Какого цвета небо

– Да. Вот именно! – сказали Рая с Любой, и мне опять было не понять: шутят они или нет?

– Ну, вообще-то… – глухим басом начал тугодум Совков, – нельзя сводить жизнь к элементарному: еде – одежде – спанью. Вообще в животного превратишься!

– Очень правильно! – сказал я и вытаращил глаза.

Инна Солодовникова – она тоже окончила школу с медалью и вместе со мной составляет третью возрастную часть нашей группы – уважительно глядела на Совкова, строго прервала меня:

– Перестань паясничать, Иван!

И я опять вспомнил Лену, даже, воспитывающая интонация у Инны была та же.

– Дитя ты еще, Ванюшка, – улыбнулась Капитонова.

– Хорош ребеночек! – завистливо проговорил Мангусов.

– Да-а-а, у Заболотной тогда отличился! – усмехнулся Золтанов.

– Это он для удобства под дурачка работает, – сказал Казя.

_ – Пап-ра-шу не оскорблять товарища! – Рая с Валей одновременно придвинулись ко мне: – Иван, мы приглашаем тебя на танцы! Пойдешь?

– Он женат! – напомнил Казя.

– Он – не может! – пояснил Мангусов.

– Иван! – сказали Рая с Валей. – Мы здесь все свои: сколько раз изменял жене? Только честно!

Хорошо хоть звонок на занятия зазвенел.

Профессор Серегина, скромная и худенькая старушка – Мангусов говорил «дробненькая», – читала нам математический анализ и аналитическую геометрию. Ничего профессорского в Серегиной не было, хотя и не одно уже поколение студентов сдавало математику по ее учебнику. Встретил бы ее в магазине – решил, что ведет хозяйство, растит внуков. Одета просто, волосы старомодно уложены узлом на затылке, беленький воротничок выпущен на пиджак почти мужского покроя. Студенты сейчас вообще хорошо одеты, поэтому очень простецкой казалась Серегина на нашем фоне. А после лекций ее встречал шофер на «Волге».

– Живут же люди! – говорили Рая с Валей.

– Близок локоть!… – вздыхал Казя. И они опять начинали хохотать.

– Дети! – говорил я Капитоновой, кивая на них. Аналитическую геометрию Серегина читала нам параллельно с анализом. Очень занятно мне было, когда заданные в отвлеченной форме, в виде уравнений прямые и плоскости вдруг приобретали совершенно ощутимое значение: каждую из них можно было далее вычертить в тетради или на доске! Попробовал и самостоятельно проделать некоторые задачи – тоже получалось. А Мангусов – мы с ним обычно рядом сидим – вздохнул:

– Вот и мне так легче, когда увижу уравнение в виде плоскости или прямой, вообще фигуры. Прикладные мы с тобой люди, что ли?

Я посмотрел на него:

– Инженеры, а не ученые?

– Ну, наверно… Начерталка нам с тобой должна прийтись по душе.

И все-таки у меня неожиданно оказалось два хвоста: задания по начерталке и по физике. Вот как это получилось.

После практических занятий по физике отношение ко мне в группе слегка изменилось. Кое у кого, вроде Кази, открылись новые возможности, которые они и не замедлили использовать.

Казя сел рядом со мной по другую сторону от Мангусова. И мне, и другим было ясно, почему он пересел за мой стол.

– Иван, я буду заботиться о тебе! Если ты будешь делать еще и мои задания, твой технический кругозор значительно расширится, понимаешь?

– Как не понять! – сказал Мангусов.

– Вот так-то, Иванушка. – Казя взял у меня из-под носа тетрадку. – А ну-ка, проверим твой почерк.

– Совершенно несгибаемый человек! – сказал я Мангусову.

– Ничуть не удивлюсь, если именно Казя будет первым на Луне! – ответил он.

– А я вам оттуда «сделаю ручкой»! – пообещал Казя, уже списывая с моей тетради домашние задачи по аналитической геометрии.

И по физике, и по начерталке каждому из нас выдали отдельные задания. Срок сдачи и того и другого – первое ноября. Из всей нашей группы первым начал выполнять задания я, но только не свои.

Казя на лекции Малышева подсунул мне свое задание по начерталке. Я сначала машинально взял его, а потом уже и с интересом начал разбираться, чуть тут же не стал решать. Но Мангусов забрал от меня задание Кази, сказал ему:

– Ты ведь свой диплом хочешь иметь, не чужой? – И демонстративно спрятал задание Кази в свой большой и красивый портфель, еще добавил: – Тридцать второго Иван тебе сделает, у него на свои-то задания времени нет!

– Вот чудаки! Да я просто так показал Ивану.

– Лекция идет! – строго напомнил Мангусов.

А через день или два Казя, угостив меня предварительно сигаретой, чем тотчас напомнил мне Петю-Петушка, пригласил меня к подоконнику в коридоре, на клочке бумажки начертил окружность, сверху и снизу зажатую двумя плоскостями, спросил безразлично:

– Как тебе кажется, какое движение будет у шара – абсолютное и по отношению к плоскостям, – если плоскости движутся параллельно и в одну сторону?

– Абсолютное такое же, как и у плоскостей, а относительного не будет.

– Так я и думал, – кивнул он. – А если плоскости движутся с равными скоростями, но в разные стороны?

– Центр тяжести шара будет оставаться на месте, а линейные скорости на его поверхности… – и замолчал, проверяя себя на всякий случай, – да, будут равны линейным скоростям плоскостей.

– Так я и думал. А угловая скорость шара?

– Поделишь линейную скорость плоскости на радиус шара, угловую получишь в радианах.

И тут мне стало самому интересно: а как вообще может меняться угловая скорость шара при изменении линейных скоростей плоскостей? Да если еще варьировать его диаметром, величинами коэффициентов трения, качения и скольжения?

– Забавная задача, а?… – спросил Казя, свернул свой клочок бумажки, затолкал его в карман моего пиджака.

– Ты знаешь, – сказал я, – а ведь она кажется простой только на первой взгляд.

– Ну, а я про что говорю? – удовлетворенно закончил он, и мы пошли в аудиторию.

Я сидел, слушал Левашову, даже записывал, что она говорила, и все никак не мог перестать думать про этот шар, зажатый в двух плоскостях. Так и видел, как он то вращается, то скользит, то начинает двигаться в сторону, обратную той, в которую идет одна из плоскостей. Оказалось, что, меняя движение плоскостей, коэффициент трения и диаметр, можно заставить шар двигаться как угодно. Даже хотел, помнится, тут же на лекции достать Казин клочок бумажки, попробовать решать. Только присутствие Мангусова и сдержало меня.

По средам мы не занимаемся. После ужина Татьяна села за письменный стол, стала что-то писать. Я даже обрадовался этому, пристроился в кухне на столе, чуть не с наслаждением начал решать задачу Кази. Так мы с Татьяной просидели целый вечер, и очень удивились оба, когда сели пить чай: было уже двенадцать.

В четверг перед началом занятий я показал Казе решение его задачи: на четырех листах были разобраны в общем виде все возможные варианты движений шара. Казя стиснул мою руку, спрятал листки. А я-то еще думал, что мы с ним разберем мои выводы, даже поспорим!…

– Эх ты, Иванушка!… – сказали мне Рая с Валей, видевшие это.

– Вчера вечер сидел? – спросил Мангусов. Капитонова качала головой, а я вспомнил, как Веселов цитировал Даля: «Добряк, простак…»

– Ну обожди, милок!… Тебя еще жареный петух клюнет! – сказал Мангусов Казе.

– Жареный, может, и клюнет, но Ванюшка-то не годится для этой роли! Люди разные, но все они занимают свое место в биологической таблице. Как вы думаете, умный был человек Дарвин? То-то и оно, что умный! Значит, борьба за существование – продолжается! Пусть по виду она и совсем не похожа на борьбу. – И заключил торжественной цитатой неизвестно из кого: – «Овец стригли, стригут и – стричь будут!»

Я на всякий случай обнял Мангусова за плечи, а тут и звонок на лекцию зазвенел. Мангусов сказал Казе:

– Видишь, сколько нас здесь?! – У входа в аудиторию толпился чуть ли не весь наш поток, у Кази медленно и сильно стало вытягиваться лицо. – Дорого ты, Казимир, заплатил за свое домашнее задание по физике! Нашим мнением о себе ты заплатил, понял?!

– А нам ведь, возможно, после вуза вместе работать! – сказали Рая с Валей.