Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 91

Она сделала успешную карьеру в качестве редактора модных журналов, но также преуспевала и в области частных коммерческих проектов и консультаций дизайнерам.

Эдвина почиталась музой Педро Поуэла, пылкого дизайнера, который, как и многие из его поколения, очень быстро достиг признания в мире моды. Некоторые его поклонницы принадлежали к числу высокопоставленных особ и носили его одежду, тем самым обеспечивая ему отличную рекламу. Эдвина не только консультировала Педро перед его показами, но и принимала участие в разработке концепций многих коллекций.

Каждый месяц она приезжала в частное ателье Педро неподалеку от Таймс-сквер и привозила коробки, набитые до отказа всяческими находками, приобретенными ею в маленьких захолустных магазинчиках и на распродажах по всему миру. Она была способна не только по фасону и ткани определить дизайнера и время создания вещи, но и знала наперечет всех моделей и фотографов прошлого и настоящего. Ей достаточно было взглянуть на обрывок журнальной страницы, чтобы сказать: «Ли Миллер», «Коллекция Палм-Бич 1957», «Бэйб Пэли»… Эдвине принадлежали странные афоризмы наподобие: «Коричневый — это черный нового времени», «Розовый — это морская голубизна Индии», «шотландский плед — это зарождение модернизма» или «Чтобы понять, что у девушки среднестатистическая личность, достаточно заметить, что у нее французский маникюр».

Среди ее творческих фантазий насчитывались самые разнообразные достижения — модели с павлинами, модели в спортивной одежде, взбирающиеся по склону Гималаев, модели на воздушном шаре, Зули и Сьюзан в одежде Вивьен Уэствуд, пьющие чай с папуасами в Новой Гвинее. Но сама Эдвина одевалась в ультраконсервативном стиле. Предпочитала вещи от Шанель и белые блузки. В крайнем случае, могла надеть черные джинсы и майку. Под ее влиянием Барт тоже стал предпочитать классические костюмы «Андерсон и Шепард». Думаю, Эдвина верила в абсолютную магию моды и не сомневалась, что костюм делает человека таким, каким он хочет стать. То есть, одеваясь как джентльмен, мужчина ведет себя как джентльмен. Откровенно говоря, у меня такой иллюзии не было. Мне неоднократно доводилось наблюдать, что пария остается парией, даже если одевается по-королевски.

У Барта, конечно же, поначалу были совершенно иные предпочтения в одежде. Он носил яркие ткани и экстравагантные силуэты, привлекающие внимание окружающих. И, разумеется, он с презрением относился не только к бизнес-костюмам, но редко даже носки надевал. И лишь сблизившись с Эдвиной, перешел на строгий крой, напоминающий костюм Неру, и с тех пор заказывал только его.

Я оказался с этой парой в Амальфи, когда они должны были подготовить серию снимков пляжной моды для июльских номеров журналов. Погода стояла отличная, но тихое море было еще холодное. Барт собирался фотографировать девушек на фоне романтических скал и утесов побережья. Мы осмотрели все возможные места в поисках подходящих видов и наконец, остановили выбор на Капри. Меня Ротти послала наблюдать за работой Барта только потому, что ее тревожило подозрение, вдруг он заставит девушек прыгать с утесов в воду или придумает еще какую-нибудь опасную затею.

Как бы то ни было, с их обоюдного согласия Эдвина заказала Кару, Киттен и Юшку для съемок. Это был тот подбор моделей, который обычно очень сильно раздражал Роттвейлер, поскольку она не любила, когда для работы у нее забирали сразу всех лучших супермоделей. Но тем не менее пришлось согласиться. Юшка в это время была на Капри, однако разыскать ее Эдвине не удалось, но Кара и Киттен прибыли к нам вовремя.

— Она собирается участвовать в показе у этого ужасного типа, уж поверь мне, — пожаловалась Эдвина. — Барт, если только он явится к нам, избавься от него немедленно.

Барт удивленно округлил глаза и продолжил читать «Гарольд трибюн» трехдневной давности.

— Не будь дурочкой, Эд, — возразил он, — она тут из-за нашего Чарли. А он ведь не развлекаться сюда приехал, его прислали защищать кое-кого. А при любом удобном случае он и Юшку сможет заполучить.

Эдвина закурила.

— А ты, правда, это можешь? — Она посмотрела на меня с надеждой. — Я всегда с ней работаю, она божественное создание. Но, к сожалению, совершенный ребенок, почти как Барт.

Барт сделал вид, будто не слышал последних слов. Я ушел, чтобы привести Кару и Киттен, которые катались на катере и теперь ждали меня на пристани. Когда я уходил с террасы отеля, Барт лежал в шезлонге неподвижно, прикрывшись газетой, чтобы у Эдвины не возникло желания затеять с ним новый спор.

— Жаль, что ты никогда не присоединишься к движению скаутов, Барт, оно способно превратить мальчишку в мужчину… Барт, ты меня слушаешь?..

Разумеется, он ее слышал, если даже я мог слышать ее голос, удалившись на триста метров от отеля, но Барт продолжал молча спать под своим «Гарольд трибюн».





Пока шла фотосессия, у меня было чем заняться. Я сидел на пляжном полотенце, загорая или читая классиков античного мира Плиния Младшего о разрушении Помпеи и Светония — биографию Тиберия из «Жизни двенадцати цезарей». Последний как раз имел резиденцию на Капри, которая состояла из двенадцати вилл. С этого острова он управлял своей империей. По ходу дела я любовался на то, как дочка местного миллионера, девочка-подросток, лазила по горам. Но это скорее было исключение, чем правило, поскольку на девушек мне не хотелось смотреть вовсе. Если раньше я научился смотреть и не замечать их, то теперь я даже не поднимал глаз, поскольку чувствовал крайнюю степень пресыщения концентрацией женской красоты и женского общества за время работы в агентстве. Я мог равнодушно смотреть на обнаженную Киттен, стоящую высоко на скалистой площадке или на каменистом пляже. Я бы даже сказал, ее вид действовал на меня успокаивающе. Я мог, глядя на нее, предаваться фантазиям на темы античных мифов и представлять себе, что это одна из морских нимф стоит под яркими лучами солнца.

Если бы Тиберий увидал Кару, Киттен или Юшку, он бы впечатлился их красотой, о да! Но кроме этого, его поразили бы их изнеженность, капризность, страсть к роскоши, превосходившие все, что ему случалось видеть в те времена. Думаю, он не преминул бы пригласить их погостить на своих двенадцати виллах, как и полагалось поступать с созданиями, подобными их покровительнице — пеннорожденной Венере.

Через несколько часов Барт решил, что для съемок ему необходим мужчина, и сообщил, что у него есть на примете красивый парень лет двадцати в белой майке и рваных джинсах. Барту нравилось, что волосы молодого человека выгорели на солнце и приобрели медовый оттенок, а черты лица чем-то напоминали совершенство античных статуй Аполлона и Диониса. Парень оказался завзятым рок-н-ролльщиком. Он очень недурно пел и исполнял на гитаре свои любимые мелодии, чем сразу покорил Эдвину. Она даже снисходительно отнеслась к тому, что он ни разу в жизни еще не участвовал в съемках и напрочь был лишен какого бы то ни было профессионализма. Зато атлетическое сложение и выразительные бицепсы так нравились Эдвине, что она простила, когда он воспротивился попытке нарядить его в купальный костюм в стиле ретро. Всем нам было, разумеется, понятно, что дешевые кожаные браслеты на запястьях и бандана свидетельствуют о том, что он серьезно нуждался в деньгах.

Как-то раз между Бартом и Эдвиной все же зашел разговор о его модели.

— Мне нравятся эти браслеты, — заметил Барт.

— Они просто нелепы, — возмутилась Эдвина. — Ты можешь представить, чтобы Тадзио [40]появился в них или в этой идиотской бандане?

— По-моему, они вполне уместны! — настаивал Барт.

— Ужасны! Ты должен меня послушать! — кричала Эдвина.

Компромисс был почти достигнут, когда Эдвина предложила убрать хоть что-нибудь из стандартного рокерского набора, если бы Барт уступил.

— Нет, пусть остается бандана, она выглядит отлично, — отчеканил Барт.

Эдди посмотрел на Эдвину в нетерпении.

— Может, не стоит оставлять эту пошлость. Мальчик, кажется, очень гордится этими аксессуарами, но нам стоит поговорить с ним… деликатно…

40

Тадзио — мальчик необычайной красоты, герой новеллы и одноименного фильма «Смерть в Венеции». Эдвина говорит о нем не только потому, что Тадзио считался образчиком безупречной красоты, но и потому, что действие «Смерти в Венеции» относится ко времени стиля ретро.