Страница 119 из 125
— Куда подевался король «братьев раковины»? — спросил великий магистр, и в первый раз я заметил в его голосе оттенок неуверенности. — Кто видел Вийона?
Крик из многих глоток был ответом. Теперь и я увидел моего отца, который во всей неразберихе следовал за Фролло и вскарабкался за ним на мировую машину. Архидьякон, который стоял на узком деревянном трапе на высоте около трех саженей, оглядел преследователя, поставил миску с солнечным камнем и достал свой меч.
Вийон не предпринял никаких попыток для нападения, у него не было с собой никакого оружия. В десяти шагах от Фролло он остановился и сказал:
— Не делайте этого, отец Клод! Я знаю, что вы лишь введены в заблуждение. Я видел ваши глаза. Вы сделаете все, чтобы достичь вашей цели, но только потому, что верите, что творите правое дело. Но вы ошибаетесь. Если вы выпустите силу солнечного камня, души не будут спасены. Тогда навеки победит Сатана!
— Ложь! — залаял Фролло, и вены на его лбу вздулись. — Вы, отступники, лжете уже столетия, чтобы продолжить господство Сатаны, — он указал на солнечный камень. — Это — сила, которая победит зло!
— Вы победите человечество, забирая у бедных душ возможность для очищения, — Вийон говорил печально, подавлено. Он верил в свою правоту столь же сильно, как и Фролло — в свою. Кто мог за считанные минуты повергнуть веру, которая утверждалась столетиями?
Взглянув на клетку с Колеттой и ее отцом, я все же сделал попытку и закричал:
— Фролло, вспомните о нашем разговоре в келье Квазимодо! Разве не вы рассказывали о машинах, которые вытеснят людей, о победе материи над духом и душой?
— Я припоминаю, — проговорил Фролло, — и что же?
— Теперь вы делаете себя подручным машины, ее рабом. Машина стоит против человека, и вы помогаете машине!
— Это не какая-то любая машина, a machina mundi Раймонда Луллия.
— Что же это меняет? Как может машина, груда мертвой материи, помочь спасению души? Для нее возможно лишь сделать людей мертвой материей подобно себе!
Я увидел на лице Фролло сомнение, которое я пробудил и которое было последней надеждой человечества. Его взгляд скользнул по бесконечным изгибам и ответвлениям мировой машины, вернулся к солнечному камню, потом обратился к Вийону, ко мне и к великому магистру в маске. Фролло искал ответа, решения, объяснений.
— Я ошибся в вас, брат Фролло? — раздался громкий голос великого магистра. — Я доверял вам. То, ради чего столетиями боролись мы и наши братья, лежит в ваших руках, — и вдруг вы сомневаетесь. Ваша вера в истинное дело должна стоять на крепких ногах!
— Нет, Отец Познания, — крикнул Фролло, видимо, от радости, что принял решение. — Я знаю, что я должен сделать. Я спасу проклятые души!
Левой рукой он взял солнечный камень из миски и повернулся, чтобы продолжить свой путь. Тут Вийон прыгнул на него и крепко ухватил его левую руку.
— Нет, Фролло. Прислушайтесь к словам моего сына! Он говорит истину.
— Ваш сын? — в глазах Фролло блеснуло что-то, потом он пробормотал:
— Ну что же… Отпустите же меня, наконец, старый дурак! Он хотел оттолкнуть Вийона, но тот повис на его руке, как репейник, и попытался вырвать у него солнечный камень. Архидьякон поднял меч на высоту плеча и вонзил его в грудь моего отца. Я думаю, что почувствовал боль с той же силой, что и Вийон. Я никогда в жизни не забуду, как медленно мой отец сползал вниз к полу и остался лежать безжизненно. Мне показалось бесполезным печалиться о потере любимого человека, так как скоро все живые существа этого мира и мир вместе с ними погибнут — и все же я почувствовал бесконечно глубокую боль.
— Итак, ты — сын Вийона, — сказал великий магистр. Я почувствовал, как глаза за смарагдами изучали меня. — Возможно, нет ничего удивительного, что Аврилло именно тебе дал солнечный камень, не так ли? Если бы ты только лучше следил за ним. Ты проиграл то, что когда-то Амьел-Аикар добился с большим усилием.
Он был прав, и это причиняло боль. Не только стыд поражения доставлял боль, но и то, что из этого получилось. Словно окаменев, я стоял там и смотрел на подмостки, на которых лежал мой мертвый отец.
В конце концов, проиграл и он. Фролло дошел с солнечным камнем до конца подмостков к сверкающей серебром ячейке. Я предположил, что это и была часть machina mundi, которая жадно ждала смарагд.
— Никогда больше ни один человек из рода Амьел-Аикара не доберется близко к солнечному камню, — продолжил человек в маске с явным удовлетворением.
Как писал великий Иероним, человеку свойственно ошибаться. Догадывался ли он, что также и Сатана может ошибаться? Великий магистр, союзник Сатаны, едва произнес свои последние слова, как они были уже оспорены существом, которое прыгнуло на деревянные подмостки с другой стороны — на половину прикрытое ячейкой для солнечного камня. Оно возникло перед Фролло и оскалило полное ненависти могучие клыки. Последний потомок Амьел-Аикара, не считая меня, стоял перед отцом Фролло — Квазимодо.
Знал лишь дьявол — и, вероятно, он один, — как звонарь пришел сюда. Воспользовался ли он моментом, пока Жеан де Гарлэ оставил вход в храм Изиды без присмотра? Преследовал ли он нас тайно? В те дни, когда мы разбирали тайник в квартале Тампля, я неоднократно испытывал чувство, будто кто-то наблюдает за мной.
Фролло стоял едва в двух шагах от ячейки, но чтобы до нее добраться, ему нужно было пройти мимо горбуна. И Квазимодо не давал впечатления, что он это позволит.
— Ты предал Эсмеральду! — закричал он своему приемному отцу. — Ты виновен в ее смерти!
— Это неверно, Квазимодо. Я хотел ее спасти, но судебные приставы короля вырвали ее у меня, — Фролло говорил медленно и четко и сопровождал слова теми жестами руки, которые понимали только он и его воспитанник.
— Почему ты не вернулся в Нотр-Дам?
— Потому что иначе люди короля арестовали бы меня.
— Ты лжешь, — постановил Квазимодо. — Ты всегда обманывал и использовал меня.
Архидьякон молча смотрел на Квазимодо. Я знал о его магической способности подчинять другого своей воле. В келье Квазимодо я испытал это на собственной шкуре. Мог ли звонарь, который долгие годы безоговорочно подчинялся ему, противостоять этой силе?
Великий магистр обратился к воинам:
— Это проклятое чудовище грозит расстроить все наши планы. Все арбалетчики — немедленно к Фролло. Стреляйте в горбуна с моста.
Четверо мужчин поспешили вниз по лестнице и почти добрались до низа, когда я прыгнул за ними. Я видел, как умер мой отец, и не хотел быть свидетелем еще и того, как они убьют моего брата Если бы я не набросился на одного из арбалетчиков, то переломал бы себе кости, — но это выпало на долю дреговита, который рухнул подо мной. Рядом со мной застонал другой арбалетчик, когда Леонардо прыгнул ему на крестец.
— Хорошая идея, Арман! — крикнул итальянец и хрустнул перекрещенными руками на затылке дреговита. — Делайте, как я.
Человек подо мной захотел как раз собраться с силами, когда я схватил его голову и сильно ударил лбом о пол из скал. Раздался ужасный хруст, но я больше не обращал на это внимание.
Леонардо и я бежали за двумя другими арбалетчиками. Они добрались до лестницы перед нами и взобрались наверх. Когда я, наконец, взлетел вслед за итальянцем по крутому подъему, уже в воздухе раздались залпы. Оба попали в грудь Квазимодо. Я видел при штурме оборванцами Нотр-Дама, как звонарь был абсолютно невозмутим при виде стрелы, которую Жеан Фролло всадил ему в руку. Но два выстрела, к тому же, в грудь, были совершенно иным. Квазимодо покачнулся назад и упал на край лестницы.
Леонардо и я прыгнули на арбалетчиков сзади и столкнули их с моста. Мой противник ударился о каменный пол и остался там лежать в неестественном положении. Другой упал в бассейн с кипящей водой; прежде чем он захлебнуться в бульоне, он издал пронзительный крик. Я бросил пугливый взгляд на клетку с Колеттой и Марком Сененом, которая примерно в двадцати саженях от меня висела над подобным же бассейном.