Сальто-мортале

Луиджи Малерба

Сальто-мортале

Мне это чудится или ты тоже слышишь? Этот гул, этот приближающийся гул. Откуда он доносится? С неба, из-под земли? Успокойся, все тихо. Значит, звенит у меня в ушах? Нет, он доносится откуда-то издали. Значит, этот гул, этот приближающийся гул — не обман слуха. Так вот, я скажу тебе, что это такое: это гудят радиотелевизионные антенны в Санта-Паломба.

ГОВОРИТ ПАПА РИМСКИЙ.

Пожалуй, ты прав, я услышал несколько латинских слов, он только что сказал: «Magis magisque [1]». Конечно, папа произносит свои послания на латыни — на каком же еще языке ему говорить? Это его родной язык, так же как у французов — французский, вот уже много веков папа говорит по-латыни. Но, прости, ведь латынь — мертвый язык! Папа говорит на том языке, который ему приятен. Хорошо, пусть на латыни, однако этот гул, этот приближающийся гул не может исходить от папы. Но папа, когда он гневается, подобен громовержцу. В небе Павоны летают полчища мух — по-моему, от них и весь этот гул. Нет, ты ошибаешься, поверь мне, это папа читает послание по ватиканскому радио.

Воздух был густым и пыльным, как перед налетами американских бомбардировщиков. Издали доносился неясный гул, воздух начинал дрожать, и внезапно вместе с ветром ввысь взметалась пыль, деревья дрожали, как осенние листья, собаки убегали, поджав хвост, точно в предчувствии землетрясения. Это воспоминания тех далеких лет или же сейчас будет налет? Вот уже американцы летят из Сицилии с грузом бомб на борту — «летающие крепости». Этот гул, этот приближающийся гул — самолеты. Успокойся, Джузеппе, война давно кончилась, и на земле царит мир. И все-таки гул доносится с неба, это с гуденьем приближаются самолеты. Ну, верно, это итальянские самолеты с военного аэродрома Пратика-ди-Маре — они участвуют в маневрах. Слышен даже грохот взрыва, когда они преодолевают звуковой барьер. Не пугайся, они никому не причиняют зла, летают себе по небу и пусть себе летают. Но я слышу сейчас, как дрожит под ногами земля, а ты слышишь? Странно, что земля дрожит, ведь реактивные самолеты с Пратика-ди-Маре летают высоко в небе. Нет, вот увидишь, это танки, это они гудят, это танковый гул, все ближе и ближе. Я узнаю их, я слышу грохот танков, они надвигаются со стороны моря. Это они высадились на плацдарме между Анцио и Неттуно и сейчас подходят к городу. Я вижу, как вон за тем кустарником что-то колышется. Это они — танки.

Да нет же, ты ошибаешься.

Джузеппе, дружище, ты спишь? Как можно спать, когда стоит такой гул, надвигается гул? Я сплю очень крепко, и меня, поверь, не разбудить ни орудийным залпам, ни разрывам авиабомб, ни грохоту самолетов, преодолевающих звуковой барьер.

Скоро прилетит огненный шар и разрушит все. Это он и летит. Все ближе и ближе. Он похож на дракона. Послушай, ты путаешь сказки с Библией, порой случается такая путаница. Нет, я чувствую: прилетит огненный шар, похожий на дракона, и всю равнину затопит. Ты спутал все на свете: тебе, верно, припомнился всемирный потоп, а огненные шары — они появятся только в будущем. А пока, кто их когда-либо видел? Как, а Хиросима?! Ты прав, я молчу и в наказание сам отрежу себе уши.

Нет, подожди, не отрезай.

Полчища мух вьются над радиотелевизионной антенной в Санта-Паломба, воздух колышется, земля дрожит и пусть себе дрожит. Я устал от этого гула, от этого приближающегося гула. Вот летят мухи, они все ближе, спускаются с неба на землю, их несметное множество — все небо почернело.

ТУТ ПОНЕВОЛЕ ИСПУГАЕШЬСЯ.

Что ты собираешься делать? Сам не знаю, но съесть себя живьем я им, конечно, не дам. Павонский край велик, там есть куда направить свой путь, есть места близкие и дальние, дороги, ведущие вверх и ведущие вниз, можно уйти и уехать, убежать или же тихонько удалиться, наконец, можно спрятаться. Джузеппе, дружище, может, тебе и стоит удрать. Но куда? Неважно куда, лишь бы подальше отсюда. Из-за того, что произошло у Средневековой башни?

Говорят, что там вся трава была залита кровью, и еще, что на лугу нашли нож. Не вырос же он вдруг из земли. Из земли внезапно вырастают грибы — осенью, после дождя. Чаще всего в каштановых лесах, но иной раз и на лугах, их так и называют — луговые грибы.

А теперь беги, Джузеппе, вставай и беги, потому что уже очень поздно. В каком смысле поздно? У меня нет никаких дел! Но не можешь же ты лежать неподвижно, мир — в беспрестанном движении, вот и ты должен двигаться, и без отдыха. Иначе опоздаешь на свидание. Но у меня нет никаких встреч, свиданий, меня нигде и никто не ждет. Что тебе стоит назначить свидание? Есть у тебя жетон? Тогда позвони по телефону. Ну, пошевеливайся, не стой столбом. Если кто-то бежит, значит, он спасается бегством, а я не хочу спасаться бегством.

Я НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ.

Быть того не может, что-то ты наверняка сделал.

Теперь в них не врежутся самолеты. Для этого на вершине радиотелевизионных антенн в Санта-Паломба и установили красные сигнальные огни. Огни всегда горят ночью, и они видны издали. В нескольких километрах от Санта-Паломба — военный аэродром Пратика-ди-Маре, с которого взлетают и на котором совершают посадку самолеты, реактивные самолеты. Красные огни установили для них. Вокруг антенн расстилается Павонский край с низменностями и возвышенностями, холмами и оврагами, а дальше начинаются горы.

Всего двадцать четыре километра от Рима, и, однако же, вы увидите заброшенные поля и дома, точно это пустыня в джунглях или камни в саванне. Насколько хватает глаз — одна сплошная пустыня. Этот край — настоящая tabula rasa [2], но по данным Земельной управы и согласно картам Военно-топографического института тут есть дороги и тропинки, колодцы, шахты, ручьи, кладбища, руины, стены, оштукатуренные и каменной кладки, заводы. Где же они, эти заводы? Неподалеку от Латины есть заводы, но здесь — ровным счетом нет ничего. Цистерна, палисадники, памятники, но кому? Мадзини, Гарибальди? Эти двое и сюда попали. Встречаются мосты, но чтоб были мосты, должны быть и реки. Какие реки? Где они? Маяки... Какие еще маяки, если я ни одного не вижу! А между тем маяки для того и строят, чтобы они были видны. Здесь, если верить карте, должен быть родник — где он, этот благословенный родник?

ТУТ НИЧЕГО НЕТ.

На карте все имеет условное обозначение, у каждого клочка земли свое название, но никто об этом и слыхом не слыхал. На карте значится «Святая Мария Форнарольская» или «Матерь запоздавших», «Мадонна головокружений» или «Святой Гаспар Буйвола», но почему именно Буйвола? В мире столько животных, однако я ни разу не видел буйвола в этих краях. Та же карта гласит: пункт «Кварта сердца», «Кварта делле Джинестре», «Кварта Массиметта», но что это за кварты такие? Никто о них даже не слыхал.

Вот я и говорю: стоп, кто их придумал, эти кварты, в Земельной управе и Военно-топографическом институте? Зачем вы выдумываете названия, а потом никому о них не сообщаете? Да над вами вместе с вашими названиями и условными обозначениями даже куры смеются! Прежде всего это относится к топографу, чья подпись стоит на карте, некоему Мачоти, и к капитану, который производил съемку местности, некоему Гудичини, и к первому топографу Луччикини. Первому среди кого? Почему он первый топограф? Кто же остальные? Сколько их? Как ему удалось стать первым? Наверно, тут не обошлось без блата.

Карта гласит: географические координаты нанесены в соответствии с эллипсоидом, сориентированным на Рим — Монте-Марио. Что это еще за эллипсоид? Лучше бы выражаться попроще.

Осматриваюсь вокруг и вижу одни поля, никаких знаков, но на карте указано, что итальянская сетка нанесена согласно проекции Гаусса — Боаги, эллипсоид международный. Только где она, эта итальянская сетка? Что-то ее не видно. А кто такой Гаусс — Боага? И вообще, это два человека или же один? Кто он, кто вы? Либо спрячьтесь подальше, либо меняйте профессию, синьоры картографы.

1

И еще больше ( лат.).

2

Нечто чистое, нетронутое (лат.).