Страница 6 из 8
В случае с бедными крестьянами или рабочими Центральной и Восточной Европы, которые всем семейством делят одну комнату и даже одну кровать, картина иная, хотя результаты сходны. Отец поддерживает более тесный контакт с ребенком, что иногда позволяет развиться большей привязанности, но, как правило, приводит к хроническим и более тяжелым конфликтам. Когда отец возвращается домой уставший с работы или пьяный из трактира, он, конечно, срывает плохое настроение на домочадцах и грубо обращается с женой и ребенком. Нет ни одной деревни, ни одного бедного квартала в современном городе, где бы не имели место случаи настоящей патриархальной жестокости. Из своего личного опыта я могу привести множество случаев, когда крестьяне, вернувшись домой, исключительно ради удовольствия били детей или вытаскивали их из постели и отправляли на улицу в холодную ночь.
Даже в лучшем случае, как только отец возвращается домой с работы, дети должны вести себя тихо, прекратить шумные игры и сдерживать спонтанные, характерные для детей вспышки эмоций. Отец — также высшая карательная инстанция в бедных домах, в то время как мать выступает заступницей и часто терпит то же обращение, что и дети. Более того, в еще более бедных домах экономическая роль кормильца и социальный авторитет отца признаются еще быстрее и безоговорочнее наряду с его личным влиянием.
Роль меланезийского отца на этом этапе существенно отличается от роли европейского патриарха. Я вкратце описал в четвертой главе его общественное положение в качестве мужа и отца и роль, которую он исполняет в доме. Он не является главой семьи и ее кормильцем, и дети не ведут от него свое происхождение. Это полностью меняет его юридические права и его личное отношение к жене. Мужчина с Тробрианских островов редко ссорится с женой, едва ли когда-либо пытается обойтись с ней грубо и никогда не может установить длительную тиранию. Даже сексуальное сожительство не считается по местному закону и обычаю обязанностью жены и исключительным правом мужа, как это принято в нашем обществе. Аборигены Тробрианских островов считают, в соответствии с традициями, что муж в долгу перед своей женой за сексуальные услуги, что он должен заслужить их и затем оплатить. Один из способов, собственно, главный способ, для него выполнить свой долг — заботиться о детях и показывать свою привязанность к ним. В меланезийском языке существует множество поговорок, отражающих эти принципы в своего рода бытовом фольклоре. Для грудного ребенка муж — любящая и заботливая нянька; позже, в раннем детстве он играет с ним, носит на руках и обучает спортивным играм.
Таким образом, правовые, этические и другие традиции племени и все общественные силы создают совершенно иное положение мужчины как супруга и отца, отличное от положения патриарха. И хотя описываем мы его абстрактно, это ни в коем случае не просто формальный, отвлеченный принцип. Он выражается в каждой мелочи повседневной жизни, определяет все семейные отношения и чувства. Дети никогда не видят свою мать в подчиненном положении или жалкой зависимости от мужа, даже если она — простолюдинка замужем за вождем. Отец никогда не бьет детей; он не их кровный родственник, не их господин, не их благодетель. У него нет прав или привилегий. Тем не менее он, как и любой другой нормальный отец во всем мире, питает к ним нежную привязанность; и это чувство, вместе с его традиционными обязанностями, побуждает его пытаться завоевать их любовь и тем самым сохранить свое влияние на них.
Сравнивая отцовство в Меланезии и Европе, необходимо учитывать как биологические, так и социологические факты. С биологической точки зрения, каждый человек, несомненно, склонен испытывать нежные и теплые чувства к своим детям. Но эта склонность, по-видимому, недостаточно сильна, чтобы перевесить испытания, которые влечет за собой рождение детей. Поэтому когда общество вмешивается и заявляет, что отец является абсолютным господином и дети служат его удовольствию и славе, это социальное влияние нарушает равновесие естественной привязанности и естественного раздражения, вызванного тяготами. Матрилинейное общество, напротив, не дает отцу никаких прав и привилегий на привязанность детей, он должен ее заслужить, и в этом же нецивилизованном обществе на него меньше давят экономические обязанности и амбиции, в результате он может свободнее следовать своим отцовским инстинктам. Следовательно, в нашем обществе баланс между биологическими и социальными силами, соблюдавшийся в раннем детстве, затем нарушается. В меланезийском обществе гармоничные отношения сохраняются.
Отцовское право, как мы могли убедиться, во многом является источником семейных конфликтов, накладывая на отца общественные требования и даруя ему особые привилегии, не соответствующие ни биологическим тенденциям, ни личным чувствам, которые он может испытывать к детям и вызывать в них.
5. Детская сексуальность
Вступая на территорию, осваиваемую Фрейдом и психоаналитиками, я тем не менее старался избегать темы секса, отчасти потому что хотел подчеркнуть социологический аспект моей работы, отчасти — остерегаясь спорных теоретических моментов, таких как природа взаимной привязанности матери и ребенка или «либидо». Но на этапе, когда дети начинают самостоятельно играть и проявлять интерес к окружающим людям, сексуальность впервые обретает форму, которая непосредственно влияет на семейную жизнь и может быть подвергнута внешнему социологическому наблюдению [13]. Внимательный наблюдатель за поведением европейских детей, не забывший свое собственное детство, должен будет признать, что в раннем возрасте, между тремя и четырьмя годами, ребенок начинает испытывать интерес и любопытство особого рода. Помимо мира законных, нормальных и «милых» вещей ему открывается мир постыдных желаний, тайных интересов и скрываемых импульсов. Появляются две категории вещей — «приличные» и «неприличные», «невинные» и «грязные», и различать эти категории необходимо на протяжении всей оставшейся жизни.
Некоторые люди полностью подавляют в себе «неприличное», и гипертрофированные приличные ценности превращаются в злобную пуританскую добродетель или еще более отвратительное лицемерие традиционной морали. Или «приличное» глушится излишествами порнографического характера, и «непристойное» оборачивается полной развращенностью ума, что не менее отвратительно, чем лицемерная «добродетель». На втором этапе детства, который мы сейчас разбираем (примерно от четырех до шести лет, по моей схеме), «неприличное» сосредоточивается вокруг интереса к выделительным функциям, эксгибиционизма и игр с обнажением, часто связанных с жестокостью. Дифференциации между полами пока почти нет, как нет и интереса к половому акту. Всякий, кто достаточно долго жил среди крестьян и хорошо знаком с тем, как проходит их детство, знает, что там это обычное, хотя и не афишируемое положение вещей. В рабочем классе дело, по-видимому, обстоит так же [14]. В высших слоях «непристойности» не носят принципиально иного характера, хотя и подавляются в гораздо большей степени. Проводить наблюдения в этой социальной страте намного сложнее, чем среди крестьян; тем не менее их необходимо проводить с педагогическими, нравственными и евгеническими целями и разрабатывать подходящие методы исследования. Результаты, я думаю, в значительной мере подтвердят некоторые утверждения Фрейда и его школы [15].
Как пробудившаяся детская сексуальность или непристойное поведение влияют на отношение ребенка к семье? В разделении чего бы то ни было на «приличное» и «неприличное» родители и особенно мать всецело принадлежат к первой категории и не затронуты в сознании ребенка «неприличными» смыслами. Чувство, что мать может знать о неприличных детских играх, крайне неприятно ребенку, и у него совершенно нет желания в ее присутствии упоминать или говорить с ней на темы, связанные с сексом. Отец, который также находится строго вне «неприличной» категории, кроме того, является моральным авторитетом, и его такие мысли и занятия могут оскорбить. Ведь «неприличное» всегда сопровождается чувством вины [16].