Страница 2 из 12
Так же скептически Юля оценивала и профессиональное будущее Горошкиных. Пусть оба мечтают совершить переворот в сосудистой хирургии, но есть элементарные законы физики, которые учат, что для любого переворота нужна точка опоры, а ее-то у молодых супругов и нет. Ни связей, ни денег. А без них должность доцента кафедры или заведующего отделением – потолок в карьере.
Одно время Юля хотела попросить отца сделать так, чтобы Пете с Машей вовсе не давали ходу, но потом не решилась обременять его глупой детской местью.
От этого неудачного матримониального проекта остался стойкий побочный эффект – верная подруга Машка. Она, простая душа, с самого начала приняла Юлины авансы за чистую монету. О Петином любовном зигзаге в Юлину сторону она, похоже, не знала. А может быть, делала вид, что не знала, чтобы избежать неловкости. Так или иначе, после Петиной женитьбы Маша стала Юле не нужна, но та истово сохраняла дружбу. Вскоре Юля стала крестной матерью сына Горошкиных. Можно было предположить, что Маша дорожит дружбой из корысти, но за все годы общения она никогда Юлю ни о чем не просила и даже в кафе всегда платила за себя сама, отказываясь от тех заведений, что были ей не по карману.
Юля не решалась отмахнуться от такой искренней привязанности, хоть в глубине души презирала подругу и про себя называла «курицей». Ее раздражала Машкина неуемная энергия, фанатизм в работе, абсолютно неуместный для настоящей женщины, а на самое Машку Юля всегда смотрела со злорадным сожалением. Неказистая Машка и в юности была похожа на тумбочку, а после родов растолстела и совершенно обабилась. Впрочем, это обстоятельство ее не тревожило, никакими диетами и спортом она себя не утруждала, и Юля, которую единственная ямочка целлюлита на попе ввергала в пучину отчаяния, утратила последние остатки уважения к подруге.
«Как можно так себя запускать? – думала Юля, наблюдая, как Маша ест. – Ей двадцать пять лет, как и мне, а на вид – раскисшая тетеха».
Однако в эти же двадцать пять лет ее вызывают на аневризму аорты – высший пилотаж хирурга. И Юля вдруг почувствовала, как в душе ворочается зависть к убогой Машке, хоть сама она никогда не стремилась сделать карьеру.
Юля всегда знала, что ее призвание – быть женой преуспевающего мужа. В институт она поступила потому, что девушка ее уровня не может не иметь высшего образования, это неприлично. К медицине она не чувствовала никакой тяги, просто медицинский – престижный вуз. Она честно занималась, не прогуливала лекции, читала дополнительную литературу, но ничего не делала сверх программы. Обладая живым умом и хорошей памятью, Юля всегда прекрасно отвечала на экзаменах и закончила с красным дипломом. Многие студенты, понимая, что в обучении слишком мало времени уделено практике, дежурили в больницах в качестве помощников врачей, но Юля считала это лишним. Она вообще не собиралась работать врачом, рассчитывая на хороший пост в страховой компании или фармакологической фирме.
Но ей не суждено было стать чиновницей. Красный диплом и посещения научного общества, которое она по каким-то непонятным ей самой соображениям не бросила после истории с Петей, открыли ей двери в аспирантуру на кафедре сосудистой хирургии. Юля не особенно туда стремилась, за шесть лет учеба успела ей надоесть, но родители пришли в восторг. Мама в ответ на робкие Юлины протесты сказала: «Девушке нашего уровня недостаточно просто диплома о высшем образовании, нужно быть кандидатом наук и обязательно иметь хорошую должность. Это и для будущей семейной жизни очень важно». Муж, который будет крупным чиновником или успешным бизнесменом – уж они с отцом об этом позаботятся, – должен понимать, что Юля не какая-нибудь там домашняя курица!
Сама Юлина мама вышла замуж очень рано, за комсомольского вожака чуть старше себя. С началом перестройки муж занялся бизнесом, быстро поднялся, а несколько лет назад благодаря старым связям стал чиновником городского уровня, сумев при этом сохранить свой бизнес. Мама давно уже с чистой совестью могла бы заниматься только собой и семьей, но продолжала работать и сейчас заведовала одной из кафедр в университете. Уж сколько в этом было ее личных заслуг, а сколько папиной поддержки, Юля никогда не задумывалась.
Не имея нужды в деньгах, мама совершенно бескорыстно протаскивала в университет детей «нашего уровня», потом помогала им защититься, устраивала на хорошие места… Словом, обеспечивала всем тем, чем они, эти дети, должны обладать по праву рождения. Наукой она не занималась: совершать всякие открытия, обучать студентов так, чтобы они не позорили университет скудостью своих знаний, – все это на кафедре предоставлялось выскочкам, которые, имея несчастье родиться в простых семьях, все-таки стремились проникнуть в элиту. Что ж, раз не хотят знать свое место, пусть работают за двоих, пусть доказывают, что достойны.
Поступив в аспирантуру, Юля оказалась в команде энергичных мужчин разного возраста, которых роднила преданность делу и готовность вкалывать сутки напролет. Как выжить в этой кипучей атмосфере? Тем более заведующий часто повторял: «Хирургия, как и цирк, – искусство без дураков. Кто не умеет – разбивается».
«Они сразу поймут, что я – дутая величина, и выгонят вон», – переживала Юля. Но опасения оказались напрасными: она быстро нашла себе нишу. В числе обязанностей сотрудников была одна, люто ненавидимая всеми, – работа с бумагами. Бесконечные графики, рапорты, протоколы, отчеты, планы… Достаточно сказать, что для хранения документов требовалось одиннадцать папок-рубрик устрашающей толщины. Доктора не любили и не умели вести документацию, поскольку не видели в ней смысла. А ведь когда не знаешь «зачем», никогда не поймешь «как». Садились за бумаги всегда в самую последнюю очередь, усталые, опустошенные после операций и общения с больными, после лекций, в конце рабочего дня, когда все мысли устремляются к дому… А тут чахни над входящими-исходящими и высчитывай среднюю педнагрузку!
Юля же готовила себя к стезе чиновника, то есть именно к работе с бумагами, поэтому с радостью взяла на себя всю кафедральную документацию. Она ловко раскладывала входящие по папкам, строчила ответы, помещая копии в другие папки, никогда не забывала вовремя сочинить протокол производственного совещания и никогда не ошибалась в подсчете учебных часов. Вскоре заведующий научил Юлю подделывать свою подпись, чтобы она не отвлекала его от работы. Сначала она стеснялась столь широких полномочий, но, несколько раз услышав: «Я занят, делай как знаешь!» – стала смело выводить затейливый росчерк. Получалось похоже, но не очень, и Юля иногда беспокоилась, что будет, если заведующий вдруг приедет в головное учреждение и сам где-нибудь распишется. Не скажут ли ему: «Товарищ, а кто вы такой? Это не ваш автограф!»
Можно сказать, что она занималась и наукой: доктора приносили ей свои расчеты и заключения, записанные где попало, чуть ли не на сигаретной пачке, и Юля облекала их в художественную форму. У нее был хороший слог и четкий, организованный ум, статьи получались стильные, интересные.
Она стала на кафедре нужным, даже незаменимым человеком. Ее любили и позволяли разные мелкие грешки – опоздать, уйти пораньше, а то и вовсе прогулять. Хирургией не нагружали: сотрудники были сплошь мужчины, уверенные в том, что хирургия – не женское дело, и вообще, такой красивой девушке нельзя напрягаться на работе. Никто из докторов не увлекся ею всерьез, но все проявляли заботу и галантность. Лишь иногда звали постоять на крючках и всегда хвалили, как хорошо она это делает. Заведующий называл ее «наш прелестный бюрократик» и, коль скоро бумаги были в порядке, всегда был доволен ею, не требуя ничего больше. Когда Юля вовремя представила ему литературный обзор по теме своей диссертации, он страшно удивился. Не ждал от изнеженной аспирантки такой прыти.
Обзор она сделала, конечно, не из любви к науке, а по привычке отличницы всегда выполнять домашнее задание. С трудом осилив этот первый этап работы над диссертацией, она с тоской думала о последующих. А может, кто-нибудь из сотрудников кафедры за деньги напишет работу вместо нее? Папа наверняка финансирует этот проект.