Проклят и прощен

Когда раздались залпы, Лили вздрогнула и одним прыжком соскочила с лестницы прямо в объятия Пауля, а затем старый слуга увидел зрелище еще ужаснее: владелец Бухдорфа донес на руках до самой террасы будущую «милостивую госпожу баронессу». Тут Лили, как молодая козочка, спрыгнула с его рук, и оба наперегонки бросились бежать к крыльцу, на которое явились, с трудом переводя дыхание. Молодая госпожа, будущая баронесса едва успела оправить свой шлейф, как в аллее показался экипаж.

— И эти дети хотят жениться, — с жалостью сказал Арнольд, — а дворецкий еще спрашивает, останусь ли я в Бухдорфе! Там необходим по крайней мере хоть один разумный человек, и, к сожалению, этот единственный человек — я!

Старый слуга еще не оправился от ужаса перед такой утратой всякого достоинства со стороны «младшей линии», как вдруг мимо него с шумом пронеслись Фрейзинг и Эмма Гофер, рука об руку, оба с радостными лицами, они тоже бежали, чтобы не опоздать к встрече. Стремительный бег почтенного ученого юриста, так же как и расплывавшаяся по его лицу блаженная улыбка, окончательно вывели Арнольда из себя.

— Кажется, сегодня все в Верденфельсе сошли с ума! — вздохнул он, в свою очередь поспешив за другими, чтобы не упустить случая показать свою близость к молодому барону.

В Верденфельсе, казалось, все немного помешались. Крестьяне теперь так же не знали меры своей благодарности Раймонду, как прежде не знали предела своей ненависти. Прием, приветствия и речи прошли в деревне по определенной программе, но добрая половина крестьян провожала барона Раймонда и его супругу до самого замка. Самые молодые из этих провожатых потеряли всякую меру в выражении шумной радости, а старший сын Райнера, тот самый, что участвовал в разорении оранжерей, теперь так громко и энергично кричал «ура! «, что его щеки побагровели и готовы были лопнуть.

Экипаж подъехал. Среди бурного ликования, под развевающимися флагами, при звуках бесконечных залпов Раймонд и Анна вступили в родовой верденфельский замок.

Здесь тщательно подготовленная торжественность также не была вполне соблюдена. Один только дворецкий стоял в торжественной неподвижности во главе своих подчиненных, заботясь о том, чтобы ни один из них не тронулся с места, пока он не подаст знака. При встрече на крыльце один Арнольд сохранил полное достоинство. У Фрейзинга и Эммы Гофер сегодня была просто мания крепко пожимать всем руку, а молодой барон и его невеста решительно отбросили всякий этикет.

Лили порывисто кинулась на шею своей сестре, потом дала зятю обнять себя, не опасаясь на этот раз, что он свернет ей шею. Что касается Пауля, то его лицо приняло строгое выражение, когда он наклонился поцеловать руку своей невестке. На одно мгновение розовое личико его маленькой Лили поблекло при воспоминании о том холодном, строгом, но прекрасном и неудержимо влекущем к себе лице, которым он любовался при волшебном свете луны. Теперь на золотистых волосах играл солнечный луч, а в больших темных глазах сияло счастье любви. В сердце молодого человека шевельнулось старое горестное чувство, но невольное волнение тут же угасло. А те глаза искали одного только Раймонда. Последнему наконец удалось покончить с приветствиями, и ласково кивнув почтительно склонившимся слугам, он ввел молодую жену в замок своих отцов и дедов.

Пауль и Лили последовали за ними. Лили не замедлила дать новое доказательство того, как мало влияла на нее торжественность момента, шепнув сестре в дверях:

— Подумай только, Анна, дядя-советник получил все-таки жену! Он женится на Эмме Гофер, и в ту минуту, как он добился заветного коротенького «да», изо всех наших пушек грянул приветственный салют!

Несколько часов спустя, когда утих шум торжественной встречи, Анна фон Верденфельс стояла на опустелой террасе, устремив взор к горному замку, где она провела первое время после свадьбы и где счастье, так долго и страстно ожидаемое и с таким трудом завоеванное, из мечты превратилось в действительность...

Гохдорфский пастор обвенчал их в часовне фельзенекского замка. Грегор Вильмут был в это время в столице, куда его вызвали по обязанностям службы. Сегодня он в первый раз увидел баронессу Верденфельс, когда во главе своих прихожан приветствовал ее и ее супруга несколькими краткими словами. Длинные речи он предоставил приходскому старшине и Райнеру, выказавшим в этом отношении удивительные способности. Сам он сказал лишь самое необходимое, исполнив это со спокойным достоинством, и как только экипаж поехал дальше, удалился в пасторат.

Теперь он поднялся на террасу и направился к молодой женщине, с удивлением поспешившей к нему навстречу.

— Ты, Грегор? А я больше не надеялась видеть тебя сегодня.

— Я пришел проститься! Послезавтра я уезжаю.

— Так скоро? Ты, кажется, только осенью должен был занять свое новое место в М. ?

— Теперь условия изменились. Тамошняя кафедра не занята, и заместить ее необходимо, а мой преемник в Верденфельсе может заменить меня каждую минуту. Завтра я прощаюсь с приходом, но если ты и будешь присутствовать при церковном торжестве, то вряд ли мне удастся поговорить с тобой наедине; вот почему я и пришел сегодня.

Анна в смущении остановила на нем испытующий взор.

— Ты сам устроил этот неожиданный отъезд, Грегор! — сказала она. — Ты уезжаешь потому, что приехал Раймонд. — Грегор ничего не возразил, и молодая женщина продолжала с упреком: — Я думала, что со старой враждой покончено с тех пор, как вы вместе отправились в ту опасную поездку.

— Мы больше не враги, — твердо сказал Вильмут, — но противниками мы останемся всегда, ибо здесь все зависит от убеждений, которыми никто не хочет пожертвовать. Ты должна быть благодарна мне за мое решение. Если бы я остался, борьба возгорелась бы снова, так как полное примирение между нами невозможно.

— И ты очищаешь противнику поле? Это на тебя непохоже.

— Я очищаю место, на котором уже не могу держаться так же прочно и непоколебимо, как прежде. Райнер перед всем приходом бросил мне в лицо упрек, будто я навлек на деревню несчастье, и все остальные согласились с ним. Нет, это еще не погасло, и тут не поможет никакая привязанность. Верденфельсцы больше не верят в меня, а безусловная вера в священника необходима, чтоб его миссия была успешна.

— Значит, твое назначение в М. состоялось по твоему желанию? Я так и думала! Но приходу будет очень недоставать тебя.

— Неужели ты думаешь, что мне легко расстаться с приходом, с которым я тесно сжился за двадцать лет, где я одно поколение воспитал, а другим в то же время руководил? Но так должно быть! Я ничего не умею делать наполовину, а с непошатнувшейся силой смогу работать только в совсем новом месте.

В этих словах звучала прежняя непреклонная энергия, и Анна слишком глубоко чувствовала справедливость слов двоюродного брата, чтобы возразить что-нибудь.

— Хочешь поговорить с Раймондом? — спросила она. — Он в замке, и если ты...

— К чему? Я сегодня приветствовал его, когда он въезжал в Верденфельс, завтра он ответит мне тем же, когда я покину Верденфельс. Для его будущего положения, равно как и для моего, такое внешнее примирение может быть полезным, но говорить с глазу на глаз нам не о чем. Я хотел только проститься с тобой, Анна, так как дороги наши расходятся.

— Но не навсегда же? — спросила молодая женщина. — М. ведь не так далек от нас.

— Хотя бы и совсем близко, все равно наши отношения должны кончиться. Мое опекунство над Лили — только проформа с тех пор, как свадьба ее объявлена. В будущем году и она станет носить ту же фамилию, что и ты теперь. Но сегодня я хотел видеть не баронессу фон Верденфельс, а Анну Вильмут, которую любил и воспитывал с самого детства. Прощай, Анна!

На глазах Анны выступили слезы, когда она протягивала ему руку.

В глазах Вильмута слез не было, но он долго и пристально смотрел ей в лицо, точно хотел запечатлеть эти черты в своей памяти. Крепко пожав руку Анны, он повернулся и твердыми шагами пошел к себе в деревню.