Страница 55 из 70
О! Это не заставило себя долго ждать.
Тщеславие слуги закона было задето, и он больше не колебался.
— Хорошо, — сказал он.
И, взяв водопроводчика, кстати, ничуть не сопротивлявшегося, за шиворот, сержант отвел его в мэрию, где находился полицейский участок.
— Еще дичь для следственного изолятора, — сказал он, проходя возле охранника. — Никак не мог избавиться от этого пьяницы. А кутузка уже заполнена?
Подходили другие полицейские.
Арест в этих спокойных кварталах — всегда развлечение для несущих службу стражей порядка.
— Кутузка заполнена?
— Да ты что? Там только какой-то торговец, у которого не было документов.
И после этой фразы незадачливый певец Интернационала, продолжавший спотыкаться, был быстро водворен в темную комнату, громко названную кутузкой.
Арест пьяницы был небольшим уличным инцидентом, повседневным происшествием. Эпилогом его стала удрученная фраза стража порядка:
— Нужно составить протокол на этого парня!… «Воронок» заедет через час. У меня как раз хватит времени!
— У вас сегодня много людей для следственного изолятора? Это спрашивал с высоты своего места кучер полицейского фургона, вульгарно называемого «черным вороном», который каждый вечер заезжает в комиссариаты полиции и отвозит в следственный изолятор арестованных за день. Несущий службу в участке на проспекте Анри-Мартен капрал ответил:
— Два лихих парня! Начался долгий обмен бумагами между республиканским гвардейцем, принимавшим задержанных, которых он должен будет сопровождать, и капралом, которому необходима была по всем правилам составленная записка.
Тем временем полицейские пошли в кутузку за двумя беднягами, вынужденными сегодня ночевать в камерах следственного изолятора.
Первого из задержанных охранники засадили в одну из узких клетушек полицейского фургона, а в соседней устроили буянившего водопроводчика, опьянение которого внезапно сменилось унынием.
— Давайте, гнусный пьяница, двигайтесь!
Тот ударялся о стенки узкого коридора, разделявшего различные клетушки полицейского фургона, и охранник наконец резко втолкнул его в одно из отделений, закрыв за ним дверь…
— Честное слово, через час этот парень будет не в состоянии и трех шагов сделать!
Однако водопроводчик вдруг снова повеселел, пожал руку республиканскому гвардейцу, поднимавшемуся в свой экипаж, и заключил:
— Ваш пассажир ненавидит вино… Жалко, правда, видеть человека в таком состоянии…
Полицейский был бы сильно удивлен, если бы увидел лица пьяницы в тот момент, когда фургон тронулся в направлении к участку Пуэн-дю-Жур, последнему комиссариату по пути его поездки.
С трудом усаженный на скамейку пьяница вдруг выпрямился и широко заулыбался, стараясь как можно меньше шуметь:
— Нет, это слишком забавно! Какой бы из меня актер вышел!.. А какой будет успех, когда я расскажу обо всем этом!..
Жером Фандор, а это был он, рассыпал себе комплименты.
— Черт! Они арестовывают людей, которых мне нужно заставить говорить!… Полиция думает, что ей удастся меня обойти и раньше узнать разгадку. Не может быть, чтобы на Часовой набережной им удалось придумать такую же удачную уловку, как моя. Хорошо ли я загримирован? Выгляжу ли я пьяницей? Я играю естественно, и никто не может сказать, что у меня плохо получается, ведь я только что обвел вокруг пальца целый полицейский участок. Однако хватит смеяться.
Прислушиваясь, Жером Фандор попытался по тряске фургона определить улицу, по которой они проезжали в данный момент.
— Катится мягко, не трясет… Похоже, что мы все еще на асфальте улицы Помп. У меня еще добрых четверть часа…
Фандор стал осматривать узкую клетушку, в которую его заключили по собственной воле.
— Обстановка не из блестящих! Едва хватает места, чтобы сесть, развернуться. Полутьма. И слишком мало воздуху проходит сквозь эти деревянные ставни. Мне кажется, что из полицейских фургонов никогда не сбегают…
Посмеявшись, Жером Фандор подумал:
— Даже если мне ничего не удастся, попытка того стоила. Но у меня должно получиться… Черт возьми, мне повезло выйти после этого зеленщика. Он передо мной, значит, клетушка сзади пуста, и это будет черт знает что, если на участке в Отёй ее не займет этот проклятый слуга, у которого мне нужно взять интервью под носом у полиции. Если он сядет сзади меня, я сразу же начну с ним переговариваться, постукивая по перегородке. Это язык заключенных. Эта личность, должно быть, рецидивист, а следовательно, он знаком с системой. И даже если он ее не знает, то по прибытии в следственный изолятор я найду способ, чтобы пробраться к нему и поговорить. К тому же, если в следственном изоляторе много народу, нас поместят в общую камеру до завтрашнего утра, когда нас будут предварительно допрашивать и когда я в случае необходимости открою свое истинное лицо. Если мне удастся расспросить этого Жюля, я узнаю добрую часть загадки.
И Жером принялся размышлять:
«Совершенно очевидно, что в этой камере никогда не было более счастливого человека!»
«Черный ворон» снова двинулся вперед.
«Звонок трамвая, толчок, второй! Прекрасно, это рельсы!.. Пересекаем улицу Моцарта… Точно… Едем быстрее… Через пять минут будем у участка в Отёй и сможем продолжить наши операции…»
Однако вскоре Жером Фандор заметил, что при более сильном, чем остальные, толчке, фургон явно, как ему показалось, повернул вправо.
«Ну и ну! — подумал он. — Каким это путем они везут нас к участку на бульваре Эксельманс? Мы, что, не в конце улицы Моцарта? Так, где же это мы свернули? Нет, там на въезде есть водосточный желоб, который я почувствовал бы. На улице Успения? Снова нет. Там дорога вся изрыта. Сидя на своей деревянной скамейке, я бы почувствовал большую тряску, мы же, напротив, едем по хорошей улице, которая может быть даже пешеходной… А-а! Улица Доктор Бланш. Черт побери, ведь это улица Моцарта перекрыта внизу, и кучер собирается объехать по бульвару Монморенси. Довольно! В конце концов я не тороплюсь и прибуду всегда вовремя, чтобы выразить свое почтение знаменитому Жюлю…»
Но именно в тот момент, когда Жером Фандор поздравлял себя, его резко бросило к стенке каморки, а полицейский фургон значительно накренился в сторону.
Из соседних клетушек послышались ругательства. Приглушенные возгласы доносились до Жерома Фандора, однако они время от времени заглушались шумом работающего двигателя.
— Черт возьми! Не можете быть внимательнее… Держаться правее!
Совершенно ошеломленный Жером Фандор услышал, что кто-то стучит по стенке фургона.
— Вы не ранены?
— Нет, но…
Однако задавший вопрос уже удалился.
«Естественно, республиканская гвардия интересуется, не был ли поврежден ее человеческий груз. Мы, должно быть, столкнулись с автомобилем».
Объяснение репортера имело много шансов на то, чтобы быть правильным.
Его камера наклонилась настолько, что вполне можно было предположить, что у полицейского фургона, столкнувшегося с автомобилем, оставалось одно из колес, и он удерживался на задней оси и на рессорах.
— Мы попались, — прошептал он. — Когда еще полицейские прекратят разглагольствовать о причинах аварии и, особенно, устранят ее последствия! Это займет добрых полчаса. Досадно… Жюль будет не в духе.
Вне всякого сомнения, Жером Фандор рассудил верно. Шли долгие нескончаемые минуты. Однако нигде не было слышно ни слова, ни звука, свидетельствовавшего о том, что кто-нибудь спасает перевернувшийся «черный ворон».
В маленькой камере, где был заключен Жером Фандор, стало невозможно дышать. Если во время движения фургона воздух поступал слабым потоком сквозь расположенную вверху решетку, то теперь, когда фургон стоял без движения, стало просто очень душно.
Жером Фандор нервничал.
— Черт возьми, я надеюсь, они не оставят нас здесь ночевать… Я буду жаловаться начальству. В конце концов я заключенный-любитель и имею право на исключения… А-а! Наконец-то начинают заниматься аварией.