Заклятое золото

— «Заклятое золото», — прочел майор еще раз заглавие брошюры. — Уже одно это заглавие звучит обвинением. Но скажи, пожалуйста, почему ты не подписался под статьей своим именем? Ведь рано или поздно, а тебе придется открыть свой псевдоним.

— Я и не думаю скрываться! — твердо ответил Эрнст. — Неужели ты думаешь, что я способен исподтишка напасть на врага? Мне нужно было на время скрыть, кто именно автор брошюры, для того чтобы она произвела более сильное впечатление.

— Для чего же тебе понадобилась эта тайна?

— Потому что я — сын своего отца. Статья за моей подписью сразу бы потерпела поражение. Невольно возник бы вопрос: кто такой этот Эрнст Раймар? «Ах, это сын банкрота, похитившего чужие деньги и пустившего себе пулю в лоб для того, чтобы избежать правосудия! Как же он смеет проповедовать честность, как смеет обливать грязью Рональда, когда у самого имя запятнано?» Наверное, так сказала бы толпа, и никто не стал бы читать мою брошюру.

Голос Эрнста дрожал от волнения, и Арнольд не мог не согласиться, что его друг прав.

— Да, пожалуй, твое предположение верно, — тихо пробормотал он. — Ты уверен, что твоя тайна не раскроется?

— Безусловно, действие моей статьи превзошло все ожидания. Мой издатель писал мне из Берлина, что брошюра нарасхват. Ею заинтересовались и весь финансовый мир, и печать, и публика. Теперь уже ничто не может помешать ее распространению. Рональду придется защищаться, и как только он выступит открыто, я сейчас же назову себя.

— Опять на сцену всплывет несчастная история с твоим покойным отцом! — воскликнул майор. — Ты снова начнешь мучиться и волноваться. Будь уверен, что тебя не пощадят в этом отношении.

— Я знаю, — спокойно ответил Эрнст, — Рональд настроит против меня всю прессу. Память моего отца будет запятнана. Но что делать? Я все это взвесил, когда писал статью. Теперь жребий брошен — я стою на поле битвы.

Эрнст гордо выпрямился. Вся его фигура и лицо выражали непреклонную волю, безграничную энергию.

— Ну, вот, теперь ты опять стал прежним Эрнстом! — радостно заявил Гартмут, — Каким бы ни был исход борьбы, я все же благословляю ее, так как она вернула мне моего друга. Однако дай же мне твою брошюру, я горю нетерпением прочесть ее.

— Изволь, читай ее наедине, — улыбаясь, сказал Эрнст. — Я должен непременно сегодня же отправить письмо в Берлин, а потому оставляю тебя. Через час я вернусь и тогда услышу твое мнение о моей статье.

Прошло более часа, а Арнольд все еще сидел на одном месте, погруженный в чтение. Внимательно прочитав статью до последней строки, он закрыл, наконец, книгу и тихо произнес:

— Однако, черт побери! — Достав из кармана платок, он вытер влажный лоб. — Подумать только! Эрнст десять лет просидел в этом медвежьем углу и не только не уподобился всем здешним филистерам, а написал такую огненную статью, такую пламенную речь, что от Рональда и других грабителей только клочья полетят! Какие смелые обвинения бросает он в лицо этому миллионеру! Да, господа денежные тузы, придется вам выслушать горькую правду! Интересно, что вы скажете в свое оправдание! — Арнольд взволнованно вскочил с места и начал быстро ходить взад и вперед по дорожке. — Воображаю лица дяди Треймана и других гейльсбергцев, когда они узнают, кто автор чудесной брошюры! Да, Эрнст недолго проживет в этом историческом гнезде. Теперь перед ним открыта широкая дорога! О, он далеко пойдет, вспомните слова Арнольда Гартмута. Да здравствует Эрнст! — вдруг громко закричал майор.

— Ура, дядя Арнольд! — внезапно отозвался звонкий детский голос, и с крыльца балкона быстро сбежала маленькая Лизбета.

Она размахивала в воздухе соломенной шляпой и заразительно смеялась.

— Откуда ты взялась, шалунья? — радостно воскликнул майор, поднимая девочку на руки. — А твоя мама тоже здесь?

— Да, мама сидит в конторе у нота…ри…уса! — с трудом выговорила Лизбета. — Дядя Эрнст послал меня к тебе в сад, а потом придет сюда с мамой. Как я рада, что ты приехал!

— И я тоже очень рад! — с чувством ответил Арнольд и, опустившись на скамейку, посадил девочку к себе на колени.

— Ты знаешь, с меня пишут портрет, — с гордостью заявила Лизбета. — Это будет большая красивая картина. Я одета в белое платье и у меня в руках большой букет цветов.

— Да, я знаю об этом. Твой портрет пишет Макс Раймар. Ты любишь это «восходящее светило», Макса?

— Вовсе нет! — решительно ответила Лизбета, сердито надув губки. — Он все хочет быть с мамой; говорит только с ней. Со мной он никогда не играет. Ужасный дурак!

— Как ты хорошо понимаешь людей, моя крошка! — восторженно воскликнул майор. — Неужели Макс разговаривает с мамой даже в то время, когда пишет твой портрет?

— Да, постоянно, и притом делает такие страшные глаза! — Лизбета закатила глаза вверх, желая сделать их похожими на мечтательный взор художника.

— Подумай, какой урод! Но не беспокойся, я живо сверну голову этому дураку! — сердито проговорил Арнольд, совершенно позабыв в эту минуту о присутствии Лизбеты.

— Нет, нет, — серьезно остановила майора девочка, — не делай этого, а то он не окончит моего портрета.

— Я сам его окончу, — нисколько не смущаясь, заявил майор, — этот глупый Макс нам совершенно не нужен. Ты увидишь, как он вылетит из вашего дома.

Лизбета искоса взглянула сначала на Арнольда, как бы не доверяя его художественному таланту, но при словах майора, что Макс вылетит из их дома, звонко рассмеялась, так как живо представила себе эту картину.

Через десять минут Арнольд и Лизбета играли в очень интересную игру. Девочка, вооружившись палкой, маршировала перед майором, прекрасно выполняя его команды. Гартмут был восхищен успехами своей ученицы и все время повторял:

— Молодец, Лизбета!.. Тебе непременно следовало бы быть дочерью военного!

Оба были так заняты игрой, что не заметили, как Вильма Мейендорф в сопровождении Эрнста вышла на балкон.

— Что это, Арнольд? Ты обучаешь нового рекрута? — смеясь, спросил молодой нотариус.

— Ах, простите! — вспыхнув, воскликнул майор. Вильма улыбнулась. Извинение было излишним; какая мать не чувствует радости, когда ее ребенку доставляют удовольствие?

— Мама, — закричала Лизбета, подбегая к Вильме, — дядя Арнольд говорит, что мне следует быть дочерью военного! Почему я не дочь военного?

Молодая женщина покраснела до ушей, а от страстного взгляда майора еще больше засмущалась. К счастью, Эрнст поспешил на помощь хорошенькой вдове.

— Лизбета, — обратился он к девочке, — ты ведь не видела еще наших котят. Пойдем, я покажу их тебе; они живут в беседке. Можешь поиграть с ними, если хочешь. Итак, — он повернулся к Вильме, — я напишу новый арендный договор и доставлю вам лично в Гернсбах. А теперь, простите, я должен написать деловое письмо. Арнольд, займи нашу гостью до моего возвращения. Через полчаса я к вашим услугам.

С последними словами Эрнст взял Лизбету за руку и повел ее в беседку. Майор благодарным взглядом посмотрел вслед приятелю. Он был счастлив, что остался наедине с «маленькой белокурой женщиной с большими детскими глазами».

Раймар подошел к окну гостиной и выглянул в сад. Снизу доносился звонкий смех Лизбеты, игравшей с котятами, а за кустом роз виднелись светлое платье молодой женщины и стройная фигура Гартмута. Грустная улыбка скользнула по лицу Эрнста; быстро повернувшись, он подошел к письменному столу. Одно время весной он тоже осмелился мечтать о личном счастье, но эта мечта быстро рассеялась. Теперь ему предстояла лишь борьба, а счастье далеко-далеко улетело от него навсегда.

9

— «Заклятое золото»! Странное заглавие! — говорили люди, беря в руки брошюру, но с первой же страницы внимание читателя напрягалось до последней степени.

Речь шла о человеке, которого все знали. Феликс Рональд был известен каждому, на него смотрели как на волшебника. Все, к чему он касался, превращалось в золото. Он вынырнул неизвестно откуда и в самое короткое время прогремел не только в своей округе, но и во всем государстве. Успех следовал за успехом. Богатство его росло не по дням, а по часам.