Винета

— Уже! Откройте мне скорее эту дверь, Осецкий! Вы ни одним звуком не должны выдавать мое присутствие!

Лесничий поспешно подчинился; он знал, что молодой хозяин ни в коем случае не должен был видеть здесь графиню Моринскую. Ванда проскользнула в маленькую полутемную каморку; дверь за ней захлопнулась.

Две минуты спустя появился Вольдемар. Он остановился на пороге и долгим взглядом обвел лесников, с ружьями в руках окруживших своего начальника. Затем совершенно спокойно обратился к лесничему:

— Я не предупреждал о своем приезде, Осецкий, но вы, тем не менее, кажется, подготовлены к этому?

— Да, господин Нордек, мы ждем вас, — последовал лаконичный ответ.

— С оружием? Что означают эти ружья в ваших руках? Уберите их!

Предостережение графини Моринской, вероятно, оказало свое действие — лесники повиновались. Лесничий первый поставил ружье, хотя на таком расстоянии, что мог свободно достать его рукой; остальные последовали его примеру.

Вольдемар вошел в комнату.

— Я приехал сюда, Осецкий, чтобы потребовать от вас объяснений по поводу недоразумения, которое произошло вчера, — снова начал он. — Посыльный, вероятно, не понял вашего ответа на мое письменное приказание. Что, собственно, вы поручили мне передать?

Этот краткий, точный вопрос не допускал никаких отговорок и требовал такого же определенного ответа, однако лесничий колебался, у него явно не хватало мужества повторить в лицо своему хозяину то, что он сказал вчера посыльному.

— Я пограничный лесничий, — наконец произнес он, — и думаю, что останусь им, пока нахожусь у вас на службе, господин Нордек. Я отвечаю за свое лесничество, а потому управлять им должен я, а не кто-либо другой.

— Однако вы показали, что неспособны на это, — серьезно ответил Нордек. — Вы или не хотите, или не можете сдерживать ваших людей. Я уже дважды предупреждал вас, вчерашний случай был третьим и последним.

— Я не могу сдержать своих людей, когда они в такое смутное время сталкиваются с солдатами.

— Поэтому-то вы и должны отправиться в Вилицу.

— А мое лесничество?

— Останется под присмотром помощника управляющего Фельнера, пока приедет новый лесничий, который был предназначен для Вилицы, а вы займете его место. Во всяком случае, вы должны завтра же очистить лесничество. Вам, я думаю, известно, что я не отменяю отданных мной приказаний. Дом лесничего в Вилице в данное время пуст. Или вы завтра со всеми вашими людьми переберетесь туда, или же будете уволены.

Среди лесников послышался угрожающий ропот. Осецкий, подойдя вплотную к молодому Нордеку, воскликнул:

— Ого! Так не годится! Я не поденщик, которого сегодня нанимают, а завтра увольняют. Вы можете уволить меня, но до осени я имею право оставаться здесь, так же как мои люди, которых нанял я. Мой участок — пограничное лесничество; другого я не хочу и не пойду никуда. Ну, а если кто-нибудь захочет прогнать меня отсюда, то пусть попробует.

— Вы заблуждаетесь, — ответил Вольдемар, — лесничество принадлежит мне, а лесничий должен подчиняться моим приказаниям. Не предъявляйте прав, которые вы утратили сами, по своей вине. То, что учинили вчера ваши люди, заслуживает лишь строгого наказания, и если вы не подверглись ему, то лишь благодаря моему ходатайству в Л. Вы немедленно подчинитесь моим требованиям, или я сегодня же предложу командующему войсками лесничество в качестве наблюдательного поста, и завтра же здесь будут солдаты.

Осецкий сделал движение, чтобы схватить ружье, но одумался.

— Этого вы не сделаете, господин Нордек, — глухо сказал он.

— Это я сделаю, как только дело дойдет до неповиновения и сопротивления. Решайте! Будете вы завтра в Вилице или нет?

— Нет, десять раз нет! — со страшным раздражением крикнул Осецкий. — Я имею приказание не уступать лесничества.

— Приказание? От кого?

Лесничий спохватился, но было уже поздно; слово было произнесено, и его нельзя было вернуть.

— От кого же вы получили приказ, который так противоречит моему? — повторил молодой хозяин. — От княгини Баратовской?

— А хотя бы и от нее! — злобно проговорил Осецкий. — Княгиня в течение многих лет повелевала нами, почему бы ей не делать этого и теперь?

— Потому что теперь здесь есть хозяин, — холодно ответил Вольдемар. — Значит, вы имеете приказание, во что бы то ни стало оставаться в лесничестве и уступить только силе?

Осецкий молчал. Его неосторожное слово открыло Нордеку, что это сопротивление имело гораздо большее значение, чем он придавал ему.

— Однако все равно, — снова начал он, — не будем говорить о прошедшем, но с завтрашнего дня пограничное лесничество будет передано другому; об остальном мы можем столковаться в Вилице. Значит, до завтра!

Вольдемар повернулся, чтобы уйти, но Осецкий преградил ему дорогу; снова схватив в руки ружье, он воскликнул:

— По-моему, лучше все решить теперь раз и навсегда. Я не уйду отсюда ни в Вилицу, ни куда-либо в другое место; но вы также не уйдете отсюда до тех пор, пока не отмените своего приказания.

Его подчиненные, как по команде, взялись за ружья, и в одну минуту окружили молодого помещика. Однако он, сохранив все свое хладнокровие, спокойно спросил:

— Что это значит? Угроза?

— Понимайте, как хотите, только вы не сойдете с этого места, пока не отмените своего приказания. Теперь мыскажем: «Или — или». Берегитесь!

Эта угроза была встречена шумным одобрением со стороны остальных лесников, и шесть ружей, направленных на Вольдемара, подтвердили слова Осецкого. Однако на лице молодого человека не дрогнул ни один мускул, только лоб нахмурился, когда он с невозмутимым спокойствием скрестил руки на груди и полупрезрительным тоном произнес:

— Вы дураки, и совершенно забываете, какие последствия это будет иметь для вас самих. Вы погибнете, если тронете меня. Преступление будет тотчас же раскрыто.

— А для чего же у нас под боком граница? — язвительно произнес лесничий. — Там никому до этого нет дела. В последний раз спрашиваю вас: даете ли вы слово в том, что все мы останемся здесь, и сюда не ступит нога солдата?

— Нет, — сказал молодой помещик, не трогаясь с места.

— Одумайтесь, господин Нордек, пока не поздно! — задыхаясь от злобы, воскликнул Осецкий.

Вольдемар несколькими быстрыми шагами подошел к стене.

— Нет, говорю вам, — с этими словами он вынул револьвер и направил его на лесничего, — одумайтесь вы; некоторые из вас, наверно, поплатятся своей жизнью за это покушение; я стреляю так же хорошо, как и вы.

Эти слова подняли целую бурю, послышались угрозы, ругательства и проклятия; все взвели курки, и только Осецкий хотел подать сигнал к нападению, как дверь распахнулась, и в следующий момент возле Вольдемара очутилась Ванда.

Лесники, увидев графиню возле своего хозяина, на мгновение остановились, Нордек же совершенно опешил и не мог объяснить себе это неожиданное появление. Но вдруг он понял все. Смертельная бледность Ванды, решительность, с которой она встала возле него, дали ему понять, что она знала о грозившей ему опасности и была здесь ради него.

Положение было слишком угрожающим и не давало молодым людям возможности объясниться или обменяться хоть несколькими словами. Ванда повелительно обратилась к нападающим. Вольдемар, плохо понимавший по-польски, разобрал только, что она приказывала и угрожала им, но безуспешно; ответы звучали грубо и грозно; лесничий топнул ногой, по-видимому, отказываясь повиноваться.

— Довольно, Ванда! — тихо проговорил Вольдемар, — дело дошло до борьбы, вы не можете больше сдерживать ее. Отойдите! Дайте мне место, чтобы защищаться.

Графиня не послушалась и осталась на своем месте; она знала, что единственное спасение Нордека в ее непосредственной близости. Лесники еще не решались их трогать, но приближался момент, когда и это средство спасения будет невозможным.

— Отойдите, графиня! — раздался голос лесничего, — посторонитесь, или я буду стрелять и в вас! — и он поднял ружье.