Бедолаги

Резко открылась дверь, какой-то мальчик бегом к кабинке, и его вырвало. Джим сунул голову под кран, умылся, услышал звуки из кабинки и подошел к двери:

— Эй, черт побери, ты не можешь глотнуть воды и свалить отсюда?

Мальчик испуганно закивал, подошел к раковине, стал жадно пить воду.

— Давай отсюда! — скомандовал Джим. — На воздухе полегчает.

Вывел его через боковую дверь во двор, потом на улицу.

— Сваливай, там внутри лучше не будет.

Посмотрел ему вслед. Мальчик изо всех сил старался идти легко, разок обернулся, помахал рукой. А Джим дежурил у входа. Судя по тому, как долго они не появляются, торговля у них пошла. Почти все распродадут, потом выйдут. Тогда, значит, повезло.

Вот появился первый. Выждал минутку, Джима не заметил, давай бежать. Джим его перехватил, поволок за мусорные баки, он и не пикнул. С ножом в руке обшарил сумку, нашел деньги — несколько сотен, еще таблетки и пять пакетиков кокаина. Тут показался второй. Осмотрелся, побежал. Джим равнодушно взглянул вслед этому второму и вновь занялся первым. Обмякшее тело, лица разглядеть невозможно. Но вот он застонал, пошевелился, и Джим встал рядом на колени с ножом в руке, а он пытается что — то сказать, назвать какое-то имя, но не может. Распахнулось окно, музыка вырвалась наружу, как разливается вода. Вдруг накатил приступ тошноты. Еще минута-другая, и то ли этот очухается, то ли другой вернется. И — кулаком, кулаком.

В китайской забегаловке он взял картошку и блинчик с овощами, присел на деревянный ящик, вяло жевал. Нос распух, зато на подбородке, оказывается, не рана, а царапина. Повернулся к окну, посмотрел на улицу, не идет ли Дэйв, но увидел только компанию хихикающих женщин, одна из них с ребенком, и ребенок — девочка с курносым носиком — в испуге разглядывал его лицо.

Мэй он бы не узнал, разве только издалека. Узнал бы ее фигуру, голову, движения, а лицо — нет. Мэй его предала. Долгие месяцы ждал он ее в квартире Дэмиана, но она не пришла. Даже Хисхам пришел, тот самый Хисхам, который его бил по приказу Элберта, а потом пригласил в ресторан. Пришел, потому что знал: Джим ему доверяет, несмотря ни на что. Нашел его адрес, нашел Мэй. Его адрес знает Дэйв, может, знает Изабель. Вешалась ему на шею. Занимает вместе с мужем целый дом, а сама липнет к нему. Захочет — с ней переспит. Но он не хочет. Этого не хочет.

Вставая, он случайно толкнул маленькую девочку, молчком прижимавшуюся к матери. Девочка задрала голову, посмотрела на него, зеленые сопли в носу, всхлипнула, полезла в ноздрю розовым крошечным пальчиком, и его затошнило.

Вышел на улицу, а там ветрено, но воздух не стал чище. Решил дать крюк, чтобы увидеть Изабель. У нее горел свет, отчего бы не позвонить в дверь? Увидел ее мужа на втором этаже. Изабель не показывалась. Муж вроде бы наводил порядок в доме, спустился на первый этаж с цветочной вазой в руках. Подошел к окну, глянул на улицу, потом ушел.

Наконец появилась и она. Наверное, до того сидела в дальней комнате. Тоже подошла к окну, открыла створку и облокотилась о подоконник. Джим поспешно спрятался за припаркованной машиной. Но лицо ее различал, гладкое, ровное, сияющее. И вдруг жирная кошка, черная с белым — это кошка Дэйва, точнее, его сестры, — пролезла через решетку на входе и вспрыгнула на подоконник, мяукнув. Как будто знала, что ее здесь ждут. Но Изабель спихнула ее — с отвращением, со злобой. Джим заулыбался, обрадовавшись встрече, неприятной для обеих сторон, для Изабель и для кошки.

Кошка приземлилась на все четыре лапы и ринулась прямиком к машине, за которой спрятался Джим, попала в его ловушку. Изабель тем временем закрыла окно, отвернулась — видимо, считая эпизод с кошкой завершенным. Но кошка попала в его руки. Встал, крепко схватил, как она ни пыталась царапаться, дошел до угла улицы, размахнулся и бросил за ограду, за забор. Но размаха было недостаточно. Кошка ударилась головой о край забора и камнем повалилась на эту, на его сторону. Упала и лежит в самом центре светлого круга от уличного фонаря.

Джим обернулся, но Изабель уже не было. «Даже если бы она за мной наблюдала, все равно бы никогда не призналась, — в ярости говорил себе Джим, — никогда бы не призналась, что при виде дохлой кошки со сломанной шеей испытывает удовлетворение». Он присел на корточки, внимательно рассмотрел тельце животного. Нет, шея в порядке, а вот череп расплющен, и сочится кровь. Тронул за шерстку, перевернул кошку, чтобы увериться в ее гибели. И его охватил смертный ужас. Кошки — гордые существа, у них есть душа. Может, они и вправду проживают семь жизней. Только эта кошка мертва, и теперь он об этом жалеет.

Там, в доме, темны все окна. «Но Изабель ничуть не лучше меня, — доказывал себе Джим. — Спихнула кошку с подоконника, полная ненависти, а наутро и думать забудет. Потому что ей все равно». Нет уж, завтра он ее найдет. Завтра он ей это припомнит. Она ведь ничем не лучше его самого.

31

Газоны уже окрасились в буроватый цвет, но на солнышке было так тепло и приятно, что они сели у пруда выпить чаю.

— Конечно, — заметил Бентхэм, — кофе здесь плохой, да и чай тоже.

Взял у Якоба с тарелки маффин, откусил половинку и сидел, всем довольный.

— Не сравнить, конечно, с настоящим, традиционным чаем. Раньше мы катались на лодках, потом домой, а там экономка уже накрыла стол: кекс, джем и, конечно, тосты. Требовала, чтобы мы ели фрукты. Хвасталась своим здоровьем, никогда, дескать, не болею. Это, кстати, правда: простуды у нее в жизни не бывало. Но зато потом образовалась опухоль, и такая она стала странная…

— Злокачественная опухоль? — переспросил Якоб.

— Нет, и даже не в мозгу, но все равно она стала чудить. Мы старались как можно дольше ничего не замечать, но в один прекрасный день она взяла и изрезала все диваны и кресла. Сама ужаснулась на другой день и написала нам письмо: прошу, мол, меня не искать. Грэхем так огорчился, да и я тоже. Ножом вырезала какой-то знак на шкафу, и мы долго думали, не надо ли отреставрировать этот шкаф.

Бентхэм отломил еще кусочек маффина, бросил утке и продолжил:

— Жаль, что теперь почти нет воробьев. Кто-то мне говорил, что «воробей» на иврите «дрор», что означает — свобода. Но кажется, и она покинула страну. С тех пор как я знаю ее имя на иврите, свобода мне стала еще милей.

— А вы действительно не пробовали найти вашу экономку?

— Нет. Мы нашли, точнее, Грэхем нашел возможность поддержать ее иным способом. А шкаф оставили, как есть. Прошлое всегда найдет объекты, позволяющие его прочитать.

— А правда ли, что ваша фамилия — Бенсхайм? — спросил Якоб.

— Правда. Родители просто придумали английский вариант, Бентхэм. Несколько лет назад я даже съездил в Германию, посмотрел на родной городок. Красивое место.

Ветер стал чуточку сильнее, мальчик осторожно спустил парусник на воду, белый парус подозрительно наклонился, но киль удержал равновесие, и, когда мама со смехом подбежала к сыну, было уже поздно, парусник уже ушел в плаванье, окончательно выровнявшись и набирая скорость. Только мальчик не сообразил, что кораблик теперь не достать, и гордо улыбался матери, и так они стояли рука в руке у воды, а кораблик плыл к другому берегу, и, наверное, там его и выловят. Якоб глаз не мог отвести от матери, так она напоминала ему Мириам. Выпрямившись во весь рост, стояла она на берегу, и Якоб подумал, что если дело кончится слезами, то уж эта мать сумеет утешить сына. С радостью он почувствовал, как понравилась эта сценка и Бентхэму. Тот тронул его локоть и продолжил рассказ:

— Весной пейзаж там великолепен, так хорошо, так красиво. Вот было бы прекрасно проводить в горах каждую весну, всякий раз заново восхищаясь природой, насколько человек вообще способен чем-либо восхищаться. А что на свете лучше восхищения красотой? Пусть и тленной, пусть и продажной. Я всерьез рассматривал этот план. Есть там один домик, маленькая вилла, которую мне могли бы с удовольствием сдать.