Ледяной город

Но при этом — необычайная надежность: Салливана не останавливали ни дождь, ни снег, ни вооруженное ограбление, и он был готов доставить любое письмо для Максвелла в «Гнездо», что бы ни писали на конверте отправители. Если же вместо Салливана работал другой почтальон, письма для Максвелла частенько отправлялись в ковровую лавочку одной вдовы-португалки на Купер-стрит. У той был телефонный номер Аддисон, так что проблем не возникало. Ковры у вдовы были красивые, и два из них висели в гостиной.

— Надо сказать Кенни, что ты будешь жить здесь, — заметила Аддисон так просто, словно не была знаменитой писательницей с кусочками помидоров на лице. — Ты переадресовала свою почту сюда?

Шло обсуждение несложной секретарской работы, которую Рима станет выполнять для Аддисон, — составлять список намеченных дел, отвечать на звонки. Неплохо бы поэтому проявить хоть какие-то организаторские способности.

— Даже и не подумала, — заявила Рима.

— Кто сегодня пишет письма? — отозвалась Аддисон.

И покачала головой, сконфуженная оттого, что подняла этот вопрос. Она чувствовала себя виноватой — как и другие, она давно перешла на электронную почту. Аддисон вытерла глаза салфеткой. Томатная кожура осталась — она была далеко от глаз.

— Я сочувствую историкам. — Она вытерла руки. — Через сто лет мы будем знать больше о жизни в тысяча восемьсот шестом году, чем в две тысячи шестом. — Теперь она вытерла салфеткой подбородок.

— А как насчет романов? — поинтересовалась Рима.

— Не заслуживают доверия. В романах, например, никто не смотрит телевизор. Хочешь взглянуть на старые письма Максвеллу? На чердаке вроде осталось что-то.

Рима услышала звук шагов по кирпичной дорожке. Аддисон тоже услышала, так как заговорила о том, что велела Тильде забирать Римину почту, причем в тот самый момент, когда Рима сообщала Аддисон о следах помидоров на ее лице, показывая, где именно, на своем: на щеку — ключ заскрежетал в замке — и рот — повернулась ручка двери — так что, когда Тильда вошла, громко топая и сообщая, что день просто чудесный и что в «Стране Будды Медицины» она видела ястреба (невозможно, возразила Аддисон, добавив, что это, видимо, был краснохвостый сарыч, хотя даже Рима знала, что спутать их невозможно), державшего в когтях что-то вроде мыши, которая оказалась старой кроссовкой, — к этому моменту лицо Аддисон было уже совершенно чистым.

Затем все направились в спальню «Наши ангелы» на третьем этаже, и Аддисон велела Тильде спустить с потолка прикрепленную к нему лестницу. Это оказалось нелегко — Тильде пришлось, обмотав веревку вокруг руки, крепко упереться ногами; бицепсы ее вздулись, вытатуированная змея увеличилась в размерах. Петли нещадно визжали и трещали. Беркли и Стэнфорд с бешеным лаем прибежали на шум.

— Пять-шесть лет назад на чердаке завелась мышь, — пояснила Аддисон, стараясь перекричать собак. — С тех пор это их любимое место. Пусть лучше лезут первыми. Иначе будут путаться под ногами.

Тильда вернулась к ястребу и кроссовке, которые считала неким предзнаменованием. «Что бы это могло значить?» — громко повторяла она. Одно дело — получить послание от Вселенной, и совсем другое — успешно его расшифровать.

Нижний конец лестницы очутился на полу, и собаки кинулись к ней. Лай сделался возбужденнее и выше по тону.

— Что твои радиопомехи, — сказала Аддисон, слишком озабоченная определением птицы, чтобы всерьез думать о кроссовке.

Глава третья

Чердак разочаровал Риму. Это не был романтический чердак с деревянными лошадками, клетками для птиц и фатами. Не было это и жутковатым хранилищем чучел, манекенов и, опять же, свадебных вуалей. В основном там лежали коробки, многие — с книгами самой Аддисон, которые не открывались ни разу. Здесь были первоиздания, издания на иностранных языках, издания большого формата, издания книжных клубов, издания в твердом переплете и издания в бумажной обложке, крупно- и мелкоформатные.

Свет просачивался сквозь две полуприкрытые вентиляционные отдушины — ровно в той степени, чтобы Рима могла составить себе общее представление о чердаке. Аддисон принесла с собой фонарик, который включила и передала Тильде. Та принялась двигаться между книжных стопок, переворачивая верхние коробки набок, чтобы прочесть этикетки на нижней стороне. Поднявшаяся пыль вертелась в фонарном луче. Собаки несколько успокоились и дисциплинированно все обнюхивали, прокладывая себе путь под грудой старых стульев из столовой, которые при этом слегка покачивались.

Когда глаза Римы привыкли к полумраку, на чердаке обнаружилось кое-что занятное. Например, она чуть не наступила на лампу с основанием в виде сфинкса — без абажура, лампочки и штепселя. Нос у сфинкса был отбит, и Рима не могла понять, сделано это при изготовлении, в качестве подделки под древность, или нос утрачен позднее. Она не знала, что лампа была материальным воплощением премии Иллинойского университета (за работы в области общественных наук), присужденной, видимо, за привлечение внимания к предметам занятий оных и даже за некоторое их освещение.

За много лет у Аддисон накопилось множество наград, включая и эту — за «Среднюю величину» 1979 года. Она предпочитала съедобные награды, но такие выдавались редко.

С одной из самых высоких стопок свисали плакаты. На верхнем красовался Харрисон Форд в синей рабочей рубашке, с книгой на коленях. Рима не могла разглядеть названия и попыталась предположить, что за книгу Харрисон Форд мог бы читать, но безуспешно. Так или иначе, книгу Форд не читал. Она отодвинула плакат, желая посмотреть, что там дальше. На следующем была изображена Аддисон, стоявшая под комплектом орудий убийства, обведенным линией, — получалось что-то вроде «пузыря» из комикса. Аддисон читала «Вечер выпускников», [15]о котором Рима знала лишь потому, что видела этот плакат раньше. Он служил анонсом для серии «Выбор знаменитостей» Американской библиотечной ассоциации и висел в библиотеке Риминого колледжа в первый год ее учебы. Затем его сменил другой, с Антонио Бандерасом, читающим «Дон Кихота», в чем нельзя было не видеть прогресса, пусть даже Аддисон была Риминой крестной — по крайней мере, в тех случаях, когда об этом было полезно вспоминать.

Но больше всего, с изрядным отрывом от прочего, привлекла ее внимание шеренга пластмассовых Санта-Клаусов, каждый фута четыре высотой. Рима насчитала целых восемь — они выстроились вдоль стены, словно в ожидании расстрела.

Собаки прекратили охоту на мышей. Рима решила, что они принялись играть друг с другом, но оказалось, что занятие их не столь невинно. Аддисон отогнала таксу, которая была сверху (Беркли), и взяла на руки ту, что была снизу (Стэнфорда).

— Они брат и сестра, — объяснила она. — Оба кастрированы, само собой. Так что без последствий. Кроме того, что приходится все это наблюдать.

Стэнфорд стал принюхиваться, сидя на руках у Аддисон, и наконец морда его оказалась у нее на плече. Он сумрачно поглядел на Риму из-за пряди Аддисоновых волос.

— Тебе не кажется, что он опять набирает вес? — спросила Аддисон у Тильды.

— Доктор Санчес в последний раз сказал, что он сбросил один фунт, — сказала та. — Счастья-то сколько.

— Таксы очень любят поесть, — стала объяснять Аддисон Риме. — Когда их кормят, это для них праздник. Но спина таксы не выдерживает лишнего веса. Поэтому мы обязаны быть холодными и безжалостными.

Рима вспомнила завтрак с тостами. Получается, одни из нас холоднее и безжалостнее других.

Тильда пошла вдоль длинной стены чердака, заставленной самыми высокими стопками. Рима присоединилась к ней, взяв фонарь, и та могла теперь переворачивать большие коробки обеими руками. От Тильды пахло утренней прогулкой — не столько потом, сколько деревьями и грязью, а из-под этих запахов пробивался аромат миндального мыла.

15

«Вечер выпускников»(Gaudy Night, 1935) — детективный роман популярной британской писательницы Дороти Сейерс (1893–1957), также известной как переводчик на английский «Божественной комедии» Данте.