Василий Шуйский

Так получалось, что Борису Годунову помогал и случай. Сначала из правительства, созданного при новом царе Федоре Ивановиче, оказались выведенными старшие бояре Никита Романович Юрьев и князь Иван Федорович Мстиславский. Одного — Никиту Романовича — постигла тяжелая болезнь, вероятно, удар. Его семь сыновей Никитичей — Федор, Александр, Михаил, Никита, Василий, Иван и Лев — принадлежали к той же «золотой молодежи», что и князь Василий Шуйский и его братья. Оставшиеся старшими в роду Василий Иванович Шуйский и Федор Никитич Романов были ненамного моложе Бориса Годунова. Однако Борис Годунов стал покровительствовать Никитичам — по некоему «завещательному союзу дружбы» (по словам «Повести» князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского), заключенному с их отцом Никитой Романовичем.

Князь Иван Федорович Мстиславский в 1585 году отправился на богомолье в Соловки и затем принял постриг в Кирилл о-Белозерском монастыре. По известию Латухинской Степенной книги XVII века, князь Иван Мстиславский называл Бориса Годунова сыном, а «Борис его назва отцем себе». После ухода из мира князя Ивана Федоровича его место занял князь Федор Иванович Мстиславский. Эта рокировка была очень выгодна Борису Годунову, потому что молодой князь Мстиславский никогда, ни до, ни после, не обнаруживал амбиций правителя, которые полагались ему по происхождению.

Все эти изменения в правительстве, произошедшие в 1584/85 (7093) году, были охарактеризованы в одной из первых статей «Нового летописца», называвшейся «О розни и недружбе боярской». Согласно этому памятнику, созданному на рубеже 1620–1630-х годов и отразившему официальный взгляд на события Смуты и предшествовавшего ей времени, в самом начале правления царя Федора Ивановича началась «вражда меж бояр, розделяхуся надвое». Первую партию составили «Борис Федорович Годунов з дядьями и з братьями, к нему же присташа и иние бояре и дьяки и думные и служивые многие люди». Князья Шуйские оказались «з другую же сторону», где князь Иван Федорович Мстиславский возглавил оппозицию Борису Годунову вместе с родами тех же Шуйских, Воротынских, Головиных, Колычевых. К ним примкнули «иные служивые люди и чернь московская». О том же писал автор «Московского летописца»: «Потом ненавидяй враг добра роду человеческому нача возмущати боляр между себя враждовати, како бы друг друга поглотити, еже и бысть. Власть же и строение возложи на ся шурин царев боярин и конюшей Борис Федоровичь Годунов» [90].

Какие бы противоречия не существовали в аристократической элите, смена самодержца вполне благоприятно сказалась на положении князей Шуйских. Князь Василий Иванович получил боярский чин еще до венчания на царство Федора Ивановича, не позднее 20 мая 1584 года. Ему было поручено ведать Московскую судную палату. Известно разбиравшееся им 25 июля 1584 года дело некогда влиятельного дьяка Андрея Шерефединова. Князь Василий Шуйский, служивший в «особом дворе» Ивана Грозного, участвовал в расправе с одним из прежних его руководителей [91]. И это было только начало усиления позиций суздальских князей в Боярской думе, где со времен Ивана Грозного уже находились князья Василий Федорович Скопин-Шуйский и Иван Петрович Шуйский. Каждый из них получил богатейшие кормления и пожалования. Особенно был отмечен выдающийся воевода князь Иван Петрович Шуйский, которого пожаловали в кормление спасенным им Псковом, «обеима половинами и со псковскими пригороды, и с тамгою, и с кабаки, что никоторому боярину не давывал государь». Ему также удалось вернуть родовое вотчинное село Лопатничи, оказавшееся после казни в начале опричнины князя Александра Борисовича Горбатого и его сына Петра за Покровским Суздальским монастырем. Друг за другом получили боярский чин младшие братья князя Василия Ивановича — князь Андрей Иванович к апрелю 1585 года и князь Дмитрий Иванович, пожалованный боярством к весне 1586 года [92]. Все это дает основания предполагать, что братья князья Шуйские были «погодки» и между ними была небольшая разница в возрасте.

Увеличившееся представительство князей Шуйских в Боярской думе заставляло современников внимательно присматриваться к ним и даже сравнивать их друг с другом. Английский посол Джильс Флетчер, давая характеристику русской знати и членам Боярской думы, выделял князя Ивана Петровича Шуйского — «человека великой воинской храбрости», и князя Андрея Ивановича Шуйского, считавшегося «человеком большой мудрости». Присутствие князя Василия Федоровича Скопина-Шуйского в Боярской думе воспринималось как дань его происхождению, а не «мудрости» и умению дать нужный совет (так же как другие, занимавшие первые места в Думе князья Федор Иванович Мстиславский и князь Иван Михайлович Глинский лишь украшали Думу своим присутствием). Выделялся, по мнению Джильса Флетчера, и молодой князь Василий Иванович Шуйский, заслуживший лестный отзыв английского дипломата. Героя настоящей книги считали «наиболее умным из других князей этого рода» [93].

Так в начале царствования Федора Ивановича знатные, богатые, умные, славные храбростью и службами своих предков родственники царя князья Шуйские снова оказались на виду. Однако пожалование в Боярскую думу еще не означало того, что князь Василий Иванович Шуйский занял положенное ему место одного из первых царских советников. Как известно, рядом с царем Федором оказался человек, который целью своей жизни поставил возвышение своего рода, — Борис Годунов, и усиление князей Шуйских невыгодно было, в первую очередь, именно ему. Не случайно, что князь Василий Иванович Шуйский очень быстро был удален из Москвы. С 1 апреля 1585 года ему было поручено «годовать» на Смоленском воеводстве, где он и находился вплоть до сентября 1586 года [94]. Под таким же почетным предлогом оказались вдалеке от столицы князь Иван Петрович Шуйский, вернувшийся в марте 1585 года на воеводство в Псков, а также князь Василий Федорович Скопин-Шуйский, ставший в 1585 году кормленщиком в Каргополе. Вот это и отличает, если так можно выразиться, почерк Бориса Годунова: формально князья Шуйские получили признание, а по сути очень скоро оказались за пределами какого-либо влияния на царя Федора Ивановича.

Ответ князей Шуйских не замедлил себя ждать. Пик их политического и личного противостояния с Борисом Годуновым пришелся на 1586 год. Формальным поводом оказались дипломатические дела, и прежде всего контакты с Речью Посполитой. Посол Михаил Гарабурда в открытую обсуждал в Москве в апреле 1586 года перспективы заключения «вечного мира» при условии, что русская сторона даст согласие возвести на русский престол, в случае бездетной смерти царя Федора, польского короля Стефана Батория [95]. Аристократические рода князей Мстиславских, Шуйских и другие поддерживавшие их члены Государева двора могли благосклонно смотреть на такую политическую комбинацию. Они уже успели вернуть себе почести и положение в Боярской думе, прекратив господство худородных выскочек, которых любил приближать к себе Иван Грозный, и разогнав его «особый» двор. Русские бояре могли рассчитывать на то, что они останутся в своем государстве на таких же прочных позициях, как магнаты Речи Посполитой, с одним существенным исключением, что уже ни у кого не будет столько власти над своими подданными, сколько присвоил себе Грозный. Однако вопрос престолонаследия относился к числу самых деликатных, и затрагивать его означало браться за обоюдоострое оружие. Кроме заботы о пользе государства, размышления на тему продолжения династии царем Федором Ивановичем напрямую касались рода Годуновых, чье нахождение в боярско-княжеской элите обеспечивалось именно их родством с царем по его жене — Ирине Годуновой. Не осознавать это князья Шуйские, и прежде всего оказавшиеся в тот момент в Москве князь Иван Петрович Шуйский и брат князя Василия Ивановича Андрей, конечно же не могли. Но не могли они, видимо, и дальше равнодушно наблюдать, как Борис Годунов ведет дело к тому, чтобы оказаться если не единоличным, то главным советником царя, окруженного лишь теми, кто был ему вполне лоялен.

90

«Мятеж» и «разделение» меж бояр подтверждает еще и «Пискаревский летописец». См.: Новый летописец // ПСРЛ. М., 1965. Т. 14. С. 36; Московский летописец. С. 232; Пискаревский летописец. С. 195.

91

Дьяк Андрей Шерефединов, споривший с рязанскими вотчинниками Шиловскими и с Воскресенским Тереховым монастырем о землях села Шилово и мыте на реке Оке, снова попал в опалу и сидел в тюрьме в царствование Василия Шуйского. См.: Мордовина С. П., Станиславский А. Л.Состав особого двора Ивана IV… С. 190; Сметанина С. И.Вотчинные архивы рязанских духовных корпораций // Русский дипломатарий. М., 2000. Вып. 6. С. 280.

92

См.: Павлов А. П.Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове… С. 31, 45.

93

Цит. по: Fletcher Giles.Of the Russe Commonwealth // Rude and Barbarous Kingdom. Russia in the Accounts of Sixteenth-Century English Voyagers / Ed. By Lloyd E. Berry and Robert O. Crummey. The University of Wisconsin Press, 1968. P. 141, 154. См. также: Флетчер Д.О государстве Русском, или Образ правления русского царя… С. 42–43, 53.

94

Разрядная книга 1475–1598 гг. С. 359; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1987. Т. 3. Ч. 2. С. 53–54.

95

См.: Флоря Б. Н.Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI — начале XVII в. М., 1978. С. 129–135.