошептал он.
— Я всего лишь ничтожно малая часть Его всеобъемлющей сущности, — ответил старик и исчез…
Яаков опять потянулся к курице, и вновь почувствовал, что он не один.
Прямо перед ним стоял некто в одежде христианского рыцаря. Перья его берета колыхались от веяния ветра. Сверкающая драгоценная рукоятка висевшего на портупее меча выглядывала из под черного плаща, накинутого на плечи с изысканной небрежностью. Его лицо покрывала та пленительная бледность, которую женщины обычно приписывают несчастной любви. Он был бы похож на ангела, спустившегося на землю, если бы не черное сияние, возвышавшееся над его головой подобно короне. Он смотрел на Яакова благожелательно, со спокойной твердостью. Неземная мудрость в его глазах сочеталась с надменным безразличием ко всему, что его окружало.
— Мир тебе, — сказал гость обольстительным, как пение сирены, голосом. — Далек и нелегок мой путь. Я устал и проголодался. Проси у меня, чего захочешь за маленький кусочек твоей курицы и глоток вина.
Яаков тяжело вздохнул.
— Твое могущество и мрачное величие уступают лишь всесилию Того, кто тебя создал, — ответил он, стараясь не задеть тщеславия своего гостя. — Я не могу попотчевать тебя этой курицей, потому что поклялся, что съем ее один до последнего кусочка. Ты ведь не обрушишь из-за этого на меня свой гнев? Мне бы не хотелось ссориться с тобой, Князь мира.
— Не обрушу, — улыбнулся гость. — Тем более, что я знаю, кому ты отказал до меня. Мое самолюбие удовлетворено. Теперь в его глазах светились понимание и затаенная печаль. «Он знает, о чем я его сейчас спрошу», — подумал Яаков. И спросил:
— Почему ты восстал на Творца своего?
В глазах гостя сверкнуло и сразу исчезло темное пламя.
— Потому что Он создал мир ущербным. Лишь Он один совершенен. Это несправедливо. Я позавидовал совершенству…
И он исчез…
Яаков уже не без опасения потянулся к курице, и вновь почувствовал, что он не один…
Прямо перед ним стояло существо настолько худое, что походило на скелет, обтянутый кожей. Из-за худобы глаза на лице-черепе казались неестественно огромными. Злое пламя неутоленного голода металось в них. И еще было в этих глазах скрытое глухое беспокойство.
— Я тяжело работаю вот уже вереницу тысячелетий, — сказало это существо голосом, похожим на прикосновение холодного скальпеля к человеческой коже. — Я бесконечно устал и проголодался. Силы мои на исходе. Может, ты угостишь меня маленьким кусочком своей курицы, добрый человек?
Яаков молча смотрел на него. Потом схватил нож за тяжелую рукоять и одним ловким ударом разрубил курицу на две равные части.
— Раздели со мной трапезу, дорогой гость, — пригласил он. — Вот только вино нам придется пить из одного стакана, ибо, не предвидя столь приятной встречи, я не запасся лишней посудой.
Гость не заставил себя упрашивать. Несколько часов провели они обгладывая куриные косточки и передавая друг другу стакан, пока не опустела бутылка. Гость оказался веселым и остроумным собутыльником, да и Яаков не уступал ему в умении веселить душу в застольной беседе.
Когда от курицы остались две аккуратно разложенных горки обглоданных косточек, а пустая бутыль завалилась на бок, уставив на Яакова горлышко, как пистолетный ствол, гость вдруг стал серьезным:
— Спасибо, друг, за эту замечательную курицу и за это живительное вино. Признаюсь, что более приятного собеседника, чем ты, не было у меня от начала времен. Благодаря тебе у меня достанет теперь сил на многие тысячелетия нелегкой работы. Но удовлетвори мое любопытство. Почему ты поровну разделил со мной свою курицу, отказавшись до этого уделить хотя бы маленький кусочек Тому, кого ты называешь Адонаи, и Демону зла?
Яаков смутился: — Когда я увидел тебя, Ангел Смерти, то понял, что у меня не осталось времени даже попробовать эту курицу. И я подумал, что ты, быть может, позволишь мне отведать ее, пока будешь насыщаться сам.
Его сотрапезник засмеялся. — Клянусь могилой, — произнес он почти с нежностью, — ты отличный товарищ.
— А теперь не удовлетворишь ли ты мое любопытство? — осторожно поинтересовался Яаков.
— Спрашивай.
— Почему Вы все явились именно ко мне, простому еврею?
— Потому что ты владелец Книги, составленной в Вавилоне твоим предком Йосефом Эбрео по озарению свыше. Эта книга запечатлела связь времен. С ее владельцем могут случаться чудесные вещи. К тому же, хоть ты этого и не знаешь, в твоих жилах течет лучшая кровь Израиля. Ты не простой еврей, а прямой потомок царя Давида, к которому благоволил Господь. Можешь считать все произошедшее Испытанием, смысл которого так и останется скрытым от тебя…
Ангел Смерти вдруг встал перед ним во весь рост.
В руке его появился огненный меч, а на плечах — темный плащ, усеянный мерцающими звездами, похожий на ночное небо. Яакову показалось, что тысячи глаз смотрят на него, наполняя душу странным трепетом. Но не было страха в его сердце.
— Мне пора, — сказал Ангел Смерти. Голос его тоже изменился, и напоминал теперь рокот прибоя.
— Когда я вновь увижу Тебя? — сорвалось с губ Яакова.
— Скорее, чем ты думаешь.
Яаков похолодел.
— Не бойся, — улыбнулся Ангел Смерти, — я не из тех, кто платит злом за добро. Вот, возьми.
Он протянул Яакову маленький пузырек с янтарной жидкостью.
— Это мой подарок на твой день рождения. В этой склянке целительный бальзам. Какая бы хворь не одолевала человека, он выздоровеет от одной капли этой жидкости. Но при одном условии. Ты увидишь меня каждый раз, когда придешь к больному. Если я буду стоять у него в ногах, — смело давай ему лекарство. Если же я буду находиться у его изголовья, — то лечение бесполезно, ибо его срок настал…
И он исчез…
Вернувшись домой, Яаков даже Сарре не рассказал о том, что произошло с ним. Он сам склонен был считать случившееся миражем, возникающим иногда в пустыне перед изнуренными паломниками. «Всего лишь игра воображения», — бормотал он, взвешивая на ладони пузырек с янтарной жидкостью.
Но пузырек был на удивление реальным, холодным и тяжелым…
…Однажды заболел сын раввина, — одного из ученейших мужей города. Все евреи почитали этого раввина, проводившего жизнь в молитве и ученых занятиях, толковавшего божественный закон с такой убедительной простотой, что слава его имени распространилась далеко за пределами Сарагоссы.
Его первенец умирал от неведомой болезни, и молитвы, которые неустанно возносили Господу евреи, не помогали ему.
Яаков пришел в дом, где витала смерть, и сказал:
— Рабби, если ты позволишь, я попытаюсь спасти твоего сына. Раввин поднял выцветшие глаза, пристально посмотрел в лицо этого человека, и разглядел в нем что-то, вселившее в него надежду…
Когда Яаков вошел в комнату, где метался в лихорадке ребенок, то сразу увидел Его. Стоявший неподвижно у окна Ангел Смерти повернул голову и кивнул ему, как старому знакомому. Потом медленно проплыл по воздуху к детской кроватке и опустился на пол у ног ребенка…