Страница 36 из 85
Однако грязь там, духота или нет, но, как мне стало понятно, тамошние власти были чер…ски сообразительными. Фэйрбразер доставил меня в министерство военно-морского флота, где адмирал с седыми бакенбардами выслушал мою историю, разражаясь про…ятьями на каждом повороте сюжета. Затем меня привели в отдел, очень напоминавший Торговый совет, где несколько гражданских с каменными лицами взяли меня в оборот, так что пришлось рассказывать все сначала. Сперва казалось, что они вообще не знают, что со мной делать или как именно им следует поступить, но, наконец, один из них, маленький толстенький человечек по имени Моултри, прямо спросил меня, какой вклад я могу внести в борьбу с работорговлей помимо свидетельств против команды «Бэллиол Колледжа». Другими словами, что такого примечательного было в моей скромной персоне, что из-за меня вообще побеспокоили Вашингтон? Где же эти важные сообщения, о которых столько говорил капитан Фэйрбразер?
Поскольку судьбоносных рапортов не существовало, их нужно было создать. Я объяснил, что мною собрано огромное количество подробностей не только о самих работорговцах, но и о тех, кто стоит за их спиной в Америке и Англии, снабжает их деньгами и судами, а также проводит их проклятые сделки под прикрытием легальной коммерции. Все это, продолжал я, может быть изложено мною на бумаге, как только к тому представится возможность, в соответствии с документами, которые мне удалось достать, а пока я могу дать ценные устные свидетельские показания. Я представил один рапорт по данным надежного агента в Уида и еще один — по сообщениям другого моего агента в Роатане, но вот имена своих агентов я могу сообщить только моему начальству в Лондоне. Третий рапорт я напишу в самом скором времени, как только закончу с другими делами — тут следовала грустная улыбка и намек на то, что в последнее время я был жутко занят.
— Да-да, сэр, — ответил он, — все это превосходно в своем роде. Благоразумная скромность, с которой вы упоминаете об источниках ваших предыдущих сообщений, весьма похвальна. Но из сказанного вами следует, что вы располагаете информацией, чрезвычайно ценной для правительства Соединенных Штатов, информацией, которую министры Ее Величества обязательно передадут нам. Вы говорите, что знаете имена американцев, которые стоят за работорговлей, или тех, кто по крайней мере вовлечен в этот бизнес и получает деньги от подобных операций. Теперь, сэр, мы подошли к самому главному — мы должны узнать имена этих людей. Кто они?
Я глубоко вздохнул и постарался произвести впечатление человека, терзаемого внутренней борьбой. Мой собеседник и два его коллеги-инквизитора ожидали моего ответа, а секретарь сидел в боевой готовности все записывать.
— Мистер Моултри, — наконец проговорил я, — я не могу вам это сказать. Позвольте объясниться. — Я с торжественным видом переждал взрыв его ответных реплик. — У меня есть много имен, как в моей памяти, так и в моих записях. Мне немногое известно о публичной жизни Соединенных Штатов, сэр, но даже я понял, что некоторые из этих имен — отнюдь не малозначимые. Если я назову их вам сейчас, это будет не что иное, как простой перечень имен. Разве не так? Основная масса улик, которые могли бы, нет, которые обязательно приведут к доказательству их причастности к незаконной перевозке этих несчастных чернокожих, сейчас все еще находится на пути в Англию — по крайней мере я надеюсь на это. Предположим, они будут переданы вам и смогут быть использованы для организации судебных процессов против этих людей. Но если я сообщу вам эти имена сейчас, — я стукнул пальцем по столу, — вы ничего не сможете сделать и вынуждены будете ожидать, пока соберут все необходимые доказательства. И хотя я абсолютно верю в вашу сдержанность, джентльмены — было бы дерзостью сомневаться в этом, — мы-то с вами знаем, как однажды сказанное слово быстро обретает крылья. Преждевременная утечка информации может послужить прямым предостережением, и некоторые из этих птичек могут ускользнуть из сети. И поверьте мне, джентльмены, — я скрипнул зубами и заставил слезы выступить на глазах, — поверьте мне, я не для того прошел сквозь ад рейсов в Дагомею, видел все страдания этих бедных черных созданий в Срединном проливе и рисковал своей жизнью, не для того, чтобы эти палачи избегли заслуженной кары!
Да, это был неплохой спектакль и он несколько сбил их с толку. Моултри выглядел чер…ски озабоченным, а два его сотоварища имели встревоженное выражение лиц, как у людей, которые видят и слышат то, чего не в состоянии понять. Наконец Моултри произнес:
— Да… я понимаю. Несомненно, вы, сэр… имеете в виду последствия всего этого, и важность некоторых из тех, что могут быть привлечены? Вы полагаете, что… когда все станет известным… может произойти э-э… политический скандал?
Я одарил его грустной улыбкой:
— Я могу наглядно показать это, сэр, заверив вас, что среди британцев, которые, как я знаю, замешаны в это дело — и чью вину можно доказать — находятся два пэра нашего королевства и один вельможа, чье имя до последнего времени можно было встретить в перечне министров Ее Величества. Полагаю, сэр, что американские имена включают людей, занимающих сопоставимое положение в обществе. Прибыли от работорговли столь безмерно велики, что могут поколебать самые верхи. Судите сами, стоит ли ожидать скандала.
Он вытаращился на меня:
— Мистер Комбер, то, что вы знаете, делает вас весьма опасным молодым человеком.
— То есть, — продолжил я, проницательно улыбаясь, — вы хотите сказать — молодым человеком, который находится в большой опасности? Но я привык к риску, сэр. Это — моя работа.
К тому времени я и сам так поверил в то, о чем говорил, что уже не удивлялся тому, как они это проглотили. Однако поскольку они все же были янки и не были дураками, то заставили снова рассказать всю историю шаг за шагом — от Ла-Манша до Уида, про деревушку Гезо, наше бегство, плавание на запад и все прочее — в надежде, что я невольно хоть немного проговорюсь, но поскольку я этого не сделал, то они только даром потратили свое время. В конце концов Моултри и его коллеги посовещались, пока я дал немного отдыха своему языку, и торжественно объявили, что обсудят сложившуюся ситуацию с британским послом, а я между тем должен быть готов отправиться в Новый Орлеан, чтобы свидетельствовать на процессе против экипажа «Бэллиол Колледжа».
Меня такая перспектива вовсе не обрадовала, но опять-таки пока поделать с этим ничего было нельзя. Так что я поклонился и позже в тот же день был приглашен в резиденцию английского посла, старого и сухого, как палка, но с голосом, приятно отличающимся от лающего выговора этих янки. Я опасался, что он сам или кто-нибудь из его людей (один шанс на тысячу, но все же он существовал) были когда-то знакомы с настоящим Комбером, но все прошло гладко. Я рассказал свою историю уже в четвертый раз, а вечером — поскольку посол пригласил меня к себе на обед — снова повторил ее уже перед его гостями. И, готов поклясться, ни разу не сбился, но за столом сидел один человечек с таким же нюхом на лжецов, которым обладаю и я сам. Я так и не смог понять, когда и почему он заподозрил меня, но это все же произошло и доставило мне один из самых неприятных моментов в жизни.
За обедом было около дюжины гостей, и я даже не заметил его поначалу. Пока леди не вышли из комнаты, а Чартерфилд, наш хозяин, попросил меня развлечь джентльменов рассказом о своих приключениях на Невольничьем берегу. Судя по всему, этот человек больше других заинтересовался моей историей. Он был необычайно высок, с на редкость уродливым лицом, глубоко сидящими темными глазами, подбородком, похожим на крышку гроба, и черной прядью волос, словно корова языком лизнула, прилипшей ко лбу.
Говорил с намеренной медлительностью американского провинциала — в столице он был новичком; фактически, он был очень молодым конгрессменом, приглашенным на обед в последний момент, так как в это самое время занимался подготовкой билля против работорговцев и ему было интересно встретиться со мной. Вам, наверное, знакомо его имя — мистер Линкольн. [XXXI*]