Фактор внешности

В конце концов, мы втроем обкурились настолько, что каждый из нас почти унесся в дальние дали своих грез, позабыв о том, где находится.

Мы с Джамалом стали болтать с англичанкой Евой, новой моделью, поступившей на работу в агентство Казановы, и ее друзьями — анархистами из Польши; они периодически просили у меня телефон, чтобы куда-то позвонить.

— Чарли! — окликнула меня Сьюзан.

В любое другое время ее обращение ко мне я воспринял бы как призыв выполнить очередную служебную обязанность, но на этот раз мне не было поручено сопровождать ее, так что же ей нужно от меня?

— Чарли, скажи, куда ушла Зули?

— Сбежала с «султаном», — ответил я. — Похоже, у нее слабость к «бентли».

— Надеюсь, — протянула Сью, — он сам сел за руль.

— О чем ты говоришь?

Она понизила голос:

— Вообще-то он сам должен вести машину. Она сбежала с шофером. Настоящий султан все еще сидит за столом здесь. Тот самый молодой человек в белом костюме.

Мы посмотрели друг на друга и обменялись понимающими улыбками.

На следующее утро все в агентстве знали, что Зули спала с шофером. Забавно. Для нее не имело значения, кем был тот, кто имел счастье понравиться ей. Думаю, она бы и с официантом переспала, будь он ей симпатичен. Смешно то, как она церемонно соблазняла его, полагая, что имеет дело с султаном-миллиардером (ибо миллионов для Зули было недостаточно), которого могут оскорбить излишняя прямота и поспешность.

Вот когда я впервые подумал о том, что при благоприятном стечении обстоятельств Зули могла бы переспать и со мной.

Зули способна была спать с кем угодно, если скучала или если связь гарантировала получение хороших денег, признания или хотя бы драгоценностей в подарок. Пожалуй, только я не укладывался в ее стандарты. Единственное объяснение, почему она снизошла до меня, вижу в том, что Зули нуждалась в личном лакее, который бы носил за ней сумки и всюду сопровождал ее.

Личные помощники у нее бывали и раньше, но долго никто не выдерживал, и не потому, что она увольняла их, — они уходили сами, и часто с жалобами на то, что супермодель позволяет себе рукоприкладство, используя в качестве орудия для битья самые неподходящие предметы, начиная от расчесок, туфель, теннисных ракеток и заканчивая мобильными телефонами, факсовыми аппаратами и вазами с цветами. Я уверен, что никто из них не лгал — однажды Зули швырнула в меня горшок с кактусом.

Но без помощника и сопровождающего она существовать не могла, что и толкнуло ее в мои объятия. Вероятно, Зули даже была убеждена, что я чем-то могу быть ей полезен.

— Ты такой надежный, Чарли, — повторяла она. — Ты моя спасительная скала в бурном море…

Я действительно готов был оказать ей помощь и поддержку. Большинство сотрудников агентства терпеть не могли Зули за скверное обращение, но я находил девушку забавной, и для меня было развлечением оказывать ей мелкие услуги.

— У нее типичная звездная болезнь, — сказал мне как-то Роман, — она способна разбудить тебя ночью телефонным звонком и попросить принести молочный коктейль или сигареты.

Первая наша ночь была неожиданностью для нас обоих. Но в то же время она лишь внешне казалась таковой. Когда люди говорят о том, что «все получилось как- то внезапно и само собой», они чаще всего кривят душой — всякой сексуальной близости предшествует молчаливое обоюдное согласие. Нередко оно проявляется как интуитивное предчувствие или как секс, который воображаешь себе в мечтах, а затем реализуешь в жизни. Зули позвонила в одиннадцать вечера, но ее звонок не удивил меня.

— Чарли, дорогой, приезжай, мне нужно, чтобы ты передвинул мою кровать.

— Я приеду завтра с утра, — пообещал я.

— Нет, я не смогу на ней спать! Она стоит так, что меня видно в окне, как на сцене. Чертова квартира…

— Задерни занавески.

— Их еще нет.

— Тогда погаси свет. В темноте никто ничего не увидит.

— Нет, это невозможно, я не усну, если перед сном что-нибудь не почитаю.

Она, конечно, врала. Я точно знал, что Зули не читает ничего, кроме телепрограммы.

— Посмотри телевизор.

— Нуда… и тогда все будут меня видеть. Он ведь освещает всю комнату.

— Почему ты решила, что кто-то будет на тебя смотреть?

— Ты дурак или притворяешься? За мной вечно гоняются с фотоаппаратами. Наверняка они следят за моими окнами, потому что ходят слухи, будто я сплю с Бобби де Ниро.

— И ты с ним спишь?

— Нет. А ты его знаешь?

— Нет.

— Пожалуйста, Чарли, приезжай, помоги мне, умоляю!

Я приехал к полуночи и застал ее в пижаме. Некоторое время занимался перестановкой мебели, до тех пор пока Зули не удовлетворилась результатом. Наконец она запрыгнула на кровать как ребенок, счастливый оттого, что исполнили его каприз.

— О, вот и отлично!

— Я рад.

— А ты уверен, что сейчас нас никто не видит?

— Никто, можешь не сомневаться.

— Надеюсь. За мной все кругом шпионят.

— Что-нибудь еще нужно сделать?

— Хочешь меня трахнуть?

Я чуть не брякнул «нет». Вообще-то любопытно посмотреть, как бы она отреагировала на мой отказ. Но позволить себе разозлить ее и приобрести в лице Зули врага я не мог, несмотря на отсутствие влечения к ней. К тому же я изрядно устал и не слишком стремился провести бессонную ночь в бесконечных сексуальных экспериментах. Видя мое замешательство, она сбросила пижаму, и я подумал, что, пожалуй, не стоит пренебрегать таким случаем. Зули действительно была очень хороша.

Она твердила, что находит меня невероятно сексуальным, мол, никогда еще не получала такого удовольствия, хотя имела бездну любовников, и напоследок даже добавила, что еще никогда не встречала настолько умного мужчину, как я.

Меня это слегка удивило и даже заставило призадуматься — неужели я умнее президента Соединенных Штатов? Поговаривали, что Зули была с ним в то время, пока первая леди находилась с визитом в Японии. Но в любом случае ее слова мне льстили. Я был умнее всех тех знаменитых афроамериканцев, что побывали в ее постели, и умнее рок-звезд, с которыми она крутила романы.

Меня возбуждали не только ее губы и тело, но и умение убеждать партнера в том, что хотя бы на одну ночь он для нее единственный и неповторимый.

К тому же Зули очень бурно выражала свои восторги в то время, пока мы занимались любовью. Я только и слышал ее вскрики и шепот у себя над ухом:

— О да! Да! Так! Не останавливайся! О, милый! Давай, еще! Папочка!

«Папочка» — это слово имело для нее какой-то скрытый сексуальный смысл. Она называла меня так только в постели. Но я не находил ничего особо приятного в этой странной привычке.

Словарный запас Зули, имеющий отношение к сексу, не отличался разнообразием, но мне приходилось иногда слышать, что к людям старшего возраста, видимо, оказывающим ей протекцию, она обращалась в зависимости от пола — «папуля» или «мамуля». Иногда «мамулей» Зули называла и женщин, которые не настолько стары, чтобы годиться ей в матери. Что же касается «папули», у меня закралось подозрение, что в этом крике выражалось ее подсознательное отношение к мужчинам в целом — многих своих любовников, особенно очень богатых, она скорее предпочла бы видеть спонсорами, а не сексуальными партнерами, и именно поэтому непроизвольно пыталась пробудить в них сугубо отцовские инстинкты, которые бы стимулировали в них желание подарить ей новую машину или виллу.

Но несмотря на слишком аффектированное состояние в моменты секса, Зули нельзя было назвать открытой. В молодости я имел разнообразные сексуальные связи, подарившие мне немалый опыт общения с людьми, и, по моим наблюдениям, интимная близость часто подталкивала человека к исповедальным настроениям или хотя бы к большей искренности. С Зули все было иначе — после того как оказался с ней в постели, я понял, что знаю о ней меньше, чем раньше, а чуть позже у меня и вовсе появилось ощущение, что не имею ни малейшего представления о том, кто она такая.

ПУТЕШЕСТВИЯ С ЗУЛИ

Однажды мы взяли отпуск и вместе отправились отдыхать на Карибы — в горы, где находился роскошный дом, принадлежащий Ги Д'Абору, известному французскому модному фотографу. Он тоже побывал в любовниках у Зули, и, как и ко всем незначительным своим увлечениям, она проявляла к нему лишь тот минимум внимания, какого требовали благодарность и корыстное стремление постоянно при необходимости получать поддержку. Ей захотелось на время поселиться в его доме, и он тут же согласился.