Страница 6 из 41
10
Так телега добралась до деревни.
— Объезжай! — приказал пан Йозеф кучеру. — Не хочу, чтобы видели, что мы приехали из леса.
Они въехали в Пяски со стороны Вильно. Телега остановилась перед бывшей мэрией, на которой теперь красовался флаг со свастикой и надпись «Kommandatur»большими готическими буквами.
На лестнице их встретил молодой человек с редкими светлыми волосами и сутулой спиной. Он беспрерывно обнажал зубы в заискивающей улыбке. Это был поляк, согласившийся служить немецким властям осведомителем и с тех пор редко выходивший на улицу один после захода солнца. Он извивался всем телом, потирая руки.
— Заждались мы вас, пане Йозефе, заждались!
Он протянул руку. Пан Йозеф оглянулся вокруг, косясь по сторонам, и не подал ему руки. Он прошел вслед за белобрысым молодым человеком в переднюю. Там, вдали от нескромных взоров, он с жаром пожал ему руку.
— Извините меня, пане Ромуальдзе, за то, что не подал вам при всех руки…
— Не стоит, пане Йозефе, я прекрасно все понимаю!
— Поймите, даже теперь мы не одни…
Они стояли в передней, горячо пожимали руки и искренне смотрели друг другу в глаза.
— Понимаю, понимаю, — твердил пан Ромуальд, обнажив зубы.
Они продолжали жать руки и смотреть в глаза.
— Я ничего не имею против того, чтобы пожать вам руку, — уточнил пан Йозеф. — Напротив, я весьма польщен, весьма польщен…
— Мой дорогой друг! — сказал пан Ромуальд.
— Никто лучше меня не понимает всей деликатности вашего положения и благородства, мужества, которое требовалось вам для того, чтобы сыграть… согласиться играть…
Он немного запутался.
— Спасибо, большое спасибо! — поспешил ему на помощь пан Ромуальд.
— Я имел в виду, для того чтобы взвалить на свои плечи этот неблагодарный, но необходимый труд… — Он закашлялся. — Когда-нибудь мы узнаем, сколько жизней вам удалось спасти… Кто знает? Возможно, я обязан вам своей!
— Что вы, что вы, — скромно возразил молодой человек. — Как поживает пани [15]Франя?
Кабатчик был женат на одной из самых красивых женщин в округе: он сильно ее ревновал.
— Прекрасно! — сухо ответил он. Затем повернулся к крестьянам. — Пане Витку, — приказал он, — ну-ка выгрузите тот мешок с продуктами, что мы привезли для пана Ромуальда…
— Вас ждет герр гауляйтер! — доложил молодой человек.
Делегация была представлена. Пан Йозеф приложил руку к сердцу и раскрыл рот…
— Знаю, знаю! — нетерпеливо оборвал его немецкий чиновник. — Все они говорят одно и то же… Это муж?
— Jawohl… [16]
— Что он привез?
— Яйца, сало и творог! — сказал пан Ромуальд, обнажив клыки.
11
Янек сидел у костра — дождь перестал, и партизаны воспользовались этим, чтобы выйти из норы, — задумчиво наблюдая, как в костре шипят и дымятся сырые дрова. Младший Зборовский, усевшись по-турецки, играл на губной гармонике с большой охотой, но без особого умения.
— Ты играешь безобразно, — сказал Янек. — Просто ужасно!
Юный Зборовский обиделся.
— Это чертов отрывок, — возразил он. — Ты ничего не смыслишь. И слова красивые. Он пропел:
— И слова ужасные! — вздохнул Янек. — Ты можешь сыграть Шопена?
Юный Зборовский покачал головой:
— А кто это?
— Один поляк, — сказал Янек. — Композитор. — Он протянул руку. — Дай.
— Ты умеешь играть?
— Нет.
Он схватил гармонику и с отвращением зашвырнул ее в кусты. Юный Зборовский выругался, подобрал инструмент и снова начал дуть в него.
— Где твои братья?
— В Вильно.
Братья Зборовские вернулись поздно вечером. Они пришли не одни: привели с собой девочку. Лет пятнадцати. Лицо ее было усыпано веснушками; их было очень хорошо видно, хотя она густо напудрилась. Она носила военную шинель, которая была ей велика, и берет, едва прикрывавший белокурые, растрепанные волосы. Янек видел ее впервые.
— Кто это?
Младший Зборовский посмотрел на девочку.
— Смотри, чтоб не наградила тебя болячкой, — ухмыльнулся он.
— Какой болячкой?
— Болячка. Ну ты же знаешь.
— Ничего я не знаю, — сказал Янек.
Он внимательно посмотрел на девочку. Она была не похожа на больную. Наверное, малышка поняла, что говорят о ней. Она печально посмотрела на Янека большими карими глазами. Потом она улыбнулась ему.
— Кто это? — тихо повторил Янек.
— Да это же Зоська! Ее все здесь знают. Она работает на нас в Вильно. Спит с солдатами, а они рассказывают ей, откуда прибыли, куда направляются и где будут проходить их колонны… Она заражает их болячкой. — Он крикнул: — Зоська!
Девочка подошла. Она по-прежнему смотрела на Янека и улыбалась. Шинель доходила ей до пят. Янек больше не смел на нее смотреть. Он задрожал. У него защемило под ложечкой. Ему стало стыдно самого себя, поднявшейся в нем теплой волны, внезапного желания обнять эту девочку и прижаться к ней. Младший Зборовский встал, обнял девочку за талию и потрогал ей грудь.
— У нее болячка! — сказал он с досадой. — А жаль. Ее никто здесь не трогает. Правда, Зоська, у тебя ведь болячка?
— Да, — равнодушно сказала девочка.
— От этого умирают, — убежденно заявил младший Зборовский. — Правда, Зоська, от этого умирают?
— Да.
Она не сводила глаз с Янека. Потом неожиданно наклонилась и коснулась его лица кончиками пальцев.
— Kocha, lubi, szanuje?… [18]
— Оставь его, — сказал младший Зборовский. — Он не знает, что это такое. Он никогда не делал этого. Правда, Твардовский, ты никогда этого не делал?
— Чего? — спросил Янек.
— Вот видишь, — торжествующе сказал младший Зборовский. — Он не знает, что это такое!
— Nie chce, nie dba, nie czuje? [19]— закончила девочка.
Янек вскочил и убежал в лес. Он услышал, как младший Зборовский громко расхохотался… Мальчик шел некоторое время, а потом остановился за пихтой: девочка шла за ним. Янек хотел пошевелиться… а ноги ватные.
— Почему ты боишься меня?
— Я не боюсь.
Она взяла его за руку. Он отдернул ее.
— Ты милый. Не такой, как другие. Я люблю тебя…
— Но я ничего для этого не сделал.
— Ничего и не надо делать… Я люблю тебя. У тебя нет родителей?
— Есть. Но я не знаю, где они.
— Моих убило бомбой три года назад. Мой отец был инженером. А чем занимался твой?
— Он был врачом.
Она снова взяла его за руку.
— Куда ты собрался?
— У меня есть своя землянка.
— Далеко?
— Нет.
— Можно, я пойду с тобой?
Он услышал свой голос, изменившийся до неузнаваемости, который вопреки его воле сказал:
— Да.
Они шли молча. Он думал об отце и о своем обещании никогда никому не показывать землянку… Наверное, она угадала его мысли и тихо сказала:
— Не бойся. Я никому не скажу.
— А я и не боюсь. Я ничего не боюсь.
Она улыбнулась:
— Дай мне тогда руку.
Он почувствовал ее маленькую руку в своей — холодную, худенькую. И непроизвольно сжал ее.
— Как тебя зовут?
— Ян Твардовский.
— Янек, — сказала она, — Янек… Красивое имя. Можно, я буду тебя так называть?
— Да.
Они пришли. Он отбросил ветки и помог ей спуститься. Она села на матрас и посмотрела вокруг.
— Хорошая землянка. Намного лучше, чем у Черва.
— Мы вырыли ее вместе с отцом.
Он сел рядом с ней. Она прижалась к нему и больше ничего не говорила. Они долго сидели и молчали… Потом она вздохнула, расстегнула пуговицу своей шинели и смиренно сказала:
15
Госпожа (польск.).
16
Так точно (нем.).
17
Танго Милонги. Танго моих грез и снов… (польск.)
18
Любишь немножко, сильно, страстно? (польск.)
19
Немножко, сильно, страстно, совсем не любишь?… (польск.)