Страница 59 из 61
Марафонский бег сменился бешеным, воспламеняющим легкие спринтом. Недвижимый кондуктор наблюдал с платформы. Когда до автобуса оставалось двадцать пять ярдов, чертов бюрократ прозвонил в колокольчик, водитель закрыл автоматическую дверь, колеса завертелись. Еще несколько секунд Диксон дивился своим спринтерским способностям, однако расстояние, было сократившееся до жалких пяти ярдов, начало быстро увеличиваться. Диксон остановился и послал флегму-кондуктора наиболее широко распространенным жестом. Кондуктор тотчас зазвонил в колокольчик, автобус резко остановился. Долю секунды Диксон медлил, потом рысью поскакал к двери и вошел с некоторой робостью. Обнаружил, что не в силах поднять глаз на кондуктора. Тот, в свою очередь, не без уважения заметил:
— Хороший марш-бросок для этакого психа, — и в третий раз зазвонил в колокольчик.
Диксон выдохнул вопрос о времени прибытия на станцию (конечную остановку), получил вежливый, но уклончивый ответ, несколько секунд потратил на отражение обывательских взглядов и не без труда поднялся на верхнюю площадку. Качаясь в такт автобусу, дошел до переднего сиденья и рухнул. На стон дыхания уже не хватило. Диксон стал заглатывать густую обжигающую субстанцию, отчаянно задышал (грудная клетка ходила ходуном), дрожащей рукой вынул сигареты и спички. Несколько раз прочел анекдот на спичечном коробке, несколько раз посмеялся, закурил; больше он ни на какие действия не был сейчас способен. Он стал смотреть в окно. Впереди разматывалась дорога. Солнце добавляло пейзажу контрастности, и Диксон невольно возликовал. Замелькали зеленые черепичные крыши двухквартирных домов, за ними уже виднелись поля, меж перелесков проглядывала речка.
Кристина сказала, она «поймет», если Диксон не приедет ее проводить. Что она имела в виду? Что обязательства перед Маргарет перевесили? Вдруг она иронизировала: дескать, ничего удивительного, я подозревала, что для тебя это легкое романтическое заблуждение и наличие Маргарет погоды не делает? Нельзя допустить, чтобы Кристина сегодня от него ускользнула; если так случится, он может ее вообще больше никогда не увидеть. Вообще больше никогда. Плеоназмы едва не задушили. Внезапно его лицо изменилось, все ушло в очки и нос — перед автобусом, оказывается, тащился грузовик с суставчатым прицепом, имевшим на хвосте сведения о собственной длине и сжатые рекомендации по технике безопасности для встречных и поперечных. Табличка меньшего размера предлагала пищу для размышлений лаконичной надписью: «Пневматический тормоз». На твердой скорости двенадцать миль в час грузовик инициировал поворот; прицеп и автобус ввязались в это гиблое дело. Диксон заставил себя отвести глаза от прицепа и для поддержания боевого духа стал передумывать сказанное Кэчпоулом.
Диксон понял, что начало пробежки к автобусной остановке и принятие решения совпали по времени. Впервые он знал точно: нет смысла спасать того, кто не желает быть спасенным из принципа. Упорство говорит не о сострадании и чувствительности спасателя, но о его глупости; упорство до победного конца — о его бесчеловечности. Маргарет просто не везет; как Диксон еще раньше предположил, не везет оттого, что она такая непривлекательная. Кристине, напротив, повезло родиться красивой — отсюда ее адекватный нрав. Ну, может, не совсем адекватный, но спасателю развернуться негде. Вешать ярлыки «везучий или невезучий» — одно, объявлять категорию везения несуществующей и, следовательно, не заслуживающей рассмотрения — совсем другое. Кристина, как ни крути, милее и привлекательнее, чем Маргарет, и все логические выводы, могущие быть сделаны из данного факта, должны быть сделаны; количество аспектов, в которых хорошее лучше плохого, приближается к бесконечности. Только везению Диксон обязан освобождением от лейкопластыря жалости; окажись Кэчпоул не таким милягой, Диксон так бы и трепыхался, словно увязшая муха. Теперь ему необходима новая доза везения. Хоть бы повезло; тогда, глядишь, и Диксон кое-кого спасет.
Явился кондуктор, продал Диксону билет и сообщил:
— На станцию прибываем в час сорок три. Я сверился с расписанием.
— Ох. Как думаете, мы не опоздаем?
— Не могу точно сказать. Если так и будем тащиться за этим чудом техники, тогда, конечно, опоздаем. На поезд торопитесь?
— Нет, мне нужно перехватить человека, который уезжает без десяти два.
— Я бы на вашем месте не возлагал особых надежд. — Кондуктор чуть наклонился — конечно, затем, чтоб рассмотреть фингал.
— Вы очень любезны, — процедил Диксон.
Они выехали на длинный отрезок прямой дороги с небольшой впадиной посредине, благодаря которой просматривался каждый ярд свободного пространства. Далеко впереди из кабины грузовика высунулась загорелая лапища и изобразила приглашающий знак. Водитель автобуса знак проигнорировал в пользу запланированной остановки возле кучки коттеджиков с соломенными крышами. Две приземистые старушенции в черном дождались, пока водитель полностью заглушит мотор, ухватили друг дружку под локоть и бочком, со всеми предосторожностями заковыляли к платформе, прочь из поля зрения. Через секунду он услышал их голоса, призывающие кондуктора; потом, вероятно, старушенции уселись и успокоились. Прошло минимум пять секунд; Диксон поерзал на своем наблюдательном пункте — ничего не изменилось. Изогнулся в поисках фактора, в какой бы то ни было степени причастного к данной цезуре. Факторов не обнаружилось. Что постигло водителя — обморок? приступ вдохновения? Чем он занят — распластался на руле? строчит акростих? Заминка сама себя продлила еще на минуту — сонная пригородная нега была нарушена сравнительно внезапным появлением третьей старушенции, в лиловом костюме. Старушенция обозрела автобус с собственного крыльца, без видимых затруднений идентифицировала маршрут и направилась к остановке, сгорбившись и шаркая ногами. Она до странности походила на солдата, который направляется к месту выдачи денежного довольствия. Впечатление, понял Диксон, усиливает шляпа, точь-в-точь гвардейская фуражка, на которой энергично попрыгали, а потом выкрасили в светло-вишневый цвет. Опять же вполне возможно, что старая перечница (из гортани вырвалось металлическое лязганье, когда старушенция самодовольно улыбнулась собственной расторопности) на самом деле нашла свой будущий головной убор возле вонючей своей лачуги. Убор, видимо, слетел с головы какого-нибудь разрезвившегося недотепы из разведвзвода и выдержал марш целого батальона.
Автобус продолжал свой выверенный путь, расстояние между ним и грузовиком сокращалось. Самое существование Диксона зависело теперь от того, насколько успешно продвигался автобус; Диксон более не мог думать ни о том, что скажет ему Кристина, если он успеет к поезду, ни о том, что он станет делать, если не успеет. Он просто сидел на пыльной подушке, мокрый от духоты и предчувствий, ловил, что твой сейсмограф, каждый автобусный толчок и реагировал выбросом смеха (хорошо хоть не пил сегодня), кривился принципиально новым способом на каждый автомобиль, каждый поворот, каждое применение водителем принципа: «Тише едешь — дальше будешь».
Автобус прочно укрепился в хвосте грузовика с прицепом, причем грузовик еще больше сбавил скорость. Прежде чем Диксон закричал, прежде чем сообразил, что стряслось, грузовик с прицепом свернул на площадку для стоянки, и автобус остался на дороге один. Теперь, воспрянул Диксон, водителю самое время наверстывать время. Водитель, однако, был категорически не согласен с прогнозом. Диксон снова закурил, ткнул спичкой в серную полоску на коробке, воображая, будто она — водительский зрачок. Конечно, он не знал, который час, но предполагал, что минимум пять миль из восьми они уже проехали. Автобус завернул за угол, резко снизил скорость и вовсе остановился. Оказалось, трактор пересекает шоссе под прямым углом и волочет нечто вроде пружин для великанской кровати, заляпанных лепешками грязи и увитых болотной травой. Диксону захотелось сбежать на нижнюю площадку и зарезать водителей обоих транспортных средств. Что еще случится? Что станет следующей помехой? Ну, кто больше — вооруженное ограбление? авария? наводнение? прокол шины? гроза с падением деревьев и метеоритов? демонстрация? советский авианосец на бреющем полете? стадо овец? атака шершня на водительский нос? Лично Диксон выбрал бы последнее. Скрипя и дребезжа, автобус продолжал ползти, через каждые несколько ярдов открывая двери очередной дюжине стариканов и старушенций — трясущихся, согбенных и дисциплинированных.