Бедолаги

«Как светло тут», — подумал Джим и прищурился, ослепленный, ведь очки тоже в куртке, вспомнил слова Дэмиана про яркий свет, скрывающий суть вещей. Чувствовал пальцами тепло ее руки. И тосковал по Мэй, немилосердно по ней тосковал.

37

После яркого уличного света на улице их глаза долго привыкали к полумраку квартиры. Она вдыхала затхлый, кисловатый воздух. Джим споткнулся, она его подхватила, почувствовала крепкое тело. И понесла:

— Нет, он точно потом позвонит и спросит, нельзя ли приехать, а я, честно говоря, и не знаю, захочется мне тогда или нет… — Голосом «со школьным ранцем за спиной», как говаривал Андраш, она несла и несла свое. — Ты бы видел фотографии, которые сделала Алекса, они лежали в письменном столе, а где их еще хранить? Я там голая, но самое глупое, что это не порно, наверное, у Алексы их целая коллекция, вот бы родителям моим подарить, представляешь, они сидят там в своей картонке из-под обуви — так я их дом называю, коробка из-под обуви, а обувь дорогая, не «Прада», конечно, но дорогая, солидная, — ну и вот: их реакция, если фото послать, чтобы вспомнили, как я выгляжу голышом! — И замолчала. Джим обернулся, запер дверь. — Джим? Ты недавно говорил, я на кого-то похожа, на кого?

Он стоял в полутьме перед ней, не такой высокий, как Якоб или Элистер, но крепче них, и тверже, и полон энергии гнева. Переставил сумку. Она наклонилась, тоже хотела взяться за ручку.

— Оставь, я только хотел убрать ее с дороги, чтобы ты не споткнулась.

Она внимательно смотрела ему в лицо, не понимая, что пытается разглядеть. Да, и Якоб будет звонить, не Андраш. А Джим хочет, чтобы она ушла, очень хочет.

— Джим, — заговорила она снова, — что ты хотел мне показать?

Она нервно теребила верхнюю пуговицу на блузке, и Джим, неправильно истолковав это движение, рассмеялся и чуточку раздвинул ноги. Справа, там где софа и стеклянный столик, что-то зашевелилось под одеялом, и высунулась головка, детская головка и тонкие ручонки, выпроставшие какую-то темную тряпку. Только тут, когда Сара встала перед ней в своей старой вязаной кофте, Изабель вдруг все поняла и быстро кинула взгляд на Джима, а тот стоял и выжидающе молчал. Сара слезла с софы, протянула ей куртку.

— Вот ваша куртка, — заявила Сара. — У меня ваша куртка, а вы мне отдайте Полли.

Изабель отступила на шаг:

— Чепуха какая, это не моя куртка, — и, почуяв усилившийся кисловатый запах, сделала рукой движение, будто собиралась отогнать девочку.

— А Полли… — Девочка от неожиданности запнулась. — Вы забрали Полли, а мне оставили куртку, разве не так? — Она обернулась к Джиму в надежде на помощь. Тот подошел ближе.

— Скажи ты ей, где ее дерьмовая кошка, и всё.

Она чувствовала исходящее от него тепло, жар его разгоряченного тела. А он, будто вспомнил что — то важное, рванулся к телевизору, на котором сверху лежал конверт.

— Вот оно что! — воскликнул Джим. — Об этом ты и говорила, фотографии!

Он неуверенно держал в руках конверт, будто тот может развалиться, разлететься на части. Сара отложила куртку, мельком взглянула на Джима. Джим вернул конверт на прежнее место, но его подхватила Сара и протянула Изабель: раз уж с курткой не получилось, вот что она может предложить.

— А ну-ка, брось! — Голос Джима сорвался. И он выхватил конверт, разорвал на куски, мелкие обрывки полетели на пол, обрывки цветных фотографий и белая бумага конверта. Тем временем в комнате стало светлее, ведь солнце стояло уже не так высоко.

— Но вы же сказали: она знает, где Полли.

— Ты заткнешься или нет? Сдохла твоя дерьмовая кошка, понятно? Сдохла, — повторил он, — из — за нее, потому что она терпеть не могла твою кошку, плевать ей на кошку!

И всем телом повернулся к Саре, картинно откинул голову. «Вот актер», — поморщилась Изабель. Но это не была игра, по крайней мере для Джима и Сары, стоявших друг против друга. Опять становилось темно — наверное, тучка закрывала солнце, — и оттого почему-то сильнее запахло застоявшимся дымом, нестираным бельем, пыльными подушками, непроветренным помещением, и на стеклянном столике стоял стакан.

— Джим, я хочу уйти, — потребовала Изабель. Повернулась, пошла к двери, а дверь заперта, и ключа в замке нет. — Джим, выпусти меня! Я столкнула ее с подоконника, но кошки не гибнут, если падают с подоконника на первом этаже. — Голос ее звучал визгливо, возмущенно, как будто возмущение могло что-то изменить. — Якоб должен позвонить, — добавила она, хотя и знала, что тот не станет волноваться. А если и станет, так что?

Джим с интересом наблюдал, как она, оставив в покое дверь, шагнула назад, в комнату.

— Джим! — ей удалось справиться со своим голосом.

— Ты врешь, — ответил Джим. Он скривился, замахал руками, будто старался то ли поймать, то ли отогнать какую-то мысль, и случайно задел стоявшую рядом Сару, задел легко, но словно бы обрадовался, натолкнувшись на сопротивление.

Изабель чуточку приободрилась.

— Сара, — решительно обратилась она к девочке, — Сара, ты рассказывала Джиму, как сама обращалась со своей кошкой? Как ты колотила ее палкой? Толстенной палкой, кстати.

Джим замер. Что такое? А ничего, подлость, чистая подлость доноса, заставившая его насторожиться, снова завестись, как заводятся вдруг сломанные давно часы, и даже тучка уплыла от солнца, и стало светлее, так что она разглядела его изменившееся лицо, и все было как в примитивном кино, как в сериале. Вот оно что! Он встал на след, он высокомерным жестом откинул в сторону все лишнее, и Изабель увидела, как он набрал воздуха в легкие, что-то еще припоминая, как припоминала и она сама.

— Может, взять тебя с собой? — обратился он к Изабель. — Хочешь? С твоим красивым невинным личиком?

Встал прямо за нею, шутливо обвил руками ее шею, скользнул руками вниз, под сине-зеленую блузку, четко, сосредоточенно. Сара издала какой — то жалобный звук. Крепко выругавшись, он оторвался от Изабель, рванулся вперед, сделал два шага, двинул вперед кулаком и опять притянул к себе Изабель, а Сара, качнувшись, повалилась на пол вся в крови. Изабель коротко вскрикнула, но он крепко прижал руку к ее губам, потом отпустил, погладил губы, нежно раздвинул, прошептал на ухо, мол, «ничего не случилось», завлекал ее, ласкал, и, наконец, ее губы раскрылись ему навстречу.

Девочка на полу повернулась на бок, поднялась, кашлянула, и кровь потекла по ее подбородку, впитываясь в ткань майки. Глядя на них, Сара неуверенно провела пальцем по подбородку, сплюнула и еще раз сплюнула. Изабель закрыла глаза, содрогнувшись от приступа тошноты, легкая пощечина привела ее в себя, и она услышала его голос:

— Э, ты же хотела ее наказать! Открывай-ка глаза.

Наклонился чуть вправо, подтолкнул ее к девочке, а та стояла с вытянутой рукой, и на ладони — маленький, испачканный кровью зуб. Но не плакала. «Что я могу сделать?..» — повторяла про себя Изабель, чувствуя его горячее тело, прижимаясь к нему. Но Джим беспощадно, твердо толкал ее к девочке, и та смотрела на них во все глаза — с крошечного, с огромного расстояния. Джим, что-то пробормотав, легко оттолкнул Изабель, выпустил из рук. Она качнулась назад, только пусть он утешит, хотела закрыть глаза, только пусть обнимет, но он с силой ее оттолкнул.

— Всюду будешь выклянчивать свое, да? — вот что сказал Джим. — Знаешь, кто ты? Ты черная дыра, что туда ни кинь — бесследно исчезает — Резко схватил ее, повернул к себе: — Ничего не разберешь у тебя на лице, вот только чуточку страха. — И он, внимательно вглядевшись в лицо Изабель, скривил губы: — Чуешь, как от девочки воняет? — Схватил сзади за шею, резко наклонил: — Смотри, совсем обоссалась. — Отпустил ее, отошел назад. — Так, она в штаны написала, — продолжил он спокойно, — а ты ее раздень. Давай-ка, я хочу, чтоб ты раздела ее догола.

«Нет! — подумала она. — Нет!» А сама наклонилась, и Сара шарахнулась в сторону, попробовала ускользнуть, и зуб из ее руки выпал на пол.