Хуже не бывает

Сьюзан стало любопытно, перетащила ли Мардж на губы свою задницу или использовала традиционные коллаген и силикон. Но тут ей пришло в голову, что лицо, наверное, выдает ее мысли, поскольку она уставилась на мрачную Мардж с некоторым отвращением – будто почувствовала запах ягодиц от ее блестящих губ.

Заставив себя поднять глаза, она увидела, что гладкие щеки Мардж стали ярко-розовыми и краска уже подбирается ко лбу.

– …Так что следуйте, пожалуйста, за мной. Думаю, они как раз заканчивают с Дином.

Мардж быстро пошла вперед, выставив перед собой руку, точно подгоняя Сьюзан. Они шли мимо маленьких соболезнующих созвездий – скопления агентов, менеджеров, исполнительных директоров, продюсеров, режиссеров и актеров, собравшихся отдать последнюю дань любимому дорогому покойному Джеку Берроузу, которого едва ли уважали как человека, но ценили как умного, успешного, невообразимо богатого продюсера.

Вечеринка по мрачному поводу, в честь того, кто изо всех сил наслаждался жизнью, пока она не закончилась, в то время как остальные продолжали веселиться без него.

Покорно следуя к месту сбора за Мардж и ее раздутыми губами, Сьюзан с некоторым волнением заметила вечно возбужденного Дина Брэдбери, стоявшего рядом с женщиной, которую она сочла родственницей Джека. Возможно, это была его единокровная сестра или трижды троюродная кузина от второго брака двоюродного дяди по матери.

Вспышки защелкали и засверкали, Дин взмолился, отступая с линии огня фотографов, прикрыл глаза одной рукой и вежливо помахал другой, прощаясь. Проходя мимо Сьюзан, он окинул ее проницательным взглядом блестящих лукавых глаз.

– Пытаемся малость оживить похороны, – пробормотал он, приглушив свой рычащий голос его знаменитая улыбка на миллион долларов сполна оплачивала восхищение публики.

Затем Дин скрылся в безопасной гавани среди столпов шоу-бизнеса, сомкнувшихся вокруг своего старейшего и, вероятно, любимейшего блудного сына, и направился наверх, в безопасность, прочь от любопытных глаз, которые долгие годы нацеливали на него свои алчные камеры.

Мардж подвела Сьюзан к женщине, которую только что покинул Дин, та уже поджидала очередного плакальщика, солдата на посту, принявшего ее сторону. Вместе они будут важно улыбаться на последней странице профсоюзной газеты.

Сьюзан знала некоторых фотографов со времен хождений по красной ковровой дорожке и извечного желания поскорее нырнуть в дверь на пути к чему-то или от чего-то, и это привело ее в смятение. Сперва маленькая девочка, сопровождающая мать, затем девушка, которая играла в кино, затем обдолбанная, затем замужняя, затем трезвая, затем одинокая – каждая фаза ее жизни зафиксирована фотокамерами. Зафиксирована и опубликована. Хроника девушки, превращающейся в женщину, превращающейся в зрелую даму. Дочь, жена, мать, никто. Актриса, пидорская вдова, ведущая ток-шоу – камеры всегда сопровождали Сьюзан, фиксируя ее борьбу и примирение с жизнью, с которой зачастую было так сложно смириться.

Она жила в мире иллюзорного бизнеса. Она была знаменитостью, и этот мир не оставлял ее, как неуловимый экзотический запах: аромат, поднимающийся на подобных мероприятиях. Слава всегда немного напоминала Сьюзан опиаты. Всегда казалось, что ее слишком много или слишком мало, но избавиться от нее окончательно не удастся никогда.

Единственная составляющая славы, которая была ей понятна, то, что делало ее ценным, – талант. Она считала, что ты играешь, пишешь, поешь или ведешь ток-шоу просто так, потому что тебе нравится это делать. Все остальное – побочные эффекты. Ты становишься предметом изучения и исследования, даешь автографы, позируешь для фотографий – вот за эти вещи тебе и платят. Фотокадры и звуки, которые ты отдаешь по первому требованию, вот за них-то на самом деле и выплачивают арендную плату.

Иногда Сьюзан казалось, что люди видят в ней лишь совокупность тех вещей, которые она сделала, чтобы добраться до своей нынешней реинкарнации. Они, наверное, не могли воспринимать ее такой, как она себя ощущала. Но, поразмыслив, она пришла к выводу, что, видимо, лишь немногие понимают, кто они «на самом деле». Для некоторых это может быть долгий путь от самого сокровенного «я» до публичной личности, для других такой дистанции вовсе не существует. Последним гораздо легче преподносить подлинных себя журналистам или ведущим ток-шоу и не бояться, что когда они вернутся домой, шкаф окажется пуст. Другие считали невозможными близкие отношения с кем-то конкретным, приберегая их для работы, где во имя рекламы открывали доступ к тому, что называли своей душой.

Сама Сьюзан сдалась без борьбы, отдав на потребу телерадиоканалам и печати всю свою уже не личную жизнь. Она истратила последний доллар, и теперь оставалось только фотографировать банк. Сьюзан, девушка, которая постоянно отказывалась от любых прав на себя в пользу захватчиков, все еще желающих урвать кусок.

Эта мысль повергла ее в уныние, так что она явно выглядела расстроенной, приветствуя Карен, сестру Джека Берроуза, которая немедленно взяла ее за руку и развернула к вспышкам и людям с камерами, как несчастного Санта-Клауса, забывшего спросить у малыша, что тот хочет на Рождество.

– Карен, посмотрите сюда!

– Мисс Берроуз, повернитесь налево!

– Сьюзан, смотрите прямо!

– Улыбнитесь!

– Ну, давайте еще разок!

– Так-так, неплохо, мисс Вейл!

– Карен, Сью, последний раз!

– Мне жаль, что так вышло с Джеком, – произнесла Сьюзан сквозь стиснутые зубы, натужно улыбаясь. – Он был таким… – Она соображала, что сказать о Джеке хорошего, не связанного с поставленными им боевиками, чтобы утешить его сестру, но в голову ничего не приходило. Когда Сьюзан наконец почти придумала слова, Карен отмахнулась от нее:

– Спасибо. О, между прочим, Мардж дала вам программку? – От нее сильно пахло духами и алкоголем, слегка пошатнувшись, она вцепилась в Сьюзан, чтобы не упасть.

Сьюзан поддерживала Карен за локоть, пока та не собралась с силами.

– Вы хорошо себя чувствуете? – Она заметила испарину на лбу возле темных волос и вокруг темных глаз Карен.

– Да, – пробормотала та.

Вглядываясь в лицо этой женщины, Сьюзан вдруг подумала, что Джек никогда не упоминал о сестре. И в его доме она не видела ничего, похожего на семейные снимки – сувениры из прежней жизни, – сделанные до того, как он прославился. Там были только фотографии Джека в обнимку с той или иной знаменитостью, Джека с «Золотым глобусом», или верхом на арабском жеребце, или в одной из этих смертоубийственных спортивных машин, или гордо демонстрирующего огромную пойманную рыбу. Но ни следа выгоревшей фотографии нежной матери или двух детишек в старомодной одежде, взбирающихся на дерево. Нет, эта сестра стала первой уликой того, что у Джека была жизнь до Голливуда, где у него все шло прекрасно, кроме жизни, и вот он мертв. И явилась его прошлая жизнь, немного потрепанная, но не так уж сильно отличающаяся от него – настигла его из прошлого, которое он оставил позади. И теперь рядом со Сьюзан стоит его единственная наследница, которая приехала, чтобы заполучить деньги, которые он скопил, работая в бездушном мире развлекательного бизнеса.

Подумав об этом, Сьюзан уже не испытывала особой жалости к Карен, хотя нельзя было сказать, что та чувствует себя прекрасно.

Она прочла листочки, которые ей вручила Мардж. Такого я еще не видела,подумала она Похороны по списку, как сказала бы бабушка.Мардж указала ей на просторную просмотровую комнату этажом выше – здесь она смотрела «Вспоминая завтра» – с бордовыми бархатными портьерами и обитыми креслами, под председательством большой золотой статуи «Оскара» с его пустым, отполированным лицом, мечом в руках и военной выправкой.

Затем, словно по какому-то черному волшебству, толпа киношников-плакальщиков рассыпалась, и Сьюзан увидела Лиланда, оживленно беседующего с мрачными типами в модельных костюмах. Коллеги по работе, как предположила Сьюзан. Сьюзан вообще много чего предполагала. Это гораздо проще, чем собирать факты. Коллеги со студии, или агенты, или адвокаты, или менеджеры, входящие в главный список или просто работавшие на него. Но кто бы они ни были, для Сьюзан это не имело значения, потому что, увидев Лиланда, она смотрела только на него и привлекательного мужчину рядом с ним. Мужчину, на которого Лиланд ее променял, если такое вообще возможно. Как она и боялась, они тоже пришли. Их окружала жадная до сплетен аудитория, жаждущая увидеть, как они будут обмениваться любезностями, ведь они должны показать, что заметили друг друга, даже после всего случившегося их связывала Хани. Кто может вытерпеть весь этот абсурд и разгорающееся пламя горечи и ярости? Ну, многие, вообще-то, но Сьюзан точно не из их числа. В итоге она обнаружила, что злость делает человека неповоротливым, и если держаться за нее, то вскоре придется бросить все развлечения ради поддержания злости. Истрать на это все силы, и тогда, может быть, ничего не останется для источника огорчений. Как тебе будет угодно. Она упорно старалась превратить бурлящую злость против Лиланда в тихо кипящую боль. Ей понравилось, как года два назад кто-то в «Анонимных алкоголиках» сказал: «Обидеться – это все равно что выпить яду и ждать, что от него умрет другой».