Трагический исход

Раздались аплодисменты, крики восхищения, ибо она того заслуживала.

Гипсовая статуя была несколько больше по высоте, чем в натуре. Черты лица Пилатра де Розье воспроизводились с удивительной четкостью. Архитектор старался, следуя документальным данным эпохи, уловить сходство и придать лицу аэронавта одновременно грустное и вдохновенное выражение, свойственное всем героям и мученикам.

Подобно раненой птице статуя Пилатра де Розье занимала неустойчивое положение. Создавалось впечатление, что человек после падения старался вновь подняться и не смог.

Левая его рука почти опиралась на твердую почву рядом с приклоненным к земле коленом, а правая рука с мольбой обращалась к небу.

После достаточного ознакомления с макетом памятника мсье Виале вновь возобновил свою речь, и добрых полчаса присутствующие находились под обаянием его выступления.

Затем пришел черед выступлениям супрефекта, генерала и многих других лиц, обладавших каким-либо званием и находившихся на эстраде, чтобы теперь от имени своих группировок отдать дань уважения памяти Пилатра де Розье.

Выступления продолжались почти два часа. Когда они закончились, мэр снова встал и, сделав знак рукой, заметил, что он еще хотел бы сказать несколько слов.

Толпа людей, собравшаяся уходить, держалась спокойно и внимательно.

– Господа и уважаемые коллеги, – объявил мсье Виале, – мне осталось выполнить еще одну приятную обязанность: сообщить вам о ходе подписки по сбору средств на сооружение памятников Пилатру де Розье как в самом городе Булонь, так и по всей Франции. Вы, несомненно, заметили, – продолжал он, – что рядом с гипсовым макетом лежит бумажник, которому, казалось бы, и не следовало лежать рядом с памятником.

Этот бумажник, господа, содержит сумму в сорок тысяч франков, представленную в сорока билетах по тысяче франков. Я счел нужным принести этот бумажник и, отдавая дань уважения памяти Пилатра де Розье, положить его у основания статуи, прежде чем отдать скульптору.

Аплодисменты закончились, и любопытствующая толпа созерцала бумажник, который ранее и не заметила. Мсье Виале приблизился к статуе.

Он взял бумажник, поднял его на уровень своего лица.

– Господа, – начал он, – в этом бумажнике находится сумма…

Но мэр внезапно остановился.

Его лицо стало абсолютно белым, и если бы несколько людей не бросились к нему на помощь, чтобы поддержать, он упал бы навзничь.

Присутствующие были удивлены. Инстинктивным движением толпа обратилась к эстраде, но полицейские, несущие службу по охране порядка, с самого начала выступлений образовали строгий кордон изоляции вокруг памятника и не позволяли приблизиться к нему.

Один из врачей, оказавшихся поблизости, а именно доктор Юбер, подошел к господину мэру.

Он ослабил галстук, расстегнул отложной воротник, и мсье Виале свободно вздохнул.

– Ничего особенного, – сказал доктор Юбер, чтобы успокоить толпу, – простое недомогание.

Люди уже начали успокаиваться, но вдруг другая новость потрясла их. Некто, находящийся на эстраде, в руки которого, в буквальном смысле слова, упал бумажник, неожиданно произнес неосторожно сорвавшиеся с языка слова, смысл которых поверг толпу в ужас:

– Бумажник пустой! Банковские билеты исчезли!

С этого момента начался абсолютный беспорядок. Настоящее сумасшествие.

– Пусть никто не выходит! – громко выкрикнул чей-то голос.

И хорошо организованная служба порядка стала следить за тем, чтобы никто не покинул помещения.

Как же это могло произойти? Каким же образом были похищены деньги из бумажника?

Кто же был преступником, в такой степени смелым и ловким, чтобы завладеть маленьким состоянием в то время, когда бумажник находился у подножия статуи и макет памятника тщательно охранялся целым взводом полицейских?

Не было оснований ставить под сомнение честность мсье Виале, этот неподкупный человек находился вне всякого подозрения. Кроме того, многие свидетели отчетливо видели, как он в начале выступлений положил перед статуей бумажник, набитый банковскими билетами. Именно тот бумажник, который впоследствии нашли пустым!..

Внутри зала вполголоса разговаривали двое мужчин, живо комментируя последнее происшествие.

Это были Жюв и Фандор.

Когда произносились речи, журналист и полицейский тщательно наблюдали за лицами всех присутствующих. Они полагали, что Фантомаса среди них нет. Но в тот момент, когда мэр издал крик удивления, в тот момент, когда кто-то крикнул с эстрады: «Деньги пропали», Жюв и Фандор сказали себе, что несомненно их зловещий соперник замешан в этом деле.

Кроме того, как только спало оцепенение первого момента, из толпы, присутствовавшей здесь и бывшей свидетельницей этого случая, вдруг раздался дикий вопль:

– Фантомас! Это сделал Фантомас!

С этого момента разразилась ужасная паника. Каждый боялся, сам того не ожидая, оказаться рядом со зловещим преступником, действующим как существо, которое нельзя ни ощутить, ни разглядеть. Несомненно, для всех Фантомас – это смерть, которая идет за вами по пятам; опасность, которую вы, как слепой, не замечаете; засада, которая вас поджидает.

Несмотря на усилия полиции, толпа, собравшаяся под тентом, разбежалась по всем сторонам, удаляясь как можно дальше от опасного места.

Жюв и Фандор находились на площади 14 июля; они не смогли противиться движению толпы, уносимые ею, как волной. Кроме того, полицейский и журналист не могли даже попытаться что-нибудь предпринять. Да и как можно было действовать в подобном хаосе, среди обезумевшего от страха населения города!

Они чувствовали себя растерянными посреди шумной и оживленной толпы, которая, не обращая на них внимания, комментировала последние события.

Мэра отвели домой, а люди, забравшиеся высоко на эстраду, незаметно скрылись.

Палатка, несколько минут назад заполненная народом, стала вдруг пустой.

– Ну так что же, Жюв?

– Ну что ж, Фандор?

Они смотрели друг на друга, не произнося ни одного слова, стараясь отгадать мысли друг друга!

Фандор начал первым, как будто бы отвечая на вопрос своего друга:

– Черт возьми. Мы уже потеряли пять минут. Вернемся скорее в эту палатку, обыщем все места, проверим эстраду. Несомненно, вор должен был спрятаться именно там.

Жюв придерживался точно такого же мнения.

Полицейский большими шагами направился к палатке, которая теперь не охранялась.

– Как жаль, что пять минут потеряны, – рассуждал Фандор, – именно пять минут. Они не могли не заметить своих промахов.

Вынесенные из помещения толпой, приятели вернулись туда сразу, как это стало возможным.

Однако это была достаточная отсрочка для их страшного противника, который пришел сюда…

В то время как толпа разбегалась и люди, созерцавшие с уважением и почтительным восхищением памятник Пилатру де Розье в течение двух часов, теперь повернулись к нему спиной, гипсовая статуя оставалась на эстраде покинутая всеми.

Но так ли это было?

Если бы кто-то находился там и следил в этот момент за тем, что происходит, тогда он был бы поражен до изумления, он считал бы, что у него галлюцинации.

Вдруг что-то дрогнуло в статуе.

Конечно, сама гипсовая статуя полностью оставалась неподвижной, но ее рука, именно левая рука, совершенно белая рука, которая до сих пор казалась несгибаемой, неподвижной, как и весь макет, теперь же, казалось, ожила, стала подвижной, приобрела гибкость настоящей живой руки!

Самое необычное заключалось в том, что эта рука слегка уменьшилась в длину; предплечье исчезло в плече, затем так же исчез локоть и остальная часть руки. Это была рука со скрюченными пальцами, рука, от которой отслаивались частички сухого гипса. Ввиду того, что предплечье, локоть, кисть и наконец рука полностью исчезли, теперь Пилатр де Розье превратился в однорукого человека с зияющей дырой в плече.

Как раз в этот момент Жюв и Фандор проникли в помещение.

– Жюв! – воскликнул журналист. – У статуи только одна рука.