Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 115 из 119

Описание самого «падения» дается в ясных, но несколько сдержанных выражениях. Однако для тех туземцев, хорошо знающих эти прекрасные декорации с открытым морем, крутыми утесами белых кораллов, украшенными тропической листвой, с этим темным таинственным гротом, скрытым под навесом старых деревьев, данная часть повествования значит больше, чем то, что содержится в незамысловатых словах. Этот миф говорит с ними посредством знакомого пейзажа и многочисленных любовных эпизодов, имевших место точно в таком же обрамлении.

Рассказ, как обычно, лишен любого намека на психологию действующих лиц. Мне удалось записать следующий комментарий: (58) «Мужчина увидел ее, на ней не было юбки; он был напуган, она бежала; эта женщина преследовала его. (59) Но затем внутри него родилось желание; разум его расстроился, и они совокупились». И опять: (61) «Уже внутри его вспыхнула страсть; он желал ее всем своим телом; (62) они совокупились; они ласкали друг друга, они любовно царапали друг друга». Итак, когда мужчина обнаружил, что его преследуют, он уступил страсти и тогда почувствовал острые уколы любви так же сильно, как его сестра. Описание преследования и «падения» будет легче понять с помощью плана (рис. 4), на котором показаны основные топографические элементы берега. Герой мифа купается в узком проходе для каноэ, повернувшись лицом к центральной части берега. Увидев, что к нему приближается обнаженная сестра, он бросился на берег и затем побежал вдоль кромки воды, от одной возвышающейся здесь скалы к другой. После «падения» они на- правились к гроту и оставались там вплоть до своей печальной и романтической смерти. На упомянутом плане указаны еще и два водоема, о которых мы скоро услышим.

После того, как эти двое совокупились, они, охваченные страстью и придавленные стыдом, остаются в гроте до тех пор, пока смерть не обрывает их любовь и не приносит им свободу. (63) «Они ничего не ели, они совсем не пили, поскольку у них не было желания. Стыд овладел ими, потому что они совершили инцест, брат с сестрой». Мотивы любви и смерти противопоставлены здесь грубо и неуклюже, и все же настолько драматично, насколько позволяют язык и воображение туземцев. Картина двух мертвых тел, обвитых проросшей сквозь них душистой мятой, этим символом любви, — полна первобытной красоты.

Со смертью любовников подлинная драма приходит к концу, а то, что следует за ней, имеет лишь догматическую и дидактическую связь с первым актом. Однако несколько педантичный отчет о приключениях и деяниях мужчины с Ивы, прежде всего о том, как он обучился магии и как установил правила для ее применения на практике, очень важен в социальном плане, поскольку главным образом в нем и состоит прагматическая ценность мифа, его нормативное значение для верований и поведения туземцев. Кто был этот мужчина с Ивы, был ли он из того же клана, что и герои мифа, был ли он их другом или каким-нибудь чародеем, никто из моих информаторов сказать не мог, и, к сожалению, мне не удалось обсудить эту тему ни с одним из жителей о. Ивы. Почему упомянутые птицы-фрегаты включены в этот миф, тоже остается довольно загадочным, поскольку они не ассоциируются ни с кланом Маласи, ни с сексуальной близостью. Мне сказали: (64) «Они направляются туда, где чуют запах человеческих существ». Что касается несколько таинственной настойчивости мужчины с Ивы (строфа 33), когда он желал обрести заклинание, или чары (в самом тексте их называют wosi —песня, а не обычным словом уора —«заклинание»), то мой информатор рассказал мне, что существует магия кокосового масла, и она несколько отличается от той, что совершается, когда это масло вываривают из самого кокосового ореха. Первое заклинание не является необходимым в системе любовной магии, и его нельзя путать с тем, которое произносится над душистыми травами, сваренными в уже приготовленном кокосовом масле. Последнее заклинание можно найти в следующем разделе, в строфах 65 и 66. Я уже указывал в своем изложении мифа, что последние его строфы (начиная с 40-й), следует воспринимать как относящиеся к общине Кумилабваги, а не к общине Ивы, и что такая несообразность, возможно, была вызвана тем, что мой рассказчик неудачно изложил эту историю. Он прекрасно понимал, когда его спрашивали, что такие детали, как поведение, предписываемое людям в Кумилабваге, на отдаленном о. Ива не имели никакого значения. Но он не был готов хоть как-то изменить свое повествование.

Можно отметить, что в наши дни Ива намного более известна любовной магией, чем та община, которая была источником последней, и что рассматриваемый миф все еще пытается приписывать Кумилабваге некоторые древние магические обряды, которые ей принадлежат. В последнем абзаце у нас есть, между прочим, описание некоторых элементов, существенных для данной магии; выясняется, что она мистическим и мифологическим образом ассоциируется с проходом в рифовой гряде, с морской водой у берега и с водоемами на нем. Ведь купание в прибое улучшает внешность человека. (69) «В проходе среди рифов — Кади'усава-са — мы, юноши и девушки из Кумилабваги, купаемся, и наши лица проясняются и становятся красивыми». Подобный же результат производит купание в двух водоемах с солоноватой водой, которые лежат у подножия отвесных скал, под гротом Бокарай-вата. Но здесь имеет место разделение полов. (70) «Бокарайвата — это мужская вода; женская вода называется Момкитава. (71) Если мы (юноши) станем пить ее (то есть женскую воду), наши волосы поседеют». Ведь если представитель любого из двух полов искупается или напьется в водоеме другого пола, его внешний вид ухудшится.

Рассказ о двух маленьких рыбках (строфы 46—48) не вполне ясен, но тот комментарий, который я получил от моего информатора, фактически представлял собой повторение его же первоначальной версии и не сделал этот рассказ сколько-нибудь более понятным (см. ниже: строфы 72 и 73 туземного текста). Любопытным моментом в нескольких последних строфах данного мифа является настойчивое внимание к экономической стороне сделки, предпринимаемой в связи с любовной магией. Это — еще один пример заинтересованности туземцев в возмещении за услугу и принципе взаимности. Однако следует отметить, что такая сделка имеет не только экономическое значение: она еще символизирует престиж данного сообщества как мастеров в области магии и является скорее признанием значимости этих людей, нежели простым вознаграждением за оказанные услуги. Тщательное сравнение свободного перевода туземного текста с его дословной передачей, воспроизводимой ниже, покажет, что в первом случае в тексте оказались растворены и некоторые комментарии. Я не могу по поводу каждого такого незаметного комментария вдаваться в объяснения: это привело бы к слишком изощренной лингвистической дискуссии.

2. Оригинальный текст рассматриваемого мифа

(1) U'ula wala Kumilabwaga.(2) Le'une latula, tayta,

Основа именно Кумилабвага. Она дать жизнь ребенок, один

vivila, tayta ta 'и.(3) Imwa, itata7

женщина, один р мужчина. Она приходить, она резать

doba inasi; isulusulu ka7 matauna.

травяная юбка мать их; он варить листья этот мужчина





(4) Isulubuyala makwoyne kwoywaga.

Он варить кокосовое масло это листья квойваги.

(5) Isouya, ila matauna ikakaya.

Он вешать, он идти этот мужчина он купаться.

(6) Imaga luleta, iwota ka 'i,

Она приходить, однако сестра его, она ломать хворост, itaya, inasi ilukwo: «Kuwoki kola

она в унынии, мать их она говорить: «Ты приносить здесь его sopi luguta».(7) Ikaybiga: «Kuwoki,

wala

вода брат мой». Она говорить: «Ты приносить здесь, именно boge ikanaki kaydawaga kaykegu».(8)

Isuviуже оно лежать у обтесанная доска нога моя». Она уходить minana vivila, ikanamwo sopi; iwori

kulula,эта женщина, оно лежать здесь вода; оно стегнуть волосы ее, ibusi bulami, ibwika kulula,

ivagi