Страница 4 из 52
Франсис жестом показала: «Я справлюсь» и кивнула, прося закрыть дверь.
А потом все взяла в свои руки.
К концу дня она успокоила их, заворожила убаюкивающим шепотком, который мешался с легким стуком бьющего в окна дождя. Она сидела на высоком табурете, и рассказы ее лились рекой, атмосферные волны гудели, Франсис старалась не замечать, что нижняя часть туловища онемела под тяжестью Джеки, пристроившейся у нее на коленях. Джеки будет развитой девушкой, по крайней мере, физически. Эмоционально она была еще слишком мала, чтобы жить своей жизнью вне материнской утробы. Девочка обнимала учительницу за талию с цепкостью сумчатого зверька, нос утыкался Франсис в грудь. Джеки плакала часами — бесконечно хныкала, — и помочь этому могли только долгие-долгие уговоры.
Грег Бэрр играл в кольца с Харриет Фишлок и Кейти Расек, довольный, как медный грош, в тех самых пастушьих штанах из мешковины, которые были на нем во время рождественского спектакля. Его собственные брюки сохли на батарее. Грег их испачкал, когда с ним случилась истерика. Франсис понимала, что не может оставить класс и заниматься только Грегом, и поручила Кейти отвести мальчика в туалет и помочь переодеться. Рискованный выбор, если учесть строгое разделение детей по половому признаку в маленьком ротерском мирке, но Франсис рассудила, что так будет правильнее: Кейти была уже вполне взрослая и самостоятельная, Грег ее побаивался и тайно обожал. Но что еще важнее, умненькая Кейти догадалась, что ситуацию — полкласса рыдает и бьется в истерике, да еще мальчик, который наделал в штаны, — не может контролировать один взрослый, и она приняла задание, как баскетбольный мяч. В своем сочинении Кейти писала:
«Меня зовут Кейти Расек и я учусь в ротерской деревенской школе. На прошлой неделе здесь случилось ужасное. Наша учительница миссис Макшейн вела урок математики, и вдруг в класс ворвался ее муж с дробовиком. Он ругал миссис Макшейн и бил, пока она не упала на пол. Она все время повторяла: „Пожалуйста, не при детях“, но ему было все равно. Потом ее муж велел ей взять в рот ружье и сосать ствол. Некоторое время она так и делала, а потом он разнес ей голову. Мы все очень, очень перепугались, а он сбежал, и теперь его ищет полиция. Всякий раз, как я вспоминаю тот день, меня тошнит. Смогу ли я когда-нибудь это забыть?»
Сидя на высоком табурете, Франсис наблюдала, какими глазами Кейти Расек смотрит на Грега Бэрра, собирающегося бросить кольцо. Отчаянные попытки произвести впечатление на своего ангела-хранителя вдруг сделали Грега неуклюжим, его уверенность в себе пошатнулась, что сразу же отметили, каждая со своего места, и Кейти, и Франсис.
— Давай поиграем во что-нибудь другое, — шепнула девочка ему на ухо, не дав сделать бросок.
Франсис продолжала ворковать. Она рассказывала классу о своем хлюпающем доме, мокрой постели, о том, как она ночевала в гостинице. Сочинила рассказ, как они с мужем пытались спать дома, но от воды, которой напитался матрац, промокли пижамы. Описывала, как они с мужем поставили матрац на бок, рядом с обогревателем, и смотрели, как от него поднимается пар. Она то и дело повторяла, что сейчас в доме царит хаос, но она с ним справится, потому что у нее есть помощники, и скоро все войдет в колею. Рассказывая, она все время прижималась щекой к жиденьким волосенкам Джекки Кокс, поглаживая их на фразах, которые казались ей особенно важными.
Она говорила и говорила, без напряжения, как будто слова эти вырабатывались утешительным двигателем, крутившимся где-то внутри нее. Шуршание слов и дождя действовало на детей успокаивающе. Большинство слушали молча, некоторые играли, решали ребусы или рисовали. Рисунки с ружьями или разлетающейся на части головой ждали ее впереди: Джеки наверняка нарисует что-нибудь подобное на следующей неделе. Потом Франсис приведет в класс новую учительницу, а сама отправится на все четыре стороны.
Джеки дернулась в объятиях. Это она проснулась через мгновение после того, как задремала, и сразу же, нащупав ухом впадинку на груди, вновь подключилась к ритму ее сердца.
— Все будет хорошо, мой ангел, — мурлыкала Франсис. — Все будет хорошо.
Рыбы
(пер. А. Соколинская)
Последние несколько дней Джанет брала дочку к себе в постель. Решение не самое лучшее, с точки зрения детских психологов. Но детские психологи давно перевелись, а дочка нуждалась в помощи.
Джанет пыталась уговорить Киф-киф спать одной, но девочка кричала по ночам, пугаясь кошмаров. Бог его знает, что ей мерещилось — акулы, наверное. Теперь же дочка спала без сновидений, свернувшись калачиком у живота Джанет.
Вокруг кровати от пола до потолка протянулась тугая проволочная сетка. В свете свечи поблескивали металлические штанги и застежка-молния в том месте, где был выход. Устав от монотонного тюканья, Джанет закрыла глаза и попыталась забыться, но ничего не получалось. Она постоянно боялась, что проволоку или канву молнии прогрызут рыбы, и когда откроешь глаза, окажется…
Она открыла глаза. Ничего не изменилось.
Тридцать или сорок рыбешек (может, мальков губана? — трудно было разобрать в темноте) зависли в воздухе и тыкались в сетку, пытаясь прорваться внутрь. Некоторые отделялись от стаи и, поднимаясь вверх, бились в потолок.
Джанет вынула из коробки, лежащей у нее на коленях, очередную сигару. Конечно, лучше бы это была сигарета, но о сигаретах оставалось только мечтать. Вспыхнула спичка, и рыбы метнулись во все стороны. Комната ожила, блестящие тельца зашевелились и принялись носиться среди мебели, сбивать с полок безделушки, исчезать в темных углах. Однако скоро мальки вновь подплыли к сетке, и послышалось прежнее тюканье. Киф-киф заерзала во сне — острые маленькие лопатки шестилетней девочки врезались в материнский бок.
— Все в порядке, родная, — прошептала Джанет, гладя ее поверх одеяла. — Бояться нечего.
На следующее утро Джанет и Киф-киф, надев камуфляж, стали пробираться к выходу. Повсюду на полу, разинув рот, валялись мертвые рыбы. Они забрались в дом сквозь узкую щель под входной дверью. Дощечка, которой Киф-киф затыкала дыру на ночь, валялась снаружи. Ее вытащили, пока они спали.
Подобные мелкие диверсии случались почти каждую неделю. Последователи Церкви Армагеддона (сокращенно «Армии») не могли так просто пройти мимо жилого дома. Их учение требовало активных действий. Что касается более масштабных акций, то Джанет и Киф-киф пока везло, если, конечно, не считать прошлогоднего погрома. Тогда, вернувшись к себе, они обнаружили, что дом стоит нараспашку, окна и двери сорваны с петель, еда и одежда исчезли. По стене спальни растекалась кроваво-красная надпись: «И первые станут последними!» — лозунг Армии.
В тот ужасный день Киф-киф стояла на часах, вооруженная мачете, пока Джанет восстанавливала их бастион. И хотя серьезный противник так и не появился, к концу дня пятилетняя девочка вся перемазалась в рыбьей крови и испражнениях. Раненые рыбы уплыли умирать в пустые дома и выпотрошенные автомобили, но некоторых Киф-киф исполосовала так сильно, что они медленно опустились на раскрошившийся асфальт и, недолго потрепыхавшись, издохли. Киф-киф предложила отнести добычу в бесплатную столовую и сварить из нее уху, а Джанет обняла девочку, которую все еще трясло от страха, и разрыдалась.
Джанет и Киф-киф заперли дверь, стараясь действовать как можно тише: звуки казались теперь намного громче, чем в те дни, когда еще существовали машины и заводы, куда-то торопились люди.
Полчища морских тварей передвигались бесшумно. Когорты барракуд неожиданно появлялись и исчезали в разбитых окнах. На капотах ржавых машин извивались морские звезды. По воздуху, задевая щупальцами ограды с пропущенной поверх колючей проволокой и крыши навесов, медленно катились осьминоги. Омерзительно нем был даже надрывный крик акулы, хищно разинувшей пасть, так что напрягать слух не имело смысла. Но они все равно вслушивались в тишину.