Пурпурное сердце

Но Робби вдруг говорит:

– Вот если бы ты вернулся с войны и потом сорвался в Калифорнию, чтобы снимать мультики, тогда бы я обиделся. А так… Нельзя же обвинять человека в том, что он погиб.

– Еще как можно. Так часто бывает.

– Только не со мной. Единственное, что я не могу забыть… – Он замолкает. – Ладно, не обращай внимания. Это не важно.

– Продолжай, – говорит Майкл. – Облегчи душу. Робби вздыхает.

– Не знаю, задумывался ли ты когда-нибудь о хронологии событий, но мне пришлось столкнуться с войной слишком поздно. Был уже 1945 год, когда меня призвали. Так что на войне я пробыл всего пару месяцев. Времени маловато, чтобы успеть в очереди на смерть. Хотя что я говорю. Бывало, ребята годами воевали без единой царапины, а некоторые так погибали в первый же день. Просто кажется, что чем дольше ты на войне, тем меньше случайностей. Как бы то ни было, не моя вина в том, что я был молод и пропустил большую часть войны. Но потом я пришел домой… И у мамы была такая скорбь в глазах… Она, конечно, обняла меня, обрадовалась, поблагодарила Господа, но все равно в ее глазах было что-то такое…

Робби, кажется, становится трудно говорить, поэтому Майкл заканчивает его мысль.

– В смысле, почему ты, а не Уолтер?

– Выходит, ты не отрицаешь, что она любила тебя больше.

– Не могу отрицать, нет.

Какое-то время они сидят молча. Майкл думает о том, стоит ли ему извиниться, и если да, то как это сделать. Трудно просить прощения за то, что совершил кто-то другой.

Он бросает взгляд на Робби и видит, что тот сломлен. Но это, может, и неплохо. Необходимо сначала сломать что-то, чтобы потом выстроить заново. Мотоцикл, здание, человека.

– Знаешь, Робби, когда ты отправился на войну в сорок пятом, я был там с тобой.

Робби тяжело заглатывает воздух. Он хочет что-то сказать, открывает рот, но не издает ни звука. Майкл видит, что у него дрожат губы. И он готов заплакать.

– Я это знал, – говорит Робби. Но это звучит так робко, что ему приходится сделать глубокий вдох и попытаться повторить. Слезы прорвались наружу. – Я это знал. Это был мой секрет. Один из тех секретов, что навсегда остаются с тобой. Никто и никогда не должен их знать. Я думал об этом в последние несколько дней. Если Уолтер смог сделать это тогда, то может сделать это и сейчас.

– Поэтому ты проделал такой долгий путь?

– Отчасти да. Наверное, я бы в любом случае приехал, из-за Мэри Энн. Я люблю ее. – Робби вытирает лицо носовым платком. – Черт. Ненавижу плакать на людях. Ненавижу.

Майкл обнимает его за плечи.

– Ну, смотри на это иначе, Робби. Ты же на похоронах.

Робби оглядывается по сторонам, словно пытаясь убедить себя в том, что его поведение соответствует моменту. – Хорошо ты мне подсказал, спасибо. Извини, что я раньше был так неприветлив.

– Да ладно, все в порядке. Ты всегда был таким со мной.

Одно мгновение – и они оба прыскают со смеху. Вот теперь их поведение действительно вызывает недоумение присутствующих.

– Извини, – говорит Майкл. – Ты ведь понимаешь, о чем речь.

– Да. У нас в семье не принято было проявлять эмоции.

– Может, мы еще можем это исправить.

– Как? Кто из нашей семьи еще остался?

– Мы, – отвечает Майкл.

Робби кивает головой. Смотрит вокруг. Высмаркивается. Потом опять переводит взгляд на Майкла и три раза подряд кивает головой, теперь уже гораздо увереннее.

Когда уходят последние гости, Майкл помогает Мэри Энн прибраться. Они не говорят о своей утрате. Они просто вместе – люди, потерявшие близких.

Они просто моют посуду.

Уже готовясь ко сну, Мэри Энн говорит:

– Ужасно, что ты спишь на этом диване. Он такой неудобный. А кровать такая большая. Ты ведь правильно меня понял?

– Да, – говорит он. – Я думаю, теперь мы можем думать об этом.

Он спит рядом с ней в пижаме Эндрю, как будто так и заведено.

Во сне он видит себя у постели Эндрю в больнице.

Эндрю улыбается ему, чего никогда не было в реальной жизни. Во всяком случае, в этой жизни.

– Я хочу, чтобы ты позаботился о ней, – говорит он.

Майкл утвердительно кивает.

– Она сильная женщина, Эндрю. И ей не нужно, чтобы о ней кто-то заботился. Она сильнее, чем мы оба, вместе взятые.

Эндрю соглашается.

– Ты прав. В этом моя самая большая ошибка по отношению к ней.

– Она простит тебя.

Потом он проваливается в бессвязные сны, которые ничего не значат, кроме того, что они существуют. Просто сны.

Глава сорок девятая

Мэри Энн

Она звонит знакомому риэлтору в Оушн-сити, который помогает ей снять квартиру рядом с океаном. Как для временного проживания, меблировка вполне подходящая. Она вряд ли поселится здесь навсегда, но на какое-то время эта квартира станет ее домом.

Майкл остается, чтобы помочь ей упаковаться.

Подготовка к переезду занимает пять дней.

Скопившийся за долгие годы скарб можно поместить на склад или продать и раздать. Большая его часть – хлам. Вещи, с которыми Эндрю никак не мог расстаться. Будь ее воля, от них бы и следа в доме не осталось. Она легко расстается с вещами.

Майкл нагружает свой пикап вещами, которые он хочет забрать к себе домой. Инструменты из гаража, садовые принадлежности, несколько старых костюмов Эндрю, которые были малы ему. Фотографию Уолтера и Эндрю, сделанную в Атлантик-сити.

Фотографию Мэри Энн на выпускном балу.

Это фото она не видела много лет. Сегодня они просто наткнулись на него. Собственно, это лишь половинка фотографии. Только она, а Уолтер отрезан. Фотография пожелтевшая, с оторванным уголком.

– Такое впечатление, что она прошла войну, – говорит Мэри Энн, глядя на фотографию.

– Так и есть, – отвечает Майкл.

Он рассказывает ей, что это фото было в кармане Уолтера, когда он умирал. Она хочет знать, почему Уолтер отрезал свое изображение, но Майкл умалчивает об этом. Он просто говорит: «Ты же знаешь Уолтера. Знаешь, каким он был».

Потом они находят новые сокровища. Фотографию молодого безумца и старой дуры на недостроенном крыльце. Оба в грязи, машинном масле, в каких-то лохмотьях.

Он возражает, когда она отдает ему фотографию, но она заверяет, что у нее сохранился негатив.

В конце концов он берет все, что она ему предлагает.

Но даже и после того, как все вещи уложены в коробки и готовы к переезду, она никак не может успокоиться, поскольку не находит то, что так долго искала.

«Пурпурное сердце» Уолтера.

Почти пять дней они старательно избегали говорить на эту тему. Наконец он не выдерживает и спрашивает о нем.

– Если бы ты нашла в себе силы расстаться с ним, для меня это было бы очень важным. Впервые за сорок лет я не боюсь взглянуть на него.

Она вынуждена признаться, что не находит его. Странно, но нигде, кроме как в доме, оно не могло находиться. Прямо-таки мистика. Она обещает, что если найдет его при распаковке вещей, то обязательно вышлет ему.

Он сидит, уставившись на ее фото, хотя оба знают, что пора ехать.

– Позволь, я дам тебе совет насчет этой фотографии, – говорит она. – Убери ее подальше в ящик и смотри на нее только в особых случаях. А иначе она утратит свое значение. Ты перестанешь ее замечать.

Он улыбается и прячет фото в карман рубашки. Она провожает его к машине.

– Ты уедешь прямо сейчас? – спрашивает он.

– Да, как только провожу тебя.

Он кивает головой, но не двигается с места.

– Ты прощаешь его? – спрашивает он.

– Кого?

– Эндрю.

– Дай мне время.

– Хорошо. У тебя будет время. До 17 апреля будущего года. Это день нашей первой встречи.

– Это совпадение или ты знал, что это день рождения Уолтера?

– Я знал. В следующий раз мы купим цветов. И принесем их на кладбище. Расскажем, что произошло за минувший год. Скажем, что любим его. Ну и все такое. Это традиция.

Он берет ее за талию и притягивает к себе. Они привычно смыкают руки, обнимая друг друга.