Страница 43 из 57
Я сел на скамейку и стал ждать свою невесту.
В тот день я надел голубые джинсы и голубую рубашку. Волосы я зачесал назад, как это делал мой дед. Он смазывал волосы бриллиантином, а я использовал специальный гель. Моего набриллиантининного деда я никогда не видел. Про него мне рассказывала бабушка. Она говорила, что всю неделю дед горбатился на работе, но по воскресеньям, или, как она выражалась, — «на праздник», всякий раз элегантно одевался, отдавая предпочтение голубым сорочкам. Дед тщательно брился, не менее тщательно зачесывал волосы назад и смазывал их бриллиантином. Бабушка рассказывала, что эта привычка появилась у него еще в юности, и, увидев его в первый раз, она влюбилась в него сразу же с пол-оборота. Горожане в то время собираюсь на площади, где проходили воскресные гулянья. Дедушка заметил ее, подошел и пригласил на танец, но бабушка отказала ему — не потому что не хотела, а потому что она разволновалась. С каждым новым танцем дед снова подходил к ней и приглашал танцевать. На седьмой раз она согласилась. С этой минуты они больше не расставались, а через год, накануне главного городского праздника, стали мужем и женой.
Я хотел, чтобы у Микелы сохранилось незабываемого впечатление от нашей встречи в парке. По дороге я купил ей букет цветов. Свидетелем со своей стороны я выбрал Ника Дрейка и взял с собой текст одной из его песен. Я еще не знал, кого выбрала Микела.
Как она входит в парк, я увидел издалека. Волнуясь, я поднялся со скамьи. Несмотря на то что это была игра, меня даже дрожь пробирала от волнения. Микела надела светлое платье с матовым отливом. В руке она держала книгу и пакет. Когда она остановилась передо мной, мы оба улыбнулись. Это был наш фильм, нам нравилось сниматься в нем, свои роли мы играли с увлечением, весело.
Как правило, молодожены думают, что они заключают свой союз навеки, до гробовой доски. В жизни, правда, «навеки» не существует. Но в это «навеки», по крайней мере, надо верить.
Церемония бракосочетания была короткой. Несколько минут мы молча смотрели в глаза друг другу.
— Мне не терпится обвенчаться с тобой, — сказал я ей.
— Мне тоже, — ответила она.
Я вынул два колечка, и мы по очереди надели их друг другу на пальцы.
Сразу после этого я прочел посвященные ей слова из песни Time Has Told Me моего свидетеля Ника Дрейка:
Стихи тронули ее, я это понял по ее лицу. Потом она прочла мне отрывок из 116-го сонета Шекспира, ее свидетеля. Она сама перевела его на итальянский:
Пока она читала стихи, я совершенно забыл о том, наша свадьба была игрой, — настолько искренними правдивыми казались мне все прозвучавшие слова.
Мы поцеловались.
— Нам полагается принести друг другу клятву. Я свою клятву написала сегодня утром за завтраком, — сказала Микела.
Она вытащила из пакета бумажную салфетку и стала читать:
— Принимаю тебя, Джакомо, как мужа своего и отдаю тебе всю душу свою на оставшиеся нам дни. Обещаю вкушать вместе с тобой плоды моих замыслов, мыслей, моих чувств. В дар тебе я приношу себя, какой я была, какая я есть и какой я буду. Ты тот, кого я ждала в своей жизни. Теперь твоя очередь.
— Я ничего не приготовил, за исключением Ника Дрейка.
— Можешь придумать на ходу.
Через несколько секунд я произнес:
— Перед лицом Господа беру тебя, Микела, себе в жены на ближайшие четыре дня. Клянусь не давать тебе пустых обещаний, но готов разделять с тобой дар любви, любить тебя всем сердцем. Ты раскрыла лучшие струны моей души, рядом с тобой я увидел себя другим человеком, и это останется со мной навсегда.
Она поцеловала меня и прошептала:
— Здравствуй, супруг…
— Если кто-нибудь узнает, чем мы занимались в последние дни, то решит, что нас обоих пора отправлять в психушку, — ответил я.
— А какое нам дело до других? До чужих пересудов, чужих мнений и суждений? И потом, все эти клятвы и обещания, которые люди дают всерьез, — это разве не безумие?
Потом, уже как новобрачные, мы пошли обедать. Свадебный банкет мы устроили в ресторанчике на Хьюстон-стрит. В праздничном меню были бутерброды с гигантскими огурцами и жареный картофель.
После обеда мы решили прогуляться и совершенно случайно оказались перед аудиомагазином. Тем самым, где задешево продают компакт-диски.
— Давай купим что-нибудь для нашей свадьбы, — предложил я.
Свой выбор мы остановили на Луи Армстронге и Элле Фитцджеральд. Эта пара лучше всего соответствовала нашему настроению. Сначала я хотел взять «Порти и Бесс» Джорджа Гершвина, но там не было песни Cheektocheek [8]которая нравилась Микеле. Тогда я попросил диск Ella& Louis.С этого дня Cheektocheekстала нашей песней.
По дороге домой мы оказались перед церковью на востоке 3-й улицы. Мы вошли и сели на скамью. Сидели молча. Не знаю, о чем думала Микела, я же думал о нас, о матери и бабушке, о Сильвии, о своей собаке и еще о многих других. Когда мы поднялись и пошли к выходу, Микела остановилась около образа Мадонны, сняла свое обручальное кольцо, затем мое и опустила их в щель ящика для пожертвования. Потом она взяла две свечи, и мы зажгли их. Я не сказал ни слова, потому что был согласен с ней. Я поднял глаза, посмотрел на Микелу и забыл обо всем на свете. Мне показалось, что весь мир исчез, что за стенами этой церкви ничего больше не осталось. Я просто смотрел на свою любимую, и у меня не возникало и тени сомнения в том, что такие чувства возможно испытывать к женщине, с которой познакомился не так давно. Казалось, рассудок на несколько мгновений оставил меня. Когда Микела оглянулась и посмотрела мне в глаза, я вздрогнул, у меня даже мурашки по коже пробежали.
На улице нас ослепил яркий дневной свет.
— Правда, красиво было в церкви? — спросил я у нее.
— Да. Я довольно часто захожу в церковь. А ты знаешь, что я писала диплом по средневековой иконографии Девы Марии?
— Интересно… Как-нибудь объяснишь мне, что это такое. А ты веришь в Бога?
— Я агностик.
— Агностик? А что это конкретно значит?
— Агностик — это человек, который утверждает, что он не знает ответа на вопрос, касающийся существования Бога, или же что человеку, невозможно постичь Божественный промысл, поэтому он не может сказать что-то определенное о Его существований. А ты в Бога веришь?
8
Щека к щеке.