Девятый круг

— Нет! — крикнул я. — Нет, нет, нет!

Мне она по-прежнему казалась красивой, несмотря на то что на смуглой коже остались следы от струек пота, а темные волосы были взлохмачены, при этом пряди, выкрашенные в голубой и розовый цвета, ярко блестели, освещаемые фейерверками и пламенем, которое по-прежнему полыхало вокруг собора.

Оба ангела опустились на смотровую площадку, расположившись по обе стороны от нас. Их одежда была изодрана и перепачкана кровью, и я мог различить неосязаемые контуры крыльев, сложенных на спине у обоих.

— Она уже умерла? — бесстрастно спросил Михаил, указывая на Кейси.

— Нет, блин, не умерла! — заорал я на него. — Я здесь, чтобы спасти ее! Она не мертва, нет!

— Конечно же мертва! — раздраженно возразил Михаил. — И ребенок должен последовать за ней.

Я прикрыл глаза дрожащей рукой, пытаясь отстраниться от всего этого. Не получилось. Все та же ужасная боль… засела глубоко во мне. В конце концов, уединение — это, наверное, самое лучшее в этом мире… В сущности, я ведь почувствовал тот момент, когда что-то во мне надломилось… тогда я даже напугал самого себя своим горьким отчаянием… Каким же я был наивным, думая, что больше не буду чувствовать боли. Я испытал то, что чувствуют люди, теряя любимого человека. Это было то, что по моей вине чувствовали дети Анны. Это было то, что я делал людям каждый день. Бог наказал меня. И наказал Кейси, потому что Он знал, как я любил ее.

— Это потому, что у меня нет костюма, да? — бормотал я сквозь слезы. — Нельзя быть настоящим супергероем без костюма из спандекса, маски и этого долбаного плаща с капюшоном! А я обещал ей. Обещал.Ну зачем я сделал это? Зачем?

«Не давайте обещаний легко, Габриель…»Это мне сказала она. «Так можно причинить людям горе».

А потом кто-то осторожно положил мне на плечо руку. Опустился на колени рядом со мной и тихо заговорил успокаивающим тоном.

— Ты исполнил свое обещание, Габриель, — прозвучали слова Мефистофеля. — Ты сказал, что будешь с ней, и ты здесь.

— Я должен был… спасти ее… в последний момент…

— Но ты же больше не равняешь себя с супергероем, верно? — спросил Мефистофель. — Понимаешь, тебе не следует делать этого. Ведь супергерои всегда сражались только с суперзлодеями, а не с ангелами. Кроме всего прочего, ты же, в конце концов, оказался здесь, когда твоя приятельница нуждалась в твоей помощи.

— Но что это меняет, если она все равно мертва?

— Меняет все, Габриель.

— Я должен был отвезти ее в больницу.

— Это ничего бы не изменило. Она все равно должна была умереть.

— Как я могу верить тебе? — спросил я, повернувшись наконец к нему лицом. — Если ты всегда только и делал, что врал?

— Ну, не знаю. Но бывала же иногда в моих словах и некоторая доля правды, верно? — спросил он с улыбкой.

Он не должен был успокаивать меня, ведь он демон! Однако в тот момент я был благодарен ему за эту попытку.

— Это не ты убил ее, Габриель, — тихим голосом продолжал Мефистофель. — Я знаю, тебе очень нравится винить себя. Но не во всем и не всегда бываешь виноват ты. Боюсь, что временами все заслуги принадлежат Богу. Может, это и к лучшему. Жизнь похожа на боль. А смерть похожа на избавление от боли.

Мои руки стали очень холодными здесь, на самом верху собора, так высоко над городом… Подумать только, что я приходил сюда прежде и чувствовал себя в безопасности, ближе к Богу… а теперь трагедия окутала саваном обледеневший собор, колокол умолк в своей промерзшей колокольне, и глубокая скорбь мягко опустилась на меня, словно пепел — пепел от останков чего-то такого, что когда-то было так дорого мне…

— Ты должен убить ребенка! — жестко произнес Михаил.

— Да, — согласился Мефистофель, вставая на ноги. — Сбрось ее с башни, Габриель, и покончим с этим.

— Ты хочешь сказать, сбрось их? — выкрикнул я, повернувшись в ту сторону, где лежала вторая девочка… или должна была лежать. Я застыл в оцепенении, уставившись на пустое окровавленное пальто, в которое она была завернута всего несколько минут назад. — Где… — начал я и похолодел, увидев Лилит со слегка распущенными крыльями, снова пританцовывающую на парапете и мечтательно глядящую на первую дочь Кейси, которую она обхватила обеими руками.

Михаил и Мефистофель проследили за моим взглядом, и я услышал, как Михаил сделал глубокий вдох:

— Так их двое?

Мефистофель вполголоса выругался.

— Лилит, — начал он, делая полшага в ее сторону, — пожалуйста, не делай глупостей.

Я уже хотел вскочить на ноги, броситься к Лилит и вырвать у нее девочку, но заставил себя остаться стоять на коленях на полу. Каким-то чудом до меня дошло, что, стоит мне сделать лишь одно движение по направлению к ней, она спрыгнет с парапета, улетит прочь, и я больше никогда не увижу ту новорожденную. Михаил, похоже, тоже понял, что наилучший способ остановить Лилит — это дать возможность поговорить с ней Мефистофелю. Сам Михаил стоял совершенно неподвижно, будто статуя, и только кровь каплями стекала на пол с одного из его крыльев.

— Отдай ее мне, — вкрадчиво попросил Мефистофель. — Она не твоя.

Лилит бросила на него злобный взгляд.

— Они все мои! — прошипела она. — Все до единой!

А потом она шагнула с края парапета назад. В одно мгновение я вскочил на ноги и с криком отчаяния бросился к ней, но за те несколько секунд, что я бежал, Лилит и девочка исчезли, и я понял, что она унесла ее в свой мир. Чувство вины, которое я ощущал и до этого, усилилось так, что до моего сознания едва доходили крики Михаила в адрес Мефистофеля. Ужасная боль пульсировала в голове, череп буквально раскалывался, и единственное, чего мне хотелось, — это уползти в какое-нибудь темное тихое место и сидеть там, пока не закончится весь этот кошмар.

— Заткнись! — крикнул я, повернувшись к Михаилу, продолжавшему орать ужасно громко. — Замолчи, замолчи!

— Хорошо сказано, Габриель, — одобрительно заметил Мефистофель, воспринимавший гнев ангела совершенно невозмутимо.

— Как ты смеешь обращаться ко мне подобным образом?! — прорычал Михаил, всем своим видом давая понять, что хочет ударить меня.

И мне даже захотелось, чтобы он сделал это, тогда у меня появилось бы основание ответить ему тем же. Но разумеется, если бы он свернул мне голову, я не смог бы возвратить ее на место, как это сделал Мефистофель, а кроме того, нельзя было никоим образом, даже на секунду, оставлять без присмотра вторую дочь Кейси.

Я с чувством злорадства увидел блестящие потеки крови, местами покрывавшие белые крылья Михаила, и слипшиеся перья там, где кровь уже застыла. Мысленно я даже похвалил Мефистофеля за то, что он сумел нанести такие повреждения Михаилу. Я ненавидел этого ангела, и вид его окровавленных крыльев мог меня только радовать.

— Ты должен сбросить с башни это существо! — со злобой произнес Михаил.

— Я никогда… — начал я, прижимая к себе малышку.

— Тогда дай ее мне, — прервал меня Мефистофель. — Обещаю, я присмотрю за ней, но не здесь. Если я унесу ее из этого мира, она не сможет разрушить его. Доверься мне, Габриель.

— Нет, ты должен отдать ее мне, — настаивал Михаил. — Одна из них уже у демонов. Будет справедливо, если вторая окажется у ангелов.

Несколько мгновений я смотрел на этих двух ангелов, парализованный ужасной неуверенностью, словно сам превратился в ребенка. А подняв глаза к ночному небу, увидел, как мне показалось, смутные очертания воинств ангелов и демонов, уже не сражающихся друг с другом… Выстроившись рядами, они молча смотрели на меня. Смотрели, смотрели — ждали… И все из-за одного крохотного новорожденного младенца…

Внезапно вспыхнувшее во мне желание поразило меня своей жестокостью, когда я взглянул на город, лежащий там, далеко внизу под нами, и почувствовал сильнейшую тягу последовать за Лилит. Броситься с вершины Божьего храма… Он не станет ловить меня, о нет, теперь я знал это…

«…Тьме я внимаю…»

Но это едва ли имело значение, когда все ценное для меня оказалось разбитым вдребезги, даже иллюзии…