Страница 24 из 64
– Ходу! – крикнул налетчик.
Убегая, он схватил со стола пригоршню нарезанной капусты и сунул ее себе в рот.
Чечелев успел только заметить, как женщина катается по полу, закрыв ладонями ошпаренное до свекольного цвета лицо. Сердце тревожно ухнуло, но он вытолкал прочь эту тревогу, выбежал из кухни, стремясь на верхние этажи.
Там уже несколько минут орудовали его подельники, переворачивая все вверх дном, мечась из комнаты в комнату.
С третьего этажа донесся женский визг. кто-то из налетчиков, стуча каблуками, буквально слетел с лестницы, нервно хихикая:
– Леший с Забродей бабу раком там ставят! Айда, пацаны!
Чечелев и еще двое парней устремились наверх, на крики. Забежали в одну из спален.
Заброднев и его близкий приятель по кличке Леший действительно загнули на кровати девушку или молодую женщину – лица не видно, только худощавую фигурку с задранным платьем да голые ягодицы, к которым уже пристраивался Заброднев с приспущенными штанами.
– Валите отсюда! – рявкнул он.
Заброднев был авторитетом. Его не ослушались. Налетчики побежали дальше по комнатам.
кто-то срывал со стен картины, вероятно в поисках встроенных в стену сейфов, кто-то выворачивал содержимое шкафов, хватая женские платья, мужские костюмы. Чечелев тоже что-то хватал, запихивал в объемную спортивную сумку.
Не прошло и пятнадцати минут, как все собрались на первом этаже, возбужденные, нервные, с горящими глазами. Почти у всех в руках набитые шмотьем пакеты и сумки. Денег, конечно же, никто не нашел.
Сам Чечелев успел урвать четыре разновеликие фигурки слонов, еще какие-то тряпки. Зачем слоники? А фиг знает. Может, ценные какие, загонит потом какому-нибудь лоху по сходной цене.
Появились Забродя и Леший. Без каких-либо награбленных вещей.
Заброднев осмотрел всех и зло произнес:
– Вы чо, уроды, спалиться хотите?! Сами влетите и нас за собой утянете! Выбрасывайте все лишнее, мешочники, бля! Щас выйдете на улицу – и до первых полицаев. Они вас сразу примут.
Парни насупились. Резон в словах Заброди, конечно, имелся, но расставаться с награбленным ой как жалко.
– Выбрасывайте лишнее, я сказал! – снова наехал на своих подельников главарь. – Брать только самое ценное, чтоб внимание не привлекало. Пара минут на все дела, и дергаем отсюда! Расходимся, как договаривались. Напоминаю, толпой никто не идет. Уезжаем на маршрутках. У кого есть бабло, на тачке все равно не едет, чтобы не засветиться перед бомбилами. «Метла» не развязывать. Узнаю, кто-то треплется – грохну по-настоящему. Я не шучу… Так, все лишнее сбросили? Уходим.
Чечелев присвоил только слоников да пару мужских галстуков, дорогих, скорее всего. Все это он оставил в заметно исхудавшей сумке. А что, Забродя прав, с такими баулами их всех точно примут.
Леха очень жалел: с деньгами вышел облом. Ведь согласился бомбить хату именно Из-за бабок. Шмотки у него и так есть. Непонятно, зачем эти хватал? По инерции, наверное. Другие барахлом затаривались, ну и он за компанию. Сам точно не стал бы носить. А кто такое купит? Правильно сделал, что избавился от лишнего.
С отцовских северных зарплат Алексей мог себе Кое-что позволить из хорошей одежды. А вот деньги нужны. На всякие приятные расходы. Ладно, может, слонов удастся загнать. Хрен знает, вдруг, в натуре, ценные? Не станут же в такой домине китайские безделушки держать! А может, в следующий раз повезет? где-то же буржуины бабки прячут? В нынешнее время деньги банкам доверять – что на улице оставить! Дома где-то хранят. Но где?!
Коттедж покидали через разбитое окно гостиной.
Во дворе вдруг увидели садовника – сухого, чуть сгорбленного морщинистого старикана лет шестидесяти. Он тоже увидел налетчиков, все понял и испугался, неуверенно застыв на месте.
– Сюда иди, пердун старый! – распорядился Заброднев.
Садовник опасливо приблизился, не смея смотреть в глаза бугаю. Руки старика заметно тряслись.
Забродя ткнул битой ему в грудь и с угрозой спросил:
– На буржуев трудимся, мушшина?
– Так… Я че… Я ниче… – промямлил садовник, не зная, куда деть трясущиеся руки. Его морщинистое лицо сковали тиски страха.
– Ниче он, – процедил Заброднев. – Чеши, калитку отпирай. Пролетариат выходить будет.
И не сильно приложился битой к худой заднице садовника. Этого оказалось больше чем достаточно, чтобы тот неловко и скованно засеменил, совсем ссутулившись, нелепо размахивая натруженными руками.
Заброднев следом за садовником подошел к кованой, в завитушках чугунной калитке, наглухо закрытой стальной пластиной. Дождался, когда старик, справившись с замком, отворит дверь, выглянул воровато на улицу.
– Все, пацаны, расходимся.
И выскользнул со двора.
Поселок Чечелев покинул точно так же без проблем, как и пришел сюда. С ним пошли еще двое подельников. Они успели запрыгнуть в отходящую маршрутку.
Ничего странного в том, что сюда часто ходили рейсовые маршрутки, не было. На них в поселок обычно приезжала прислуга и прочая челядь.
Слоников и галстуки Чечелев загнал на барахолке каким-то чурбанам, выручив с этого дела восемь штук. Стоило ли так рисковать?
Первое время он вообще не знал покоя. Потом постепенно отлегло. Никто из полиции к нему не пришел, никто не задержал. Будто ничего и не произошло.
А там – загрохотали первые выстрелы, заговорили пушки. В городе начался сущий бедлам: митинги, толпы безработных, громадные очереди в магазины… Благо, что мать приносила с собой жратвы из еще работающего, как это ни странно, ресторана. Тем и спасались.
Потом приехал отец – потерянный, поникший. С зарплатой за последний сезон его кинули, накоплений особых в семье сроду не делали, большую часть тратили, денег почти не осталось. Да и те дешевели не по дням, а по часам.
Попытался он потаксовать, да куда там! Таксистов стало больше, чем желающих ездить. Встал вопрос о продаже машины. Продать не успели: за отцом пришли из военкомата – офицер и два вооруженных бойца.
Сборы были недолгими. Заплаканная мать, молчащий отец, притихший Алексей.
Перед уходом глава семейства обнял заголосившую жену, проворчал:
– Что ты, как по убитому…
Потом обнял сына, сказал:
– Не дури теперь. За мужика остаешься.
И ушел в сопровождении военных, как под конвоем.
Леха ничуть не расстроился. Он уже привык без отца. Рассматривал его как ходячий кошелек, ставший вдруг бесполезным. Более того, с уходом бати решились главные Лехины проблемы: теперь ключи от гаража и машины оказались в его полном распоряжении.
И понеслась!..
Если денег не было у него, они находились у дружков. И на бензин, и на девочек. Пофиг на беспорядки, по фиг, что где-то уже идет реальная война. Все – по фиг.
Сессию Алексей завалил напрочь. Родной военкомат встретил его с распростертыми объятиями. Вернее, за ним пришли, как и за отцом. Мать билась в истерике: не пущу!!!
Да кто б ее слушал!
Чечелев угодил в мотострелковые войска. Да почти все туда и попадали. Как ему приходилось слышать, многих забирали в инженерные части, в железнодорожные, но туда в основном мужики в возрасте попадали. А молодежь – на передовую.
Пока Алексей не увидел все своими глазами, он и не мог представить неприглядность войны. Одной из ее особенностей была неорганизованность – глобальная, непреодолимая, безнадежная.
И вдобавок неспособность командиров почти всех рангов принимать ответственные решения, разрабатывать военные операции. Вообще руководить войсками!
Отсюда – огромные, бессмысленные жертвы, повальное дезертирство, мародерство, голод, инфекционные болезни, высокая смертность среди раненых.
Над всеми довлели уныние и страх от непонимания, зачем и кому все это нужно? Зачем их гонят на убой?! Зачем?! Почему они должны стрелять в своих?!
Вместе с отчаянием, унынием и страхом к наиболее приспособленным приходила злость, вытесняя все остальное. Они сумели выжить в первых боях, когда автомат еще не поднимался против своих, когда некоторые спрашивали: а что, правда, можно стрелять?