Страница 47 из 52
В Эдинбургском аэропорту художников поджидал микроавтобус, которому предстояло доставить их в Альтернативный центр мира. На часах было семь утра — не лучшее время для всех новоприбывших, кроме Геррита Планка, — поэтому, доковыляв до автобуса, они забрались внутрь, почти не обратив друг на друга внимания. За рулем сидел таксист в униформе автотранспортной компании: он не знал о симпозиуме ровным счетом ничего, кроме того, как туда добраться.
— Все в порядке? — только и бросил он через плечо, заводя двигатель. Ответом ему было бессвязное мычание, бормотание и одинокое «да» Геррита.
Микроавтобус покинул территорию аэропорта, выбрался на автостраду М9 и очень долго ехал по ней в северном направлении.
Мортон Краусс, Фэй Барратт и Ник Клайн большую часть путешествия крепко проспали под защитой тонированных стекол, которые сдерживали напор утренних лучей весеннего солнца. Геррит Планк бодрствовал, но не видел смысла в разговорах, и только Джун Лабуайе-Сук решилась завязать беседу.
— Похоже, мы уже давно проехали Эдинбург, — сказала она.
— Конечно! — согласился шофер. Окрестности становились все более и более дикими. Вскоре показались горы.
— Глазам своим не верю! — воскликнула Фэй Барратт, которую разбудила упавшая к ней на колени голова Мортона Краусса. — Эти горы покрыты снегом! Где я возьму теплую одежду?
— Похоже на картинку на пачке сигарет «Альпайн», — буркнул Мортон. — Или на логотип «Парамаунт пикчерс».
Только через пять часов микроавтобус притормозил в какой-то деревушке. Художники высыпали наружу, вообразив, что остановились для заправки бака и посещения туалета; каково же было их изумление, когда водитель выбросил в окно большой пакет, поднял стекло и стартовал с места на полной скорости.
— Эй, — заорал Мортон (самый подозрительный и раздражительный из всех пятерых). — А ну назад! Назад, хрен моржовый, я тебе говорю!
Несомненно, подобное обращение прозвучало в маленькой деревне Инвер (а может — и на всей территории северо-шотландского нагорья) впервые.
Художники в тот момент еще не знали (но вскоре узнают — как только откроют пакет и прочитают содержащиеся в нем отпечатанные на машинке письма), что стали жертвами изощренного розыгрыша, организованного неким лицом, именующим себя Ценителем живописи. Ценитель не пожалел ни сил, ни средств, чтобы доставить всех пятерых в Инвер (зато ему удалось немного сэкономить на обратных билетах в Нью-Йорк, которые он успел аннулировать). Однако, чтобы компенсировать возникшие в связи с этим неудобства, он дарит каждому художнику по экземпляру альбома цветных репродукций «Красоты горной Шотландии». Альбом включал в основном работы местных художников-реалистов XIX века. На титульной странице каждого экземпляра было от руки написано:
«Я очень рад возможности познакомить Вас с миром настоящего Искусства и той природной средой, что служит для него источником вдохновения.
Каждое письмо было адресовано лично одному из пятерых художников и по тексту несколько отличалось от других.
В письме Герриту Планку злобной критике подвергалось абстрактное искусство вообще и, в частности, композиции из цветных бетонных плит, на которых специализировался Планк.
Диатриба в письме к Джун Лабуайе-Сук была направлена против концептуального искусства, беззастенчиво манипулирующего зрителями, и, в частности, против перформансов самой Джун, которые, как считал Ценитель живописи, свидетельствовали не просто о полном отсутствии каких-либо профессиональных навыков, но об инфантилизме художницы и ее несносном характере. Особенно он отметил перформанс «Фабрика людей», в котором хорошо сложенные молодые люди по очереди мастурбировали в специальной комнатке, наполняя спермой шприц за шприцем. Шприцы затем выкладывались на столик перед входом в другую комнатку, куда зазывали посетительниц выставки, предлагая им воспользоваться шприцами. Этот перформанс, по мнению Ценителя живописи, знаменовал собой низшую точку падения культуры двадцатого века.
В письме к Нику Клайну нападкам подвергались инсталляции. Ценитель живописи возмущался тем, что выставочные помещения не используются для демонстрации работ талантливых и ответственных художников, но превращаются в «настоящие свалки разнообразного мусора». Далее он заявлял, что, по его мнению, ничего более бессовестного, чем демонстрация обыкновенной кучи песка под претенциозно-многозначительной надписью «Метаморфозы бесконечно малого», невозможно вообразить. (На самом деле это название было придумано Гэйл Фреленг, а вовсе не Ником.)
В послании к Фэй Барратт разоблачалась профессиональная беспомощность, скрывающаяся под личиной последнего писка социально-политической моды, — именно таковы были, по мнению Ценителя живописи, картины Фэй, посвященные теме сексуального кризиса у женщин. Особенно детальному разбору подверглось полотно, озаглавленное «Можешь забрать это себе», недавно приобретенное музеем Гугенхайма. Уже сам сюжет — картина изображает женщину, вырезающую себе матку ножом с ручкой в форме пениса, — более чем неприятен, а грязная, комковатая текстура свидетельствует о том, что художница совершенно не владеет техникой письма маслом, ее мазня даже не заслуживает критического разбора.
Письмо Мортону Крауссу было, по существу, разносом самого Мортона Краусса, и в особенности его знаменитой экспозиции 1989 года «Половые акты с перцем». Во время этого шоу, идея которого стоила Мортону чрезвычайных умственных усилий, посетителям предлагалось приобрести оригинальные порнографические фотокарточки без рамок, размером 8×10, по цене $50 за штуку. Было изготовлено по двадцать копий каждого снимка, более или менее идентичных (если не считать мелких дефектов, связанных с прославившейся благодаря Мортону методикой проявки «в тазике»). Покупатель должен был ткнуть пальцем в приглянувшуюся ему фотографию, тогда работник галереи срывал карточку с гвоздя, на котором она висела, и вручал ее новому владельцу в коробке из-под пиццы. Затем на стену вешалась другая копия того же фото и так далее — пока не раскупались все (что происходило довольно быстро). Шоу стало последним заметным успехом Мортона. С тех пор Мортон не сумел выдумать ничего такого, что могло бы превзойти «Половые акты»: ведь сама идея «картин на вынос», в общем-то, принадлежала не ему, а «вдохновительница» больше не разговаривала с художником с тех пор, как он обменял ее видеомагнитофон на наркотики. Тем не менее «Половые акты» стали в некотором роде легендой и, судя по всему, произвели немалое впечатление на Ценителя живописи. По его мнению, никому в мире больше не удавалось продемонстрировать в рамках одной экспозиции такое впечатляющее сочетание непристойности, безвкусицы, непрофессионализма и откровенного цинизма.
— Ну и че? — спросил Мортон самого себя, дочитав письмо. — Да пошел ты…
— Беее! — отозвалась пасшаяся по соседству овца.
Последовала минута молчания, в течение которой художники окончательно осознали, какими лохами они оказались. Где-то вдалеке гудел, пробираясь сквозь облака, военный самолет.
— Нужно, чтобы кто-нибудь позвонил Гэйл, — сказал Ник Клайн. — Я дам вам ее номер. Она сообразит, что нужно делать.
Все пятеро разбрелись в разных направлениях искать телефонную будку, но в деревушке Инвер, похоже, подобное сооружение отсутствовало. За залом общинных собраний, который был закрыт и украшен плакатом с надписью ЛОТО, простирались пустыри и мелководье. Подальше от берега плавали лебеди, а где-то совсем вдалеке на фоне дюн виднелась покачивающаяся на волнах маленькая рыбачья лодка. Слева на дорожном указателе было написано ШКОЛА, но глаз не находил никаких признаков таковой: ни тебе баскетбольной площадки, ни автостоянки, ни толпы гомонящих тинэйджеров, ни полицейских. Стояла такая тишина, что можно было услышать, как встряхивают крыльями лебеди. Справа раскинулась сама деревушка, состоявшая из единственной улицы, ограниченной с одной стороны галечным пляжем, а с другой — шеренгой современных маленьких бунгало (вместо живописных старых коттеджей, которых можно было бы ожидать в подобном месте).