Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 19

XXIV. В ЭТО ВРЕМЯ Рим волновался, вследствие враждебного отношения патрициев к народу, главным образом благодаря приговору над Марцием. Гадатели, жрецы и частные лица рассказывали о многих предзнаменованиях, заслуживавших внимания. Одно из них, говорят, было следующего рода. Тит Латиний, не занимавший особенно блестящего положения, все же мирный, честный и вовсе не суеверный и еще менее — тщеславный человек, видел во сне, что ему явился Юпитер и велел сказать сенаторам, что впереди процессии в его, Юпитера, честь послали дрянного, крайне неприличного плясуна. Тит, по его словам, не обратил сначала на это никакого внимания. Сон повторился во второй и третий раз; но он отнесся к нему так же небрежно. Тогда он лишился своего прекрасного сына, а сам почувствовал, что члены его тела внезапно так ослабли, что он не мог владеть ими. Он объявил об этом в сенате, куда его принесли на носилках. Говорят, когда он кончил свой рассказ, он тотчас почувствовал, что силы его возвращаются, встал и пошел сам собою. Удивленные сенаторы приказали произвести тщательное следствие по этому поводу. Случай состоял в следующем. Кто-то отдал своего раба другим рабам, с приказаньем гнать его, бичуя, по форуму и затем убить. Исполняя его приказание, они стали бить его. От боли он начал извиваться и делал, в мучениях, разного рода неприличные движения. Случайно сзади двигалась религиозная процессия. Многие из участников были недовольны, видя эту тягостную сцену; но никто не перешел от слов к делу, — все ограничивались бранью и проклятиями лицу, приказавшему наказать другого так жестоко. Дело в том, что тогда с рабами обращались крайне мягко, — сами хозяева работали и жили вместе с рабами, поэтому поступали с ними не так строго, снисходительнее. Большим наказанием для провинившегося раба считалось одно то, если его заставляли надеть на шею деревянную рогатку, которой подпирают дышло телеги, и ходить с ней по соседям, — к тому, кто на глазах других нес подобного рода наказание, никто уже не имел доверия. Его звали «ф_у_рцифер» — «фурка» по-латыни значит «подпорка» или «вилы».

XXV. КОГДА Латиний рассказал о виденном им сне, сенаторы не могли понять, кто это был «неприличный и дрянной плясун», шедший в то время впереди процессии. Но некоторые вспомнили о наказании раба, вследствие его странности, раба, которого прогнали, бичуя, через форум и затем умертвили. С их мнением согласились и жрецы, вследствие чего хозяин раба был наказан, а торжественная процессия и игры в честь божества повторены.

Нума, отличавшийся своими мудрыми распоряжениями религиозного характера вообще, дал, между прочим, следующее приказание, заслуживающее полной похвалы и располагающее других к внимательности. Когда магистраты или жрецы совершают какой-либо обряд, глашатай идет впереди и кричит громким голосом: «Хок аге!», т. е. «Это делай!», приказывая обращать внимание на религиозный обряд, не прерывать его каким-либо посторонним делом иль занятием, — люди делают почти всякую работу в большинстве случаев по необходимости, нехотя. Римляне повторяют обыкновенно жертвоприношения, торжественные процессии и игры не только вследствие такой важной причины, как та, о которой говорено выше, но и из-за незначительной. Когда как-то раз одна из лошадей, везших тенсы, споткнулась, возница же взял вожжи в левую руку, решено было повторить процессию. Позже был случай, что одно жертвоприношение начинали тридцать раз, — каждый раз находили какой-либо недостаток или ошибку. Вот каково благоговение римлян перед богами!

XXVI. МАРЦИЙ и Тулл имели в Антии тайные совещания с влиятельнейшими из граждан и возбуждали их начать войну, пока в Риме не прекратилась еще вражда партий. Им отвечали отказом на том основании, что с римлянами был заключен мирный договор сроком на два года. Но в это время последние сами подали повод считать его недействительным: вследствие ли каких-либо подозрений, или же клеветы, только они приказали во время торжественных публичных игр всем вольскам удалиться из Рима до захода солнца. Некоторые рассказывают, что виной этому уловка, хитрость Марция, который отправил в Рим к магистратам посланца с ложным известием, будто вольски во время празднования игр намерены напасть на столицу и сжечь ее. Распоряжение о высылке вольсков еще более вооружило всех их против римлян. Тулл, раздувая оскорбление и разжигая страсти, добился наконец, что в Рим были отправлены послы требовать возвращения земель и городов, уступленных по окончании войны вольсками. Выслушав послов, римляне были возмущены и дали следующий ответ: вольски первыми берутся за оружие, римляне последними положат его. Затем Тулл созвал большое Народное собрание, где решено было начать войну. Тогда он стал советовать пригласить Марция, простив ему прежние вины, и довериться ему: союзником он принесет пользы больше, чем принес вреда — врагом.

XXVII. МАРЦИЙ явился на приглашение и в своей речи к народу показал, что словами умеет владеть ничуть не хуже, чем оружием, и столько же воинствен, сколько умен и смел, поэтому его назначили главным начальником войска вместе с Туллом. Боясь, что приготовления вольсков к войне затянутся и удобная минута действовать будет упущена, он приказал самым влиятельным из граждан и городским властям свозить и запасаться всем необходимым, а сам, не дожидаясь набора войска, уговорил следовать за собою добровольцев, вполне храбрых людей, и вторгся в римские владения вдруг, когда его никто не ожидал. Он собрал такую добычу, что Вольские солдаты не могли ни увезти, ни унести ее. Но эта богатая добыча, страшный вред и опустошение, причиненное Марцием земле, были еще самым незначительным следствием этого похода: главная цель его была — опорочить патрициев в глазах народа. Вот почему Марций, все опустошая, не щадя ничего, строго запрещал трогать их поместья, не позволял делать им вред или уносить из них что-либо. Это дало новую пищу подозрениям и взаимным несогласиям. Патриции обвиняли народ в том, что он незаслуженно изгнал столь могущественного человека, народ упрекал патрициев в том, что они наслали Марция по злобе на плебеев; что, в то время как другие воюют, патриции сидят спокойными зрителями; что война с внешними врагами предпринята для того, чтобы стеречь их богатства и состояние. Успехи Марция принесли вольскам огромную пользу — они внушили им мужество и презрение к врагам. Затем он счастливо отступил.





XXVIII. ВСКОРЕ собрались все Вольские войска. Они охотно шли в поход и были так многочисленны, что решено было части их остаться для охраны городов, части идти в поход против римлян. Марций дал Туллу право начальствовать по выбору одною из частей. Тулл сказал, что в его глазах Марций нисколько не уступает ему в храбрости и что во всех сражениях счастье более благоприятствовало ему, поэтому предложил принять ему команду над войском, назначенным вторгнуться в неприятельские пределы, сам же остался для охраны городов и снабжения солдат всем необходимым.

Когда к Марцию пришли подкрепления, он двинулся прежде всего против римской колонии, Цирцей, и, взяв ее без сопротивления, не сделал ей никакого вреда, затем стал опустошать Латий, рассчитывая, что римляне дадут ему сражение, так как латинцы, несколько раз посылавшие к ним с просьбой о помощи, были их союзниками. Народ, однако, не обращал на это внимания; консулам же оставалось до выхода из должности немного времени, а за это время они не желали подвергаться опасностям, поэтому латинские послы вернулись ни с чем. Марций обратился к самим латинским городам — взял приступом Толерий, Лабики, Пед и Болу, которые оказали ему сопротивление. Жители их проданы были в рабство; города разграблены. Но если город сдавался добровольно, он прилагал большое старание, чтобы жителям без его желания не было нанесено никакого вреда, поэтому располагался лагерем в далеком расстоянии от города, минуя их владения.

XXIX. ПРИ ВЗЯТИИ Бовилл, города, находившегося от Рима на расстоянии не более ста стадий, он приказал убить почти всех способных носить оружие, причем в его руки досталась огромная добыча. Тогда Вольские войска, которые должны были занимать гарнизоны в городах, не выдержали и двинулись с оружием в руках на соединение с Марцием, говоря, что признают его единственным своим вождем и единственным главнокомандующим. С тех пор громкая слава о его имени разнеслась по всем концам Италии. Удивлялись храбрости одного человека, при переходе которого на сторону прежних врагов дела приняли совершенно другой оборот.