Страница 53 из 144
Мэри сидела клуша клушей, она была слишком глупа, чтобы что-нибудь придумать. Она была настолько глупа, что даже соврать не могла: она совершенно не умела выкручиваться.
— Это комик, мисс Броди, — сказала она.
— Ты хочешь сказать — комедийный актер, шут?
Класс захихикал.
— Веселые картинки, — сказала Мэри.
— Веселые картинки, вот оно что. Сколько тебе лет?
— Десять, мадам.
— Ты уже слишком большая, комиксы не для десятилетних. Дай сюда.
Мисс Броди взглянула на яркие страницы.
— Ну как же — «Тигренок Тим»! — И она бросила книжку в мусорную корзину. Заметив, что все глаза прикованы к корзине, она вынула оттуда книжку, разорвала ее в клочья и кинула обратно. — Слушайте меня, девочки. Пора расцвета — это то, для чего рождается человек. Сейчас, когда наступила пора моего расцвета… Сэнди, ты отвлекаешься. О чем я говорила?
— О вашем расцвете, мисс Броди.
— Если кто-нибудь сюда придет, — сказала мисс Броди, — не забудьте, что мы занимаемся английской грамматикой. А пока что я расскажу вам немного из своей жизни, о времени, когда я была моложе, чем сейчас, хотя и на шесть лет старше, чем тот человек.
Она прислонилась к вязу. Был один из последних осенних дней, и под порывами ветра листья стайками слетали на землю, падали на детей, и те радовались возможности пошевелиться, безнаказанно поерзать, сбрасывая листья с волос и колен.
— «Пора туманов, зрелости полей» [14]… В начале войны я была помолвлена с одним молодым человеком, но он пал на полях Фландрии, — сказала мисс Броди. — Сэнди, ты что, решила затеять стирку?
— Нет, мисс Броди.
— Почему же у тебя закатаны рукава? Я не собираюсь иметь дело с девочками, которые закатывают рукава, пусть даже в самый погожий день. Опусти их сейчас же, мы цивилизованные люди. Он пал за неделю до объявления перемирия. Пал наземь, как осенний листок, хотя ему было всего двадцать три года. В классе мы найдем на карте Фландрии то место, где похоронили моего возлюбленного, когда вас еще и на свете не было. Он был беден. Родом из Эйршира, из деревни, он был прилежен и способен к ученью. Делая мне предложение, он сказал: «Нам придется воду пить и ходить неспешно». Так говорили у Хью в деревне, когда хотели сказать «жить скромно». «Нам придется воду пить и ходить неспешно». Что означает эта поговорка, Роз?
— Что вам придется жить скромно, мисс Броди, — ответила Роз, шесть лет спустя завоевавшая громкую славу своей сексапильностью.
Рассказ о павшем женихе мисс Броди шел полным ходом, когда вдали показалась директриса мисс Маккей, направлявшаяся к ним через лужайку. Из маленьких поросячьих глазок Сэнди уже капали слезы, и они заразили ее подругу Дженни, впоследствии прославившуюся на всю школу своей красотой. Дженни всхлипнула и полезла за носовым платком, заткнутым за резинку панталон под коленкой.
— Хью был убит за неделю до перемирия. А потом были всеобщие выборы, и люди кричали: «Кайзера на виселицу!» Хью — Лесной Цветок, покоящийся в могиле.
У Роз Стэнли слезы лились ручьем, Сэнди скосила заплаканные глаза, наблюдая за продвижением мисс Маккей, которая, подавшись всем телом вперед, шествовала через лужайку.
— Я к вам на минутку и тотчас уйду, — сказала директриса. — Из-за чего это вы, малышки, плачете?
— Они растроганы моим рассказом. У нас урок истории, — ответила мисс Броди, ловко поймав на лету падающий лист.
— Плакать над историей в десятилетнем возрасте! — воскликнула мисс Маккей, глядя на девочек, которые, пошатываясь, поднялись со скамеек, все еще ошеломленные рассказом о воине Хью. — Я только на минутку и уже ухожу. Что же, девочки, начался новый семестр. Надеюсь, вы отлично провели летние каникулы, и жду от вас отличных сочинений о том, как вы их провели. Не стоит плакать над историей в десять лет. Право же!
— Вы благоразумно поступили, не ответив на заданный вопрос, — сказала мисс Броди, когда директриса ушла. — В сложных ситуациях лучше не говорить ни слова — ни плохого, ни хорошего. Слово — серебро, а молчание — золото. Мэри, ты меня слушаешь? Повтори, что я сказала.
Мэри Макгрегор, неуклюжее существо — два глаза, нос и рот, снежная баба, да и только, впоследствии прославившаяся тем, что была дурехой и всегдашним козлом отпущения, а в двадцать три года погибла в горящем отеле, — рискнула ответить:
— Золото.
— Что золото? Как я сказала?
Мэри обвела взглядом все вокруг и посмотрела наверх. Сэнди прошептала: «Опавшие листья».
— Опавшие листья, — повторила Мэри.
— Попросту говоря, — сказала мисс Броди, — ты меня не слушала. Если бы только вы меня слушали, малышки, я бы сделала из вас сливки общества.
Глава вторая
Мэри Макгрегор, хоть и прожила на свете двадцать три с лишним года, так никогда и не поняла, что Джин Броди не вдавалась в откровенность с другими учителями и история ее любви рассказывалась только ее ученицам. Когда через год после начала второй мировой войны Мэри записалась в женскую вспомогательную службу военно-морского флота и стала неловкой и бестолковой медсестрой, на которую часто валились все шишки, она не очень-то вспоминала Джин Броди, хотя никогда не относилась к ней плохо. Но однажды, в самую горькую пору, когда первый и последний кавалер Мэри, капрал, с которым она была знакома две недели, бросил ее, не явился на свидание и вообще больше не показывался на глаза, она перебрала в уме свое прошлое, стараясь понять, была ли когда-нибудь по-настоящему счастлива, и ей показалось, что те первые годы, проведенные с мисс Броди, когда она сидела за партой, слушая разные истории и суждения, не имевшие ничего общего с ее привычным окружением, и были самым счастливым временем в ее жизни. Она подумала об этом между делом и больше уже никогда не возвращалась мыслями к мисс Броди. Она пережила свое унижение и погрузилась в привычное для нее состояние тупой озадаченности, продолжавшееся до тех пор, пока она не погибла во время пожара в отеле в Камберленде, куда приехала в отпуск. Из конца в конец бегала Мэри Макгрегор по коридорам в удушливом дыму. Она то бежала в одну сторону, то поворачивала и бросалась обратно, но и там и там дорогу ей преграждала стена огня. Она не слышала ничьих криков, потому что гул пожара заглушал крики; она не кричала сама, потому что дым душил ее. Повернув в третий раз, она наткнулась на кого-то, упала и умерла. Ну а в начале тридцатых годов, когда Мэри Макгрегор было десять лет, она безучастно сидела в классе мисс Броди.
— Кто пролил чернила? Ты, Мэри?
— Я не знаю, мисс Броди.
— Полагаю, что ты. Я никогда не видела более неловкой девочки. Если даже тебя не интересует, о чем я говорю, по крайней мере сделай вид, что тебе интересно.
Это и были дни, которые Мэри Макгрегор, перебирая в памяти прошлое, признала счастливейшими в своей жизни.
У Сэнди Стрэнджер в ту пору было предчувствие, что эти годы позже будут считаться самыми счастливыми в ее жизни, и, когда ей исполнилось десять лет, она так и сказала своей лучшей подруге Дженни Грэй, приглашенной к ней на день рождения. Пиршество венчали ломтики ананаса со сливками, а самым замечательным во всем празднике было то, что девочек предоставили самим себе. Для Сэнди вкус и вид экзотического ананаса воплощали представление о счастье, и она сосредоточенно разглядывала маленькими глазками бледно-золотистые кубики, прежде чем подцепить их ложкой; ей казалось, что вкус ананаса, от которого пощипывало язык, — это вкус особого счастья, не имеющего ничего общего с едой и отличающегося от того бессознательного счастья, которое испытываешь во время игры. Девочки оставили сливки напоследок и теперь уплетали их за обе щеки.
— Малышки, вы станете сливками общества, — сказала Сэнди, и Дженни фыркнула сливками в платок.
— Знаешь, — сказала Сэнди, — считается, что эти дни — самые счастливые в нашей жизни.
— Да, все так говорят, — согласилась Дженни. — Говорят: наслаждайтесь школьными годами, потому что никто не знает, что вас ждет впереди.
14
Строка из стихотворения Джона Китса «Осень». Перевод С. Маршака.