Ложь

— Еще увидите. Надо лишь подгадать момент.

Она откинулась на спинку кресла, приподняв бинокль и всей своей позой показывая, что разговор окончен.

— Всего доброго, — сказала я. Но ответа не последовало.

Когда я добралась до той части пляжа, которая считалась исключительной территорией «АС», там не было ни души. Я осталась одна-одинешенька, прошла к своей любимой дюне, пригладила песок, села и стала смотреть на айсберг.

Отлив был в разгаре, и весь пляж внизу влажно поблескивал, твердый и гладкий, точно лист сверкающей бронзы. Отражение айсберга на нем походило на мираж, хотя было перевернутым и чуть скошенным в мою сторону.

Компанию мне составляли только береговые птицы — кулички, красногрудые ржанки и стайки белобрюхих зуйков, сновавшие вдоль кромки воды. Я поставила фотокофр на песок, открыла и извлекла оттуда Лилин плеер, моля Бога, чтобы батарейки не сели, пока я не прослушаю запись и не соображу, что она собой представляет. Вытащив кассету, я аккуратно сложила манхаймовский конверт и сунула его в карман. Потом вставила кассету в плеер, нажала нужную кнопку и стала ждать.

168. Сперва я услышала просто продолжение того, что успела прослушать в доме у Мерседес.

Что-то вроде инструкций, но не для солдат, не для мелких чиновников, а скорее для потенциального неофита некой религии.

Например, почти в самом начале голос доктора Чилкотта — пугающе монотонный — сказал: вам не нужно беспокоиться о том, что вы знаете…Причем повторил несколько раз. После каждого повтора звучал механический щелчок, будто аппарат отключался, но отключения не было. Щелчок представлял собой просто сигнал, условный знак: шаг номер один — вам не нужно беспокоиться о том, что вы знаете,затем, через три секунды после щелчка, голос сказал: то, что вы, как вам кажется, знаете и помните, теперь нужно забыть.Это опять-таки было повторено несколько раз, а потом новый щелчок.

Теперь голос сказал: то, что вы знали доныне, есть ложь, и то, что вы помните, ложно.

Щелк.

То, что вы знали доныне, есть ложь, и то, что вы помните, ложно.

Щелк.

Айсберг темнел, из розового становился бордовым. Часы на пленке все тикали.

Теперь я скажу вам правду.

Теперь я скажу вам правду.

Теперь вы помните правду.

Теперь вы помните правду.

Чему бы вы ни сопротивлялись, сопротивление вызвано тем, что вы сопротивляетесь правде.

Чему бы вы ни сопротивлялись, сопротивление вызвано тем, что вы сопротивляетесь правде.

Каждая из этих фраз повторялась снова и снова. Щелк. Щелк. Щелк.

Меня охватила настоящая паника. Я боялась, что сама поддамся внушению, если не стану противиться ему всеми силами своего рассудка. Хотя тон голоса был безучастно-ровным, а фразы — банальными.

На миг я выключила плеер и вслух, громко сказала себе, что сейчас голос наверняка сообщит: мир есть война,и война есть мир,и два плюс два — пять.У меня определенно возникла ассоциация с пленкой из «1984» [48]. Лилина музыка — точь-в-точь голос Старшего Брата.

Я надеялась, что засмеюсь, сказав себе об этом. Но не засмеялась. Не улыбнулась. Не пошевелилась.

Не могла.

В конце концов, собравшись с духом, опять нажала кнопку.

Ваше стремление к правде абсолютно.

Ваше стремление к правде абсолютно.

Вы приемлете правду целиком и полностью.

Вы приемлете правду целиком и полностью.

Эта правда абсолютна.

Эта правда абсолютна.

Ваши воспоминания о смерти Колдера Маддокса…

Я выключила запись, подождала.

Досчитала до десяти и включила снова.

...ложны.

Ваши воспоминания о смерти Колдера Маддокса ложны.

Щелк.

Дышала я так тяжело, будто целую милю бегом бежала. Не оттого, что именно голос сию минуту произнес, но оттого, кто все это говорил — Чилкотт.

Как всякий пропагандистский опус, пленка началась с инструкций, адресованных всем потенциальным неофитам. Но теперь она внезапно переключилась на конкретику — на Колдера Маддокса и его смерть, а также на восприятие этой смерти конкретным слушателем — Лили Портер. До меня вдруг дошло, что эта пленка — вся, от начала и до конца, — была записана для нее одной.

Колдер Маддокс умер естественной смертью, сообщила запись.

Ваш разговор на пляже не имел никакого касательства к смерти Колдера Маддокса.

Маргерит Риш не имела никакого касательства к смерти Колдера Маддокса.

Маргерит Риш не убивала Колдера Маддокса.

Никто не убивал Колдера Маддокса.

169. Прошло минут десять, я сидела в полном оцепенении.

Ничего не видела. Ничего не слышала. Не могла думать.

Через четверть часа, когда айсберг купался в последних солнечных лучах, я снова включила пленку, убавив звук до шепота.

Начался прилив.

Бум-м!

Я поднесла плеер к уху. Голос теперь доносился словно из дальней дали, словно откуда-нибудь с Марса.

Никому не повторяйте ложь, что Колдер Маддокс был убит.

Никому не повторяйте ложь, что Маргерит Риш разговаривала с вами перед тем, как Колдер Маддокс умер.

Чтите правду, которую я вам сообщил.

Что бы вы ни слышали, что бы ни читали, во что бы ни предпочитали верить, вы будете верить в то, что я вам сообщил.

Дело закрыто.

170. Приняв ванну и переодевшись, я спустилась в столовую и сидела сейчас над тарелкой с лангустом, но не ела, все мои мысли упорно крутились вокруг Мег.

Я глянула поверх столиков: она чистила Майклу грушу и нарезала ее тонкими ломтиками.

Почему голос связывал Мег со смертью Колдера и старался убедить Лили Портер, что этой связи — какова бы она ни была — не существовало? Сумасшедший дом.

Мег убила Колдера? Как при таком количестве подозреваемых голос выбрал именно ее?

Я сама куда более правдоподобный киллер, чем Мег. По крайней мере, мое презрение к Колдеру ни для кого не было тайной.

Хотя…

Фотографии.

Найджел украл их (по всей видимости) и передал доктору Чилкотту (опять же по всей видимости). Чилкотту оставалось только изучить персонажей и отметить присутствие Мег среди них.

Как, впрочем, и присутствие десятка других.

Что они делали, изготовители этой пленки с ее безумными инсинуациями? Завязали глаза и наугад тыкали в мои фотографии булавками? А если б булавки ткнулись в айсберг? Что тогда? Пленка для Лабрадора?

171. Когда подошла Джуди, дежурившая за стойкой портье, и сказала, что меня просят к телефону, я подумала, это Лоренс интересуется, где я была. Но ошиблась. Звонила Мерседес, и разговор она завела весьма загадочный.

— Мне сказали, луна нынче будет изумительная.

— Отрадно слышать. Кто тебе сказал?

— Друг. Он же уверяет, что лучше всего тут любоваться луной с пляжа. Ты об этом знала?

— Что до меня, то я предпочитаю любоваться ею из своего окна, Мерседес.

От нашего разговора меня отвлекало присутствие у стойки одного из пайн-пойнтских агентов в штатском. Он о чем-то расспрашивал Джуди.

— О, ты непременно должна пойти на пляж и посмотреть оттуда, — продолжала Мерседес. — Изумительное зрелище, по словам моего друга. Особенно около полуночи. Я подумала, что обязательно нужно сказать тебе, ведь ты так интересуешься всяческими чудесами природы. Все-таки сходи, думаю, не пожалеешь. До свидания, дорогая.

— До свидания… — начала я, но она уже отключилась.

48

Роман-антиутопия (1949) английского писателя Джорджа Оруэлла (1903–1950).