Вне подозрений

Джек повернул ключ в замке, толкнул дверь. Шагнул внутрь и включил свет. И почти тотчас же сердце у него ушло в пятки: большие часы с кукушкой, что висели на кухне, начали отбивать время. Через несколько секунд сердце успокоилось, а Джек с любопытством наблюдал за тем, как резные деревянные фигурки дают представление. Джек видел похожие часы — выходит человечек с молотком и бьет в колокольчик. Здесь же выступал дровосек с топором, одним махом он отрубал голову курице. Тео заказал эту диковинку по каталогу и подарил ее Джеку сразу же после известия об отмене смертной казни. Джек отдал часы Тео, когда того выпустили из тюрьмы. Очевидно, смертный приговор влияет на чувство юмора человека.

«И все равно мне страшно не хватает тебя, приятель».

Джек прошел по коридору и заглянул в спальню. В то, что Тео мог убить доктора Марша, он категорически не верил. Джек не стал делиться с полицией вполне очевидным соображением: даже если Тео и способен на убийство, надо быть полным идиотом, чтобы спустить курок, а потом бросить свою машину на лужайке у дома жертвы.

Оставалось два возможных варианта. Тео или в бегах, или же с ним произошло нечто ужасное.

Дверь в спальню была открыта, и Джек вошел. Ночника на тумбочке возле кровати вполне хватало, чтобы осмотреться. Ведь он не собирался проводить здесь тщательный обыск, разрезать сиденья кресел, матрас, заглядывать под кровать. Джек направился к шкафу и отворил дверцу.

И тут же нашел что искал. Прямо на виду, на том самом месте, где Тео обычно держал этот предмет. Длинный черный футляр. Джек отрыл его, инструмент блеснул в полутьме тусклой медью.

Джек достал саксофон, подержал в руках, как мог бы держать Тео. Ему казалось, он почти слышит, как играет его друг, почувствовал связь с ним. Джек понятия не имел, где находится Тео, но твердо знал одно: слишком долго прожил без музыки Тео в тюрьме, чтобы расстаться с саксофоном по доброй воле. Нет, ни за что.

Сердце у него упало. Судьба Тео пугала, но одну из возможностей можно было смело вычеркнуть.

Он не в бегах.

Бережно, почти любовно он убрал инструмент обратно в футляр, поместил его в шкаф и вышел из комнаты.

59

«Луна-лодж» принадлежал к числу третьесортных мотелей, где номер можно было снять на неделю, день или час. Катрине не хотелось задерживаться здесь ни минуты, но обстоятельства вынуждали. Заплатила она за неделю вперед.

Она выбрала номер на первом этаже, в задней части здания. При необходимости гости могли входить прямо из своих машин без риска быть замеченными. В «Луна-лодж» заботились прежде всего о сохранении тайны частной жизни клиента, да и комплект свежего белья можно было получить здесь быстро и без проблем. Она слышала, как над головой, в номере этажом выше, скрипит кровать. Минут тридцать пять, не меньше, железные ножки стучали по полу. Да, этот парень наверху явно супермен, но не спала она вовсе не из-за него. Часами просиживала она в бесформенном кресле против входной двери, размышляя о том, в каком безвыходном положении оказалась.

Дверная цепочка на месте, свет выключен, шторы плотно задернуты. В комнате слабо попахивало сыростью и плесенью — намек на то, что номер делят с ней еще какие-то живые организмы, думать о которых не хотелось. Солнце зашло несколько часов назад, в щелочку над шторой просачивался голубоватый луч лунного света. До сих пор она почему-то не замечала, что пятно амебообразных очертаний на ковре напоминает по цвету засохшую кровь.

Глаза у Катрины слипалась, но вновь пробудились воспоминания. И ей внезапно стало холодно, хотя холод этот жил в ней самой.

Снова зимняя ночь в Праге, та самая ночь, когда она распрощалась со своей гордостью. Было ей девятнадцать, молоденькая девушка, еще подросток. Она заперлась в ванной, рядом с комнатой, которую делила еще с семью такими же девушками.

Сквозь щели в маленькое прямоугольное окошко врывался ледяной февральский ветер. Она присела на край металлической ванны с облупившейся эмалью, такой холодной, что голые бедра обжигало, точно огнем. Хорошо, что удалось завершить дело. Она натянула трусики, застегнула комбинезон, убрала ножницы в подвесной шкафчик.

Плод ее трудов хранился в маленьком пластиковом пакете. Она прятала его в кармане, чтобы соседки по комнате не видели. Как раз в это время трое из них обедали: делили между собой пару кусков хлеба и миску жиденького бульона. Катрина быстро прошла мимо них. Они не спросили, куда она идет, но не безразличие было тому причиной. Она чувствовала: девушки знают, просто не хотят смущать ее. Не говоря ни слова, она вышла из комнаты и пошла по коридору к задней двери.

У обочины был припаркован черный седан. Мотор работал, белесые клочья выхлопного газа быстро развеивались на холодном ветру. Снег на тротуаре испещряли тысячи следов. Лед похрустывал у нее под ногами, когда она направлялась к машине. Открыла заднюю дверцу, скользнула на сиденье. Потом захлопнула дверцу и протянула пакетик сидевшему за рулем мужчине. Тому самому, с которым познакомилась в темном переулке, в тот день, когда на фабрике погибла Беатрис.

— Вот, — коротко буркнула она.

Тот поднес прозрачный пакетик к свету, долго и с нескрываемым отвращением разглядывал его содержимое. Это был фетиш, талисман для некоторых молодых чехов определенного сорта. За пакетик лобковых волос молодых кубинок они были готовы выложить довольно приличные деньги.

— Слишком короткие, — недовольно произнес мужчина.

— Но я отращивала всего три недели. Чего еще ждать?

— Нет, эти не годятся.

— Тогда давайте мне больше времени. Недель шесть как минимум.

— Так долго я ждать не могу.

— Ну а я-то чем виновата?

Он открыл пакетик, принюхался, улыбнулся.

— Думаю, самое время расширить наши коммерческие отношения.

— Нет.

— Нет — это всегда плохой, глупый ответ.

— А мне плевать.

— Напрасно.

— Я сказала: плевать. Это нечестно.

— Нечестно? — усмехнулся он. Потом лицо его сразу стало очень серьезным. — Ничего просто так не бывает. На все есть свои причины, каждое решение имеет особый смысл. У каждого из нас своя судьба.

— Раз вы всегда так говорите, значит, дурак вы, больше никто.

— Ладно. Запомню это. А ты пока подумай хорошенько. Выбор есть всегда. Подумай о своей судьбе.

От воспоминаний ее пробудил тихий стон. Голос мужской и принадлежит явно не тому придурку, что живет за стенкой. Она всмотрелась в темноту. И увидела, что Тео лежит с открытыми глазами.

— Ну, как голова? — спросила она.

Он лежал на спине, тело распростерто на кровати, точно высыхающая оленья шкура. Руки и ноги прикованы наручниками к спинкам. Тео пытался что-то сказать, но не получилось — из-за кляпа во рту.

Катрина подошла и осмотрела большую багровую шишку над его левым глазом. От нее глаз казался полузакрытым. Тео вздрогнул от боли, хотя она едва коснулась его лица.

— Сам свалял дурака, — проворчала Катрина. — В следующий раз, когда вздумаешь бежать, пристрелю тебя, вот и все.

Челюсти его напряглись, но из-под кляпа не донеслось ни звука.

Она вернулась в кресло, положила пистолет на колени.

— Наверное, думаешь, как долго я еще буду держать тебя здесь?

Сердитое фырканье было единственным ответом.

— Я скажу. До тех пор, пока не решу, что делать дальше. Дело в том, что, если я не убью тебя, они меня убьют. Придут, найдут тебя и выполнят за меня всю работу. Так что в твоих же интересах вести себя прилично и ждать, пока я что-нибудь не придумаю.

Теперь он дышал спокойнее. Приступ гнева прошел.

— Знаю, тебе очень хочется, чтобы я вынула кляп. И потом ты довольно долго провалялся без сознания, так что наверняка просто умираешь, до чего хочется в туалет и ванную. Кивни один раз, если обещаешь вести себя прилично.

Он заморгал, потом кивнул.

— Ладно, так и быть. — Катрина подошла, остановилась у края постели. Прицелилась из пистолета прямо ему в голову и сказала: — Только попробуй выкинуть какой-нибудь номер — сразу мозги вышибу.