Страница 18 из 91
Стремясь во всем соответствовать имиджу опасного громилы, я вошел в съемочное помещение уверенным тяжелым шагом. Я сразу узнал Д'Абора, поскольку видел его на фотографиях, — высокий, некрасивый и неуклюжий мужчина с маленькими глазками, опущенными уголками губ, большими ушами и копной темных волос, которые производили впечатление парика. Одет он был в ковбойскую рубашку и джинсы и сидел на обтянутом кожей диване, внимательно изучая листы контракта и покуривая сигару. Вокруг суетились ассистенты. Одни готовили кофе, другие подсовывали пепельницу, когда хозяин опускал руку с сигарой. Он моментально уставился на меня, как только я появился, и тут же опять впялился в контракт. Типичное поведение осторожного дельца, прикидывающего, с кем придется объясняться в следующее мгновение.
Женщина с крашеными ярко-рыжими волосами отложила в сторону клипборд и подошла ко мне. На ней была майка «Секс Пистолз», но вряд ли она действительно являлась поклонницей панк-рока и анархии.
— Что вам угодно? — Она была француженкой и мгновенно сообразила, что перед ней иностранец.
— Я ищу Кару, — ответил я.
— Она готовится к съемке. Может, я могу вам чем- нибудь помочь?
Безусловно, в голове у нее было совсем иное — она не то что помочь мне не желала, больше всего на свете ей хотелось выставить меня вон, причем поскорее.
— Да, если можно, принесите мне чашку капуччино, — отозвался я и прошел дальше, к двери, за которой раздавалось мерное гудение фена.
— Сэр, — окликнула меня рыжая, — туда нельзя, сэр!
Дело в том, что помещение, где работали парикмахеры и визажисты, было своего рода недоступным для посторонних интимным местом, почти таким же, как раздевалка. Но я уже знал, что следует делать, и, уверенно постучавшись, приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
Кара была там, в махровом банном халате. Стоя перед зеркалом, она сушила феном волосы. Я проигрывал в своем воображении сцену знакомства с ней в подробностях с тех самых мгновений, как сошел по трапу самолета, но еще до того, как я успел открыть рот, она воскликнула:
— Чарли!
В ее голосе прозвучало столько доброжелательной теплоты!.. Можно подумать, я ее родной брат, вернувшийся с войны целым и невредимым, и уж совсем неожиданным было то, что она кинулась ко мне и тут же заключила в объятия.
— Привет, — отозвался я, немного опешив.
К объятиям я явно не был готов и не сразу смог свыкнуться с мыслью, что ко мне прижимается одна из самых знаменитых красавиц в мире, одетая к тому же только в банный халат. Но в следующую минуту я понял, что Кара совершенно не склонна притворяться и разыгрывать показные восторги, она действительно искренне радовалась моему приезду. И хотя она не лишена толики жеманства, я легко простил ей это, вскоре убедившись, что ее бурный протест против непристойных поползновений заказчика продиктован не только ее естественной женской стыдливостью, но прежде всего сознанием своего статуса ведущей топ-модели, одной из самых дорогостоящих в фэшн-бизнесе и потому вынужденной блюсти свою неприкосновенность. Кара вполне спокойно относилась к тому, что ей приходилось переодеваться в присутствии огромного количества людей на съемках, но она никогда бы не допустила умышленного намека на поощрение вуайеризма в поведении, тем более когда речь шла о престарелом козле, наподобие того, что осмелился приставать к ней.
— Я так рада, что ты здесь! Уже не знала, что делать. Собралась уезжать. Эта чертова задница меня достала своими домогательствами. Извини за мой французский.
Парикмахер и визажисты смотрели на нас во все глаза, не понимая, что происходит. Должно быть, я все же выглядел довольно странно.
— Мы можем поговорить наедине? — спросил я.
— Конечно, я знаю отличное кафе.
Она быстро натянула джинсы и, сбросив халат, надела маленький черный топик и сверху свитер, направившись прямо в тапочках к выходу из студии. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
— Кара! — окликнул ее фотограф. — Куда это ты собралась, дорогая?
Я не сразу разобрал его речь. Поначалу эта простая фраза показалась мне набором нелепых звуков, настолько непривычно звучал для меня французский акцент. Впоследствии я не раз замечал, что большинство французов не в состоянии правильно выговорить английские слова, не искажая на свой лад ударения и чередования гласных и согласных.
— Мы идем в кафе! — отрезала она.
— Но у нас все готово! — продолжал Д'Абор на своем ломаном английском. — Все давно ждут тебя!
— Ну и что? А я не готова, — возразила Кара. — Начнем, когда вернусь, хорошо?
Д Абор недовольно пожал плечами и молча проводил Кару взглядом.
Мы уселись в кафе у самого окна с видом на шоссе, и несколько минут Кара, не произнося ни слова, смотрела на проносящиеся мимо автомобили. Скорее всего, она ни о чем не думала в это время, погрузившись в глубокий медитативный транс.
— Так мило, что ты приехал, — начала она, наконец, — Хелен успокоила меня, она знает, что делать.
— Это моя работа, — согласился я. — И потом, почему бы не воспользоваться случаем посмотреть Париж?
Она едва заметно улыбнулась. Два месяца я пребывал в окружении эффектных женщин и даже начал привыкать к этому, но, увидев Кару, был потрясен ее красотой.
— Так в чем проблема? — Настала пора осторожно приступить к расспросам.
— В Клегге. Бельевом бароне, короле бюстгальтеров, как его называют. Он просто ужасен! Ненавижу его. Я не припоминаю никого настолько же отвратительного. Обычно все заказчики тихо сидят на диване и читают газеты, снимки они просматривают наспех, закусывая гамбургером. Единственная вольность, которую могут себе позволить, — комплименты или незначительный флирт, но не более. Но этот тип приперся в мою раздевалку и пытался лапать меня, ты можешь себе представить! Он, видите ли, хотел убедиться, что стилисты правильно надевают на меня белье.
Я сочувственно кивнул:
— Н-да, этот Ги Д'Абор тоже выглядит подозрительно.
— С ним все в порядке. Я его хорошо знаю. Он просто милый зануда. Я имею в виду наши с ним отношения. К другим он, может, и пристает, но ко мне — никогда. И это при том, что его жена постоянно за ним следит, так что ему иногда приходится прятаться от ее всевидящего ока. Но, знаешь, я уверена, что оба они с Клеггом старые извращенцы. Я пожаловалась Ги на Клегга и предупредила, что брошу работу, если это не прекратится, но он только рассмеялся в ответ. А я ведь не шучу, я действительно уеду.
— Да, не сомневаюсь, — отозвался я.
Кара улыбнулась:
— Я могу не возвращаться в студию. Хочешь, мы сходим в кино? Это было бы здорово. Как ты думаешь, сколько они будут сидеть и ждать нас?
— Роттвейлер говорила, что если ты бросишь съемки без уважительной причины, они могут заставить платить неустойку.
— Правда?
— Да. Поэтому я буду выступать в роли твоего свидетеля. Если он снова попытается к тебе приставать, мы пойдем в кино с чистой совестью.
— Ну, не хочешь в кино, можно сходить на концерт с участием Мика Джаггера, — продолжала Кара. — Давно не слышала хорошего английского. Ты как раз в моем вкусе, похож на Джеймса Фокса.
Я был польщен ее признанием, но виду не подал.
Когда мы вернулись в студию, мне не нужно было спрашивать, который из присутствующих там Клегг. Наглый и тучный, с клочками рыжеватых волос на голове и глазками-бусинками, отвратительный тип во всех отношениях, настоящий образчик грязных развратников из дешевых сериалов. Его шея, выпирающая из выреза пуловера, блестела от жира, и всем своим видом он напоминал голодную игуану.
— Кара! — завопил он, простирая руки, словно намеревался обнять ее.
Она скривила губы в презрительной усмешке и прошла мимо него в гримерную. Я же подошел ближе к Клеггу, поигрывающему своим мобильным телефоном.
— Вы, должно быть, Клегг, — уточнил я.
— А вы кто?
— Чарли.
— Водитель? — Он смерил меня небрежным взглядом.