Страница 98 из 104
— Это небольшая сумма — мои карманные деньги, отец, — сказала она, — но они могут быть полезны.
— Моя дорогая, это так, — ответил дружелюбно Джарред.
— Если я смогу убедить Уолтера остаться в Англии и заняться своим делом, сделать себе имя, что он вполне мог бы сделать, то я смогу часто видеть тебя, папа, — сказала Лу мягко. — Ты ведь будешь рад мне?
— Буду ли я рад? Что может быть в мире более желаемого для меня, Лу? И ты ведь знаешь, я всегда гордился тобой, моя девочка, не я ли говорил, что ты будешь такой красавицей.
— И, возможно, Уолтер мог бы быть полезен для нас с деловой точки зрения, — продолжала Лу, покраснев от комплимента родителя. — Он мог бы порекомендовать тебя людям, которые нуждаются в реставрации картин или скрипок, — сказала Лу, несколько замирая при произнесении слова «реставрация».
— Возможно, он бы и мог, моя дорогая, если бы его беспокоил такой вопрос, — ответил сдержанно Джарред.
Так и расстались отец и дочь, а день или два спустя, мистер и миссис Лейбэн покинули Лондон для того, чтобы отправиться в путешествие по Ирландским островам.
Именно память о том разговоре с дочерью вдохновила Джарреда на ведение более скромной и размеренной жизни, чем та, которую он вел на протяжении последних двух лет. Он не вздыхал особенно по респектабельному образу жизни, по заведенному распорядку дня, по приему пищи в определенные часы, по десятикомнатному дому за городом, по роскошному саду. Эти вещи не имели особой притягательности для него. Но в его сознание вторглась мысль о том, что и с его возможностями можно вести лучшую жизнь, чем та, которую он влачил вместе со своими компаньонами, такими как Джозеф Джобери и другие подобные джентльмены. В глубине его души проснулись чувства, взывающие к добродетелям человечества и к независимости. Та пятифунтовая банкнота, которую он получил от мистера Ахазеруса, скрипичного дилера, за его собственный труд, была ему дороже, чем полученные путем шантажа деньги доктора Олливента и дороже, чем деньги Уолтера Лейбэна, на чей кошелек свекор имел определенные права.
Вскоре Джарред позвал местного аукционера и спросил его совет по поводу того, как быть с гардеробом. Этот мистер Плисон, специализирующийся на продаже и бартере поношенных вещей, взглянул на него в некотором недоумении перед тем как ответить.
— Как долго вы занимались этим делом? — спросил он мистера Гарпера.
— Это дело моей матери, а не мое, — ответил Джарред с презрением. — Я думаю, она занималась этими тряпками девятнадцать — двадцать лет.
— Почему же тогда целиком не продать этот бизнес? — спросил аукционер.
— Вот и я так говорю, — промолвила печально миссис Гарнер.
— Поместите объявление в «Ллойд викли» и это дело могло бы перейти тогда какой-нибудь вдове или паре сестер. Для этого потребуется совсем немного. И в этом нет ничего такого, что могло бы ущемить ваши чувства.
— Именно так я всегда смотрела на это, — вздохнула миссис Гарнер.
— Само, по себе имущество вряд ли будет стоить и десять фунтов, — сказал профессиональный оценщик, — но имущество и право на торговлю могли бы принести фунтов пятьдесят.
— Если вы сделаете так, как советуете нам, то я останусь вполне доволен, — ответил Джарред.
Так и решили. Аукционер должен был найти покупателя и арендатора дома, ну, а миссис Гарнер и ее сын должны были перевезти свое имущество на новое место. Агент столь усиленно принялся за дело, что менее чем через три недели уже появился на Войси-стрит с двумя сестрами, чьи устремления были связаны с желанием приобрести себе спокойное дело. Для этих двух старых дев болезненного вида мистер Плисон представил книги расходов дома и с помощью простейших арифметических вычислений показал грандиозную доходность этого дела. Особенно подробно он остановился на женском гардеробе, он убеждал их в оригинальности незатейливых нарядов и вообще был настолько услужлив с ними, что после всего они решительно согласились заплатить за все сорок пять фунтов и стать владельцами этого добра.
Миссис Гарнер была очарована возможностью переезда на новое место. В ее мечтах часто появлялись восьмикомнатные апартаменты в Бромтоне или Южном Кенсингтоне. И днем, и ночью ее преследовал вид маленького садика, она ведь так долго томилась в окружении кирпичных уродцев, и поэтому миссис Гарнер окончательно решила обзавестись им.
— Это было бы так интересно для тебя, Джарред, — говорила она, — и так хорошо для твоего здоровья — позаниматься немного утром в саду до завтрака. И ты мог бы получить куда больше удовольствия от булки с беконом или копченой селедки на свежем воздухе.
— Да, я не против того, чтобы выкуривать свою трубку на лужайке в тени деревьев, — сказал Джарред.
— Или в беседке, Джарред, с прекрасным маленьким столиком. И плющ растет так быстро, что вскоре она была бы вся в зелени.
— И там появятся слизняки и пауки, — добавил цинично Джарред.
— Ты помнишь ту беседку в Криклвуде, где у нас был чай однажды воскресным полднем несколько лет назад, когда ты возил меня на прогулку, Джарред? Мы так потешили себя тогда, это было так романтично и необычно: слушать мычание коров на лугу и смотреть на проезжающие экипажи.
— Вот что я скажу тебе, — сказал Джарред после нескольких затяжек трубки, — мне нравится мысль о маленьком аккуратном коттеджике, где мы могли бы неплохо проводить время и куда Лу могла бы приходить, чтобы увидеть нас без того, чтобы на нее указывали уличные мальчишки или вслед ей судачили старухи. Но я не хотел бы жить, к примеру, в Бромтоне или Южном Кенсингтоне, эти названия звучат как псалмы.
— И, кроме того, боюсь, что рента в этих местах была бы очень высока для нас, — ответила миссис Гарнер, готовая уступить любым прихотям сына, чтобы хоть как-то устроить воплощение своей мечты, связанной с маленьким домиком за городом.
— Конечно, — сказал Джарред, — она чрезвычайно высока. Вообще-то виллы растут, как грибы после дождя. Я вот что скажу тебе, моя старая леди, если уж тебе так хочется садик, то я схожу в Кэмбервелл и посмотрим, что получится.
— О, Джарред, — воскликнула восхищенная миссис Гарнер, — когда ты так говоришь, то напоминаешь мне твоего отца в лучшие его дни.
— Благодарю, мама. Ты, наверное, хотела сделать мне комплимент, но я не горю желанием, чтобы меня сравнивали с моим предком.
— Он был весьма неплохим человеком, когда мы были женаты, — ответила миссис Гарнер печально, — ты помнишь его, когда он сошел с пути истинного, когда дела его пошли плохо. Но ты не должен судить о нем строго, Джарред. Не каждому дано идти по верному пути. Много раз я сидела в этом кресле, и душа моя разрывалась из-за твоего отца, и ведь ты собирался пойти тем же путем.
— Нет, — сказал Джарред с достоинством, — я, конечно, не святой, но я могу остановиться вовремя.
— Ах, Джарред, если бы ты знал, как порой неуловима граница между злом и добром. Твой бедный отец никогда бы так не пал, если бы не те пари. Но он всегда относился к ним очень легкомысленно, и это-то и подвело его.
— Да, мама, помнишь ты все. Но нет особой пользы от сгребания всего в одну кучу.
— Когда сердце перегружено, Джарред, то ему нужна разрядка.
— Ты бы лучше занялась приведением в порядок этого барахла для тех двух несчастных старух. Я же пойду к Атласу, Волворсу, — сказал Джарред, беря свою шляпу.
— Колдхарбор-лейн — прекрасное местечко, подтвердила миссис Гарнер. — Я помню известное убийство в Гринакре, когда я была девочкой, и разрезанное на части тело в Колдхарбор-лейн. Есть также Гроуб, где Джордж Барнвелл…
Но Джарред исчез, и миссис Гарнер, кряхтя, взяла щетку и стала приводить в порядок изрядно поношенную мантилью.
Возможно, Джарред и поддался желанию своей матери, связанному с лесными деревьями и небольшим садиком, но не в этом одном было дело. С тех пор, как идея об изменении жизни и о разрыве с Джобери посетила мистера Гарнера, Войси-стрит потеряла для него свою былую притягательность. Эта улица без компании Джобери и без клуба была пустынной, и Джарред почувствовал, что его единственным шансом удержать себя вдали от завлекательной таверны «Королевская голова» была бы либо трехмильиая прогулка, либо трехпенсовый билет на омнибус. Именно эти вещи разделяли бы его новое местообитание и предмет его соблазнов.