Страница 80 из 95
3.12
Капитан встретил приветливо. Он пробовал прощупать Сергеева: направление врача в современных условиях на судно, где команда состоит всего лишь из двадцати восьми человек, – явление редкое, если не исключительное. Но Сергеев уже был проинструктирован адвокатом-доверенным лицом Магазанника, – и знал как отвечать на подобные вопросы: ссылаться надо было на длительность рейса, – уходили на год или более того. Мастер дал советы по поводу регистрации, сбора карантинных и прочих справок на Графа.
Медицинский блок на судне был отменный: личная каюта врача, амбулатория, госпитальная палата и отдельно расположенный Мельцеровский бокс. Инструментарий, стерилизационное и физиотерапевтическое оборудование, портативный рентген, – позволяли оказывать практически любую неотложную помощь в рейсе. Осталось только пополнить аптеку, – в деньгах ограничений не было и Сергеев произвел закупки с основательным запасом.
Отходили через двое суток. Сергеев решил прибыть на судно пораньше, чтобы приучить Графа к тяготам новой, морской, службы. Сборы были недолгими: трудным оказалось прощание с кошками; Машка норовила забраться в сумку и явно просила забрать ее с собой, Муза – большая скромница – печалилась в некотором отдалении, но и в ее глазах стояли крупные слезы.
"Почему именно мои кошки умеют плакать, как люди?" – думал Сергеев. Он знал, что кошки на судне, как правило, умирают через пару недель: они не выдерживают воздействия шума, вибрации, электромагнитных волн и еще какой-то корабельной чертовщины. "Неужели их привязанность так высока, что они готовы жертвовать жизнью"?! Вот если бы жена могла вот также решительно идти за мужем даже на эшафот!
Собаки великолепно справляются с корабельными испытаниями, причем, быстро отмерив границы судна, принимаются его охранять и контролируют даже действия докеров и таможенников.
Все когда-то начинается или заканчивается: настало и время отплытия. Медицинский блок имел выход на закрытый кусочек надстройки, – здесь образовывалась своеобразная терраса, говоря языком сухопутной публики. На этой террасе с видом на корму и панораму с правого борта Сергеев, в обнимку с Графом, следил за меняющимися картинами: сперва уплывали назад близкие береговые ландшафты, затем заволновалась, запенилась, решительно ударяясь о борт, попятилась неспокойная водная стихия Балтийского моря. Волна на Балтике короткая и жесткая, – даже четыре балла ощущаются, как приличная качка.
Граф вел себя молодцом, – наверное, в его жилах текла кровь собак-мореплавателей, годами путешествовавших со своими хозяевами – английскими или голландскими моряками, – по бескрайним просторам Мирового океана. Он был столь умен, что быстро сообразил и наладился выполнять все свои интимные дела в уголке террасы на разосланную газетку. Уборка не стоила Сергееву никаких особых хлопот. В пище Граф был непривередлив до полного самоограничения и им, собаке и хозяину, хватало корабельного питания, как говорится, под завязку.
Граф очень любил наблюдать за игрой волн и полетом чаек, но помыслов сигануть за борт, за птицами, никогда, слава Богу, не демонстрировал. Наоборот, он соучаствовал в кормлении чаек: Сергеев бросал кусочки белого хлеба высоко вверх, а чайки, виртуозно пикируя, подхватывали их налету. Они благодарили человека и собаку, долго сопровождали пароход и, как бы передавая эстафету, вручали своих благодетелей новой компании птиц.
Контакты с живыми существами в далеком походе очень важны для путешественника: все привычное на судне надоедает; обособленность от большого мира минимизирует психические функции и обедняет личность, – компенсация наступает только благодаря новым встречам. Человек нуждается в том, чтобы в нем перекипали все варианты эмоций, причем, именно в тех пропорциях, которые для него оптимальны. Все равно с кем встречаться, – с птицами, китами, дельфинами, судами, самолетами, наваждениями.
Если в душе назрел дефицит грусти, печали, сентиментальности, то будешь плакать, любуясь закатом или восходом солнца. Радость, ощущение счастья возникнет, когда судну наперерез, горбатясь и выныривая, паря над волнами, бросится стайка дельфинов – этих удивительно приветливых далеких родственников человека. Думается, поющие сирены, селены, сильфиды, русалки, Летучий Голландец или другая нечисть действительно изредка вторгаются в компанию моряков, долго блуждающих по океанам в одиночестве. Они сами того очень хотят и всевышние силы делают им роковые подарки, – когда в виртуальных, а то и в реальных образах.
Граф оказался однолюбом, интровертом и аутистом: никто из команды так и не смог подлизаться к нему; пищу он принимал только от Сергеева, с ним и делился своими мыслями и переживаниями. Скорее всего, Чистяков остался в его памяти, как первый человек, одаривший его дружбой. Но он, видимо, понимал и воспринимал его уход из жизни, как нечто неадекватное этой дружбе, – друзья не должны бросать своих собак беспризора. Граф не был уверен окончательно, что в его отношения с Сергеевым не вмешается нечто подобное. Эта неуверенность заставляла пса порой длительно и с повышенным вниманием подсматривать исподтишка за новым хозяином.
Граф словно априори пытался оценить перспективы совместной жизни с новым хозяином, скорее всего, он делал и обобщающие выводы по малым примерам, – выносил суждения, вообще, о роде человеческом. Пока, из-за самоубийства Чистякова, не все ладно складывалось в его голове в таких оценках. Задача Сергеева состояла в том, чтобы объяснить собаке сложности человеческой жизни, категоричность выбора, перед которым ставят его обстоятельства: не мог же Чистяков уводить Графа с собой в зазеркалье, – он сознательно дарил ему жизнь, а не предавал друга. Граф, под прессом собственных переживаний, пока еще не был готов подняться на иной уровень понимания жизни. Ему предстояло пережить не только горе, но и насытиться все побеждающим и лечащим душу счастьем, – только тогда могла возникнуть положительная метаморфоза, свидетельствующая о зрелости ума и души.
Сперва Новогрудок направился в английский порт Гуль: шел он со скоростью до шестнадцати узлов в час. Такой ход для судна этого класса – не предел. И вот недалеким вечером судно уже швартовалось у терминала, уставленного современной погрузочно-разгрузочной техникой. Портовые строения, складские помещения сооружены из красного кирпича, такого же древнего, как и сам видавший виды Гуль. Пройдя таможенный и карантинный досмотр, Сергеев с Графом отправились в город.
Традиционный двухэтажный, старого образца, автобус доставил путешественников в центр, где располагался музей китов и рыболовства, маленькая картинная галерея, театр и магазины, которым может позавидовать Невский проспект Санкт-Петербурга. Но все остальное выглядело по сравнению с северной столицей провинциально и приземленно. Однако содержимое магазинов впечатляло.
Зашли в Petshop. Известно, что животных англичане любят: посему и зоомагазин так обозначается, – "для любимцев". Граф вежливо присел при входе рядом с такими же четвероногими посетителями. Собаки в Англии намного более воспитанные, чем даже люди в России: они не суетятся, не скулят и не воют, никого не кусают, а деликатно рассматривают специальные принадлежности изощренной выделки. Любая женщина-модница позавидует прекрасному наморднику, ошейнику и поводку, – это действительно произведения искусства, способные украсить любую шею и морду самой породистой супруге или любовнице. Сергеев и Граф сожалели, что нельзя примерить "украшения" на своих знакомых россиянках, а английские женщины, видимо, не поймут славянского юмора.
Тут население веселятся иначе. Кто-то рассказал старый анекдот об англичанине. "Рано утром джентльмен в смокинге, под большим газом тянет труп белой лошади по дороге. Приятель, выгуливающий спозаранку собачку, спрашивает "куда и зачем"? Владелец смокинга и трупа поясняет, что вчера в клубе заключил пари с другом и задумал его отыграть – разместить лошадь в клумбе перед окнами его спальни. Мораль: Вот Джек удивится когда утром, выйдя на балкон, обнаружит, что у него в клумбе лежит дохлая лошадь, причем, обязательно, белая!". В этот момент все должны безудержу хохотать и подсчитывать выигрыш по пари. Графа и Сергеева такой рассказ почему-то не впечатлял.