Страница 70 из 113
Я пожала плечами.
— Это человек, который в данное время сильнее всех своих соперников. В прыжках, например, все по-другому. Брумель недавно взял 2 метра 24 сантиметра. Он чемпион и рекордсмен. Допустим, что на будущий год он будет не в форме и возьмет только третье место, но рекорд его не будет по бит. Там достижение фиксируется. В шахматах рекордов не бывает… Там каждый талантливый гроссмейстер открывает новую страницу шахматной науки, и конца у этой книги нет. Я не знаю, чему учится человечество, изучая шахматы. Но я убежден, что очень многому. Значит, польза от них есть. Значит, для них и всей жизни не жалко. Это первый вариант ответа лично для вас. Вы удовлетворены?
— Почти… Я жду второго ответа для печати.
— Но так как профессионального спорта в СССР нет и я не могу заниматься только шахматами, то приступаем ко второму ответу. Как вы уже наверняка знаете, по образованию и по второму призванию я журналист… Этим делом я и хочу заниматься параллельно с шахматами. Скорее всего, это будет спортивная журналистика… Чтобы быть поближе к шахматам. Тренера из меня все равно не получится. Я нетерпелив и вспыльчив. Никого ничему не могу научить, сразу начинаю кричать и ругаться. А спорт мне придется в свое время бросить. Я слишком рано начал. Есть вероятность, что конец наступит быстрее, чем хотелось бы. И тогда в один прекрасный день я вдруг ста ну не только слабее всех претендентов на шахматную корону, но и молодых, агрессивных перворазрядников. Конечно, с года ми приходит мудрость, — он усмехнулся, — но с ними же она и уходит… Нужно не пропустить этот момент… А проигрыш журналиста не так заметен, как в шахматах. В журналистике ты сражаешься с собой и с начальством, а в шахматах с противником. Вот так-то, коллега… Надеюсь, я исчерпывающе ответил на ваши спецвопросы?
— Да, спасибо, — сказала я, закрывая блокнот. — Все остальное я действительно возьму из этой папки.
— Ну и прекрасно! — воскликнул он, вскакивая и потирая руки. — Теперь — ужинать!
Я взглянула на часы.
— Мы поужинаем как-нибудь в другой раз, а сейчас мне, к сожалению, пора идти…
— Как идти? Вы же сказали, что после того как я отвечу…
— Мы обсудим вопрос об ужине, — закончила я за него. — Вот мы его и обсуждаем…
— Но мы же всего тридцать пять минут беседуем…
— Это уже на пять минут больше, чем вы мне дали.
— Но обстоятельства переменились. У меня весь вечер свободен.
— Да, но я, согласно нашим договоренностям, запланировала уйти от вас ровно через полчаса. Теперь меня ждут…
— Как!? Вы шли брать интервью у самого молодого чемпиона мира и рассчитывали уложиться в полчаса?
— Я знала, что у вас прекрасная реакция и вы умеете сконцентрироваться когда надо… И к тому же вопрос у меня был подготовлен.
— Вы случайно не играете блиц?
— Во что?
— В быстрые шахматы.
— Я и в простые не играю, — сказала я, забирая папку с вырезками и направляясь в маленькую прихожую, где висело мое пальто.
— А когда же мы с вами увидимся? — растерянно спросил чемпион.
— Подержите, пожалуйста. — Я протянула ему сумку и папку и достала из шкафа свое пальто.
— Ох, простите, пожалуйста. — Он бросил папку и сумку на подзеркальную полку, выхватил у меня из рук пальто и подал так, что я никак не могла попасть в рукав. А может, не очень и хотела…
— Так когда же мы увидимся?
— Когда я напишу интервью, то обязательно принесу вам завизировать…
— Но я всего пять дней буду в Москве…
— Я думаю, что успею…
— Может, встретимся раньше?
— Боюсь, что у меня совсем не будет времени… — соврала я.
— Но ведь вы же не все время работаете? Вы еще обедаете, ужинаете… Давайте сделаем это вместе. Я заеду за вами на машине и привезу обратно. Столик нам накроют заранее. У вас это займет совсем немного времени… — с напором говорил он, схватив меня за руку и умоляюще заглядывая в глаза. Очевидно, он очень не любил проигрывать.
— Нет, нет, — засмеялась я. — Нет ничего хуже, чем ужин вдвоем на скорую руку, — я вам позвоню, как только напишу.
— Когда?
— Я же сказала — как только напишу…
— Давайте я вам позвоню, — тут же предложил он.
— Не хочу причинять вам лишние хлопоты… В конце концов, это моя работа… — сказала я и притворно вздохнула. «А вот телефона ты у меня не получишь, подумала я, как и легкой победы. Побудь, голубчик, в неуверенности. Повздрагивай от каждого звонка… Тебе же ведь, наверное, самому надоели легкие победы. Ведь при такой внешности, молодости и славе у тебя должна быть куча поклонниц, которые бегут за тобой по первому зову… Меня в их команду ты не запишешь. Все это мы уже проходили с Певцом…»
— Может быть, вы отдадите мне мою сумочку и папку? — насмешливо спросила я, так как он загородил зеркало спиной.
— Да, да, простите… — смущенно пробормотал он, явно не понимая, что происходит. Вернее, почему все происходит не так как обычно…
Чтобы совсем его добить, я сказала с плохо скрытой насмешкой:
— А вы такой доверчивый…
— Что вы имеете в виду? — тут же собрался он.
— Вы даже не спросили у меня журналистского удостоверения… А вдруг я какая-нибудь авантюристка…
— Зачем же я буду спрашивать, если я и так знаю, что никакого удостоверения у вас нет… — проницательно улыбнулся он.
«Осторожнее, Маня, осторожнее! — приказала я себе. — Чемпионами мира просто так не становятся».
— А почему вы догадались? — Я сделала квадратные глаза.
— Иначе бы вам этот вопрос и в голову не пришел, — снисходительно объяснил он.
— Скажите, — самым невинным голосом начала я, — самоуверенность — это ваше врожденное качество или вы стали таким, получив чемпионский титул?
Пока он искал, что ответить, я достала из сумочки и протянула ему редакционное удостоверение. Он схватил его, хмуря брови, прочитал от корки до корки и, возвращая мне, пробурчал:
— Не может быть, чтобы вы не умели играть в шахматы… — Может быть, и умею… — пожала плечами я, — но ни разу не пробовала… Надеюсь, вы мне расскажете, как ходят фигуры?
Я ушла от него с полной уверенностью, что дебют мой.
Теперь нужно было готовиться к миттельшпилю. Значение этого слова я уже знала из газет.
Я позвонила ему в день отъезда. Мы встретились за четыре часа до поезда. Он снова поджидал меня в вестибюле. Было заметно, как он обрадовался, как загорелись его глаза. Он подбежал ко мне, поцеловал руку и, запинаясь от волнения, предложил сразу пойти в ресторан и поужинать.
— Поверите, целый день во рту крошки не было… — приложив руку к сердцу, сказал он.
«Понятно, — решила я, — это у них называется цейтнот, у него нет времени тащить меня в номер, потом в ресторан, потом снова в номер… Да и нелогично это… Ладно, посмотрим, что он придумает дальше». Во всяком случае, общая схема сегодняшнего вечера мне была ясна. И она нисколько не противоречила моему замыслу, который весь сводился к тому, чтобы не дать ему сегодня ни шанса, поэтому я и назначила ему встречу на самый последний момент…
Он мне нравился, я ничего не имела против близости с ним, но не сегодня… Пусть он уедет в свою Ригу, полный желания и надежд.
Я решила резко выделиться из толпы его поклонниц. Он должен был завоевать меня, приложив к этому определенные усилия. Я чувствовала, что он готов к этому, и не хотела его лишать сладости трудной победы…
— Я, безусловно, не позволю умереть от голода чемпиону мира, — улыбнулась я, — но сможем ли мы в ресторане поработать над статьей?
— А почему нет?! — воскликнул он. — Сколько у вас там страниц?
— Пять.
— Неужели я такой умный, что наговорил пять страниц?
— Нет, это я такая глупая, что не могла коротко написать заход, концовку и собственные вопросы. А ваших мыслей там ровно вполовину меньше…
— Ну, выправить две с половиной страницы — это пять минут. Это я вам как журналист журналисту говорю, — уверенно заявил он.
— А чьи страницы вы собираетесь править? — невинным голосом спросила я.