Страница 9 из 69
— Мне нужен напарник на замену Трэйверу. Не хотите поучаствовать?
— Я не занимаюсь убийствами.
Я видела, как в его голове крутятся шестеренки так же, как если бы он распутывал провода взрывного устройства: так, тут красный, а тут синий, этот не заземлять и ради всего святого не трогать вон те два, а иначе всем нам крышка.
— Я не… мне не очень нравится находиться рядом с трупами, — пробормотал он.
— С целыми не нравится, зато с кусочками, на которые их разрывает бомба, нравится, — проворчала я.
Лицо Гаррисона исказилось от боли, словно на него нахлынули дурные воспоминания.
— Просто…
— А я и не спрашивала нравится — не нравится… Решено, вы — мой новый напарник, — заявила я.
— Разве не нужно утверждать назначение?
— За все назначения отвечает старший детектив убойного отдела.
— И это вы.
— Угадали.
Гаррисон — единственный из моих знакомых копов, кто воспринимал просьбу об участии в расследовании убийства как форму наказания. Он выглядел как человек, много лет проживший в пещере и только что вытащенный на солнышко. Мир такой огромный, и он не может его контролировать.
— Это временно.
— Хорошо, — буркнул он, его взгляд не выдавал эмоций, спрятавшись в убежище своей привлекательности.
Я вышла на дорожку между бунгало и дошла до границы, обозначенной лентой. Дождь прекратился, хотя асфальт все еще был влажным, а тучи по-прежнему нависали над горами. Я сняла бахилы и протянула их одному из экспертов.
Гаррисон вышел наружу и начал осматривать дверь, практически приклеившуюся к стене соседнего бунгало. Казалось, он более органично смотрелся бы на археологических раскопках, а не на месте преступления. Ему не хотелось работать в паре со мной, и лично я считала, что из-за этого нежелания он идеально годился на роль напарника. Бойся человека, который чего-то хочет слишком сильно. Кажется, так говорила моя мать, хотя она имела в виду секс, а не амбиции.
Я села в машину и поехала по мокрым улицам мимо старых коттеджей в ремесленном стиле и одноэтажных испанских ранчо с терракотовыми черепичными крышами. Я заехала в госпиталь и проверила, как там Дэйв, а потом отправилась домой убедиться, что мои отношения с дочкой в лучшем состоянии, чем бунгало Суини.
4
Когда я заехала в свой гараж на Марипоса-стрит, Лэйси была дома. Войдя в кухню, я услышала звук работающего телевизора, доносившийся из ее комнаты в дальнем конце дома. Рядом с раковиной стояла тарелка с остатками салата. На мой взгляд, она ест как птичка. Может, если бы я чаще готовила… Я могла бы пойти на кулинарные курсы. Да-да, могла бы. Честное слово.
Я прошла через кухню и гостиную, подошла к двери дочкиной комнаты и молча застыла на месте. Не стучала, ничего не говорила, просто тупо смотрела на дверь.
— Можно войти?
— Ага, — последовал ответ.
Я открыла дверь и вошла. Взгляд дочери застыл на запекшейся корке на моем носу, а потом скользнул вверх, к стежкам над виском.
Она раскрыла рот, словно пыталась нормализовать давление в барабанной перепонке, а потом ее лицо сначала вспыхнуло румянцем, а потом побледнело.
— Так это была ты… — сказала она дрожащим голосом.
— Со мной все в порядке.
— Я видела в новостях. Они сказали, что ранен офицер полиции. Это Дэйв?
Я присела на край кровати и кивнула:
— У него трещина в черепе, и вообще его здорово потрепало, но доктора говорят, что он поправится.
— Ты могла бы позвонить.
— Я звонила. Оставила сообщение на автоответчике.
— Хм, никаких сообщений не было.
— Наверное, автоответчик почему-то не сработал.
— Да, ну ладно.
Я на секунду задумалась, что же случилось с автоответчиком, и никак не могла отделаться от этих мыслей. А что, если Лэйси прослушала сообщение, а сейчас просто закручивает гайки, потому что вчера вечером я бросила ее одну? Я попыталась отогнать эту мысль раньше, чем скажу что-то, о чем пожалею. Лэйси спасала меня от меня же самой.
— А я тоже была в программе новостей, — сообщила Лэйси. — У меня взяли интервью, хотели узнать, зачем я это сделала.
Я сделала глубокий вдох.
— Мы могли мы все обсудить до твоей беседы с журналистами.
— Мама, это мое личное дело.
Атмосфера накалилась.
— Я не об этом. Просто они могут тебя запутать, вот и все. Нужно быть аккуратной, чтобы тобой не стали манипулировать.
— А мне кажется, это я всеми манипулирую.
— Тут ты права.
Взрыв.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего.
— Я не собираюсь извиняться за то, что я сделала, только потому, что тебе обидно, — заявила Лэйси.
— Нет, тебе стоило бы извиниться за то, что ты не предупредила меня о том, что собираешься сделать.
— Если бы я заранее сообщила тебе, то ты стала бы соучастницей.
— Если бы ты сообщила заранее, то я бы тебя остановила.
— Дело закрыто. Прямые действия имеют успех, только когда подготавливаются втайне.
Фраза «прямые действия» разъедала мое горло, как вирус стрептококка.
— Прямые действия?
— Так говорят.
— Кто говорит? Ты говоришь так, словно тебя кто-то научил.
— А ты говоришь как коп. Это просто вшивый конкурс красоты, просто поверь, что так было нужно!
— Доверие — не то, что первым делом приходит мне в голову.
— Спасибо, мамочка. Я сделала то, во что верила, и сделаю это еще раз.
— У меня был сложный день. Я не настроена спорить.
— Вообще-то это не я спорю, а ты.
— Но из нас двоих врешь именно ты.
— И когда это я врала?
— Молчание ничуть не лучше лжи.
— Ну, ты-то у нас эксперт в этом вопросе.
Господи.
— Прекрати! — заорала я. — Просто остановись!
Лэйси сделала вдох, но не дала себя разжалобить. Она изо всех сил старалась быть жесткой, но я уже заметила первые трещинки в ее броне. Она потеряла отца, и несколько лет назад я пообещала ей, что со мной ничего не случится. А теперь мой напарник в реанимации, а я ближе, чем хотелось бы, подошла к тому, чтобы нарушить свое обещание. Это тяжким грузом давило мне на плечи. Мне казалось, что я обманула доверие дочери и вела себя совершенно безответственно. Глядя сейчас на Лэйси, я не могла понять, как вообще посмела рисковать, даже чуть-чуть.
— Я испугалась, — сказала Лэйси.
Мои глаза наполнились слезами.
— Прости меня.
Я обняла ее и держала, пока она не вырвалась. Она уткнулась лицом мне в плечо, пытаясь снова стать маленькой девочкой, почувствовать, что я ее мамочка, хотя бы на минуту. Но я уже разучилась быть мамочкой… Мы обе разучились.
Лэйси высвободилась из моих объятий и посмотрела с таким видом, словно хотела что-то сказать, но вместо этого прибавила звук на телевизоре и уставилась на экран. Я встала и подумала, что если бы смогла взять на себя инициативу в разговоре и выкинуть проклятый телевизор из комнаты, то так и сделала бы, но ничего не предприняла, просто повернулась, вышла в коридор и закрыла за собой дверь.
Потом пошла на кухню, оторвала бумажное полотенце и высморкалась. Ужасно хотелось есть, но я слишком устала, чтобы что-то готовить, поэтому пощипала остатки салата из дочкиной тарелки. После чего, не в силах совладать с собой, пошла посмотреть на автоответчик. Я звонила, это точно, но как Лэйси и говорила, на дисплее высветилась надпись «0 новых сообщений». Я нажала воспроизведение, чтобы убедиться, что моего сообщения нет среди прослушанных. Увы. Да, возможно, проблема в автоответчике, но раньше такого не случалось. Кто я сейчас, мать или полицейский? С какой целью? Плюнь и разотри, тихонько сказала я себе. Завернись в теплое одеяло, ложись спать и все забудь.
Лежа в темноте, я попыталась мысленно разложить все по полочкам. Но одно событие сегодняшнего дня не давало мне покоя. Почему Лэйси сказала «прямые действия»? Как коп я научилась отыскивать в комнате одну-единственную вещь, которая была не к месту. Когда я выступаю в роли мамы, то лучше всего позабыть все навыки полицейского. Но, размышляя над словами Лэйси, я понимала, что они не устраивают ни копа, ни мать внутри меня. Моя девочка, которую я знала или думала, что знала, раньше никогда не употребляла таких слов. «Прямые действия». Откуда она такого нахваталась? Или, вернее, от кого?