Страница 45 из 50
На следующий день ее портрет украшал первые полосы газет свободного мира, но Лени некогда читать хвалы в свой адрес; она берет телефон и, преодолевая сомнения, звонит Вернеру. Она спрашивает, собирается ли он перед отъездом в Париж провести несколько дней в столице и не познакомит ли он ее с достижениями новой Германии. Для начала Вернер отвозит ее на слет немецкой молодежи, который проходит на огромном стадионе. Отказавшись от удобного официального лимузина, он везет Лени туда в своем быстром белом двухместном автомобиле; он хочет, чтобы она испытала, что значит быть частью многотысячной толпы, и это ему более чем удается. Все, кто оказывается рядом с ней, восхищаются Лени, причем не экстравагантностью дивы, а ее царственной осанкой, пышущим здоровьем телом, естественной красотой. Лени появляется на людях в простом костюме, напоминающем строгую военную форму. Ткань, которую изготавливают в альпийских землях, словно отражает суровую жизнь в горах, но тем не менее подчеркивает все прелести ее фигуры; только высокие плечи костюма не слишком гармонируют с ее изящным силуэтом, впрочем, из-за них она кажется более крепкой и здоровой. На стадионе Вернер с восторгом смотрит на Лени, которая, как он и ожидал, не может скрыть восхищения. Лени спрашивает Вернера, почему искусство в Германии столь возвышенно, ведь в остальной Европе утвердилось искусство легкомысленное и эфемерное, как в живописи и скульптуре, так и в архитектуре, искусство абстрактное и чисто декоративное — и оно обречено на скорую гибель, как и женская мода, измышленная за Рейном. Он прекрасно знает, что ей ответить, но не спешит это делать и просит немного подождать. И они становятся свидетелями незабываемого спектакля, который демонстрирует цвет германской молодежи: на зеленом поле выстраиваются ровные ряды, потом они внезапно распадаются, образуя что-то вроде волны, а затем снова сходятся, как бы подтверждая прочность первоначального построения. Это молодые гимнасты обоих полов. Они одеты в белое и черное. Как бы комментируя это спортивное действо, на которое Лени смотрит с трепетом, Вернер говорит: «Да, героизм будет единственной моделью политических судеб — именно он стал выразителем духа нашей эпохи. Футуристическое или коммунистическое искусство — это искусство ретроградов и анархистов. Наша нордическая культура стоит в оппозиции как к азиатскому авантюризму, так и к коммунизму и католическому фарсу — продукту ассирийской деградации. Любви надо противопоставить честь. А Христос должен стать атлетом, способным силой кулаков изгонять торгующих из храма». Под конец молодежь — истинная надежда национал-социализма — хором поет воинственные песни, пронизанные патриотизмом: «… взвейся выше, о великое историческое знамя! Молодой революционер должен иметь страстное сердце, чтобы суметь пробудить в себе ярость и вершить праведный суд, направляя свой гнев твердой и уверенной рукой и так возвышая людские массы». Как узнаваем здесь лозунг маршала Геббельса, истинного апостола современной пропаганды! И Лени, несмотря на смятение, возникшее у нее в душе, после того как она услышала, как Вернер выносит смертный приговор, внезапно испытывает ликование. Вернер берет ее за руку, привлекает к себе, но не осмеливается поцеловать, боясь, что губы ее опять окажутся холодными. В тот же вечер они ужинают вдвоем и оба молчат. Вернер не может понять, в чем дело, он лишь чувствует, как далека она, как поглощена собственными мыслями. Оба почти не притрагиваются к еде. Лени осушает бокал легкого мозельского вина и со всей силы швыряет бокал в пылающий камин — тот разбивается вдребезги. И Лени напрямик задает так долго мучивший ее вопрос: «Как мог ты, лучший из лучших, приказать убить человека?» Поняв, в чем дело, Вернер с некоторым удивлением отвечает: «Ты из-за этого была так холодна со мной?» Когда Лени утвердительно кивает, Вернер тотчас везет ее в министерство иностранных дел. Несмотря на поздний час, в правительственных учреждениях кипит работа, потому что новая Германия не знает отдыха ни днем, ни ночью. Перед формой Вернера открываются любые двери. Через пару минут они входят в подвальное помещение, оборудованное под небольшой кинозал. Вернер приказывает начать показ фильма. На экране страшные, леденящие душу документальные кадры о голодающих. Голод в Северной Африке, голод в Испании, голод в Далмации, на Янцзы, в Анатолии. И на фоне всех этих ужасающих картин неизменно появляются два или три безжалостных человека, всегда одни и те же. Это странствующие евреи, несущие смерть. Все это беспристрастно фиксирует кинокамера. Да, они словно стервятники, предвестники смерти, пирующие и в засуху, и в годину наводнений, они всегда здесь, во время любых людских бедствий, готовые к своему сатанинскому празднику, готовые всегда нажиться на людском горе. Они торговцы. За ними их свита, все — проклятые дети Авраама: там, где прошли они, там каждый раз одна и та же картина: пропадает пшеница, а затем постепенно и другие злаки, не остается даже того, чем кормят скот. Затем исчезают мясо, сахар, масло, фрукты, овощи — и свежие, и в консервах. Таким образом голод собирает свою смертельную жатву по городам, чьи жители бегут в деревню, но и там находят то же ужасающее зрелище, которое оставила после себя эта «саранча Иеговы». Лица людей измождены, они еле держатся на ногах, повсюду до самого горизонта видны силуэты голодающих, которые тщетно пытаются найти хотя бы черствую корочку хлеба.
У Лени кровь стынет в жилах при виде этих кадров. Она с нетерпением ждет, чтобы включили свет, — она хочет задать Вернеру мучающие ее вопросы: кто же он — один из увиденных ею злодеев? А Вернер буквально светится от удовольствия: ему кажется, что его возлюбленная узнала того самого преступника, которого он, к ее ужасу, приговорил к смерти. Но нет, Лени имеет в виду совсем другого человека. Вернер потрясен: неужели Лени удалось то, чего не могла сделать вся германская разведка? Неужели ей знаком Якоб Леви, которого разыскивает вся полиция? Но Лени ничего не может вспомнить, хотя уверена, что уже видела этого человека с блестящей лысиной и длинной бородой ростовщика. Фильм отматывают назад и останавливают в тех местах, где видно его лицо. Лени напрягает память, но все равно не может вспомнить, где и при каких обстоятельствах видела это чудовище. В конце концов они выходят из просмотровой и решают прогуляться пару кварталов по улице, обсаженной липами. Лени снова и снова пытается вспомнить. Она точно знает, что однажды уже видела этого Якоба Леви, но может быть, этот человек являлся ей лишь в ночных кошмарах? Вернер же хранит молчание, он показал Лени фильм лишь затем, чтобы она поняла, какое чудовище он приказал казнить, арестовав в маленькой деревушке на швейцарской границе. И вот одним-единственным жестом Лени рассеивает все сомнения в сердце Вернера — она берет его обветренную руку в свои белые нежные ручки и прижимает к сердцу. Все сразу становится понятным: смерть иудейского Молоха означала спасение для миллионов невинных душ. Над Имперским городом моросит мелкий дождь. Лени просит Вернера обнять ее — укрыть от дождя, успокоить и поддержать. Завтра с рассветом они отправятся на поиски зверя, который все еще на свободе. Но сейчас им нет дела до всего этого — они находятся на избранной богами земле, где торговцы уже проиграли свою первую схватку против высокой морали героев.
Наступает солнечное воскресное утро, и Лени просит Вернера провести выходные с ней перед ее отъездом в Париж, она хочет вместе с ним отправиться посмотреть пленительные долины Баварских Альп. В этих чудесных горах находится загородная резиденция Вождя, здесь когда-то простая крестьянская семья приютила его в период гонений. Трава зеленеет и благоухает, солнце ласкает кожу, легкий ветерок несет с собой освежающую прохладу вечных снегов — они словно часовые охраняют альпийские вершины. На траве — простая грубая скатерть. На ней — скромная еда. Теперь Лени не скрывает своего любопытства и жадно расспрашивает Вернера о Вожде. Поначалу его слова кажутся девушке не слишком понятными: «…безвыходное социально-экономическое положение, сложившееся в либерально-демократических государствах, породило проблемы, которые на самом деле можно, по сути, решить более простыми методами и ко всеобщему удовольствию — нужна крепкая власть при полной поддержке народа вместо власти коррумпированной мировой элиты…» И тут она просит его рассказать о самом Вожде, о том, что он за человек и как он пришел к власти. Вернер отвечает: «…марксистские листовки и еврейские газетенки обещали германскому народу лишь хаос и бесконечные унижения. Время от времени в них даже печатались фальшивки, повествующие об аресте Адольфа Гитлера. Но это было невозможно: его просто никто не знал в лицо, ведь он никогда не позволял себя фотографировать. Он исколесил всю страну, выступая на тайных собраниях Иногда я сам сопровождал его в маленьком старом самолете. Я так отчетливо помню все это: мотор ревет, мы взлетаем, кругом ночное небо, гроза. Но он не обращает внимания на молнии и говорит со мной. В его голосе боль за трагическую судьбу народа, отравленного марксистскими бреднями, ядом пацифизма и прочими идеями, пришедшими из-за границы и выгодными иностранцам… Мы неоднократно ездили на машине по этой самой дороге, по которой сегодня мы с тобой будем возвращаться из Альп в Берлин. Он знал все маршруты, как и пути к сердцу своего народа. В дороге мы делали остановку, как и мы с тобой… расстилали скатерть где-нибудь на лужайке под деревьями и раскладывали скромную снедь. Кусочек хлеба, яйцо вкрутую и что-нибудь из фруктов — вот все, что он ел. В дождливую погоду мы подкреплялись прямо в автомобиле. А когда мы приезжали на очередное тайное собрание, этот простой с виду человек становился настоящим гигантом, и в эфире подпольных радиостанций, как удары молота, гремели его слова, полные веры и убеждения. Он снова и снова рисковал своей жизнью, потому что земля стала почти багровой от людской крови, пролитой марксистами…» Словно зачарованная, Лени слушает, ей хочется знать все больше и больше. Ей по-женски интересно разгадать, в чем же заключается секрет внутренней силы Вождя. Вернер отвечает: «Он полностью выражает себя в каждом произнесенном им слове. Он верит в себя и во все, о чем говорит. В нем есть то, что так трудно найти в наше время, — искренность. Люди видят в нем это качество и тянутся к нему. Однако реальный ответ на вопрос „В чем внутренняя сила Вождя?“ так и останется тайной, даже для его ближайшего окружения. Это можно объяснить только верой в чудеса. Бог благословил этого человека, а вера и вправду способна свернуть горы, вера Вождя и вера в Вождя…»