Солнечная аллея

И вот что Миха увидел: примерно два десятка аккуратно причесанных кавалеров и примерно столько же принаряженных дам сидели друг против дружки на двух рядах стульев по обе стороны зала. Между ними простиралась танцплощадка, а на ней учительница что-то наставительно объясняла, держа в руках нож и вилку. Миха сообразил, что в танцевальной школе, выходит, не только танцам обучают, но и хорошим манерам. Миха считал, что манеры у него нормальные: руки перед едой моет и в рукав вроде тоже не сморкается.

Госпожа Шлоот, крашеная блондинка явно повышенной комплекции, на тонюсеньких шпильках, вела занятие в сопровождении двух молодых профессиональных танцоров в облегающих спортивных трико. До этого Миха ни разу в жизни голубых не видел, только слышал иногда, как про кого - то говорят: так, мол, и так, он голубенький. Сейчас, увидев этих двоих, Миха тотчас сообразил, что такое быть голубым. Про себя он их сразу «танцевальными голубками» окрестил.

Демонстрируя новый танец, госпожа Шлоот этих своих голубок постоянно меняла, производя с каждой лишь по нескольку танцевальных движений. При этом обнаружилось, что госпожа Шлоот и на тонюсеньких шпилечках более чем уверенно перемещает свои внушительные телеса. Пока она, в руках у одной из голубок, во всех подробностях объясняла очередной танец, Миха не без интереса наблюдал не только за ней, но и за второй голубкой, которая, оставаясь не у дел, упражнялась в испускании ревнивых взглядов.

Когда демонстрация заканчивалась, одна из голубок направлялась к музыкальному пульту и ставила новую пластинку. После чего всем полагалось занять исходное положение. То есть каждому кавалеру надлежало встать и, подойдя к даме, пригласить ее на танец. Михе в эту секунду стало ясно, что на занятиях в танцевальной школе он будет соприкасаться с Мирьям очень даже близко, и если у него будут холодные пальцы, влажные руки или, чего доброго, запах изо рта, скрыть это никак не удастся.

Покуда кавалеры с дамами разучивали новый танец, что со стороны выглядело смешно и нелепо, — ну точь-в-точь, как Миха себе это и раньше представлял, — госпожа Шлоот подправляла движения каждой пары в отдельности. Иногда голубки, разбив какую-нибудь пару, танцевали с каждым из партнеров, так сказать, в порядке наглядного практического примера. Помимо всего прочего это означало, что один из двадцати находящихся в зале мужчин танцевал с голубкой. Миха про себя решил, что это вообще зашизеть. Кстати, разбитые пары, соединившись вновь, танцевали ничуть не лучше прежнего. И как раз это Миха понимал прекрасно: заставь его с мужиком танцевать, он тоже будет как деревянный и от смущения ничего не усвоит.

После очередного танца по команде госпожи Шлоот состав пар менялся: кавалер передавал свою даму соседу. В итоге за одно занятие каждый из кавалеров сменял примерно двенадцать партнерш, включая танцевальных голубок. Когда занятие кончилось и Миха увидел, как все участники на выходе мирно прощаются и расходятся по домам, каждый в свою сторону, он решил, что уроки танцев, в конце концов, не так и страшны — и записался.

Однако поначалу все пошло даже хуже, чем он предполагал. По настоянию госпожи Куппиш Миха на уроки танцев надевал «только самое хорошее». А единственным, что у него имелось из «хорошего», был парадный костюмчик, купленный к Дню совершеннолетия, это праздник такой, вместо западной конфирмации. Но за истекший с той поры год Миха вымахал еще на десять сантиметров, так что с западной смотровой площадки его костюмчик неизменно встречал взрыв совершенно особого восторга и улюлюканья. Заметивший это участковый, у которого после истории с «Moscow, Moscow» к Михе свой счет имелся, теперь норовил остановить его именно в таком месте, чтобы со смотровой площадки было видно, что делало для Михи всю процедуру вдвойне унизительной, ибо проверка документов сопровождалась аплодисментами, а также выкриками с западной стороны: «Так держать, сержант, построже с ним, построже! В околоток его! Сразу видно — уголовник!» или просто: «Арестовать! Допросить! Пытать!» И так бывало перед каждымуроком танцев. Словом, что и говорить, времена для Михи начались тяжелые.

На самом уроке танцев кавалеры сидели напротив дам и, разумеется, все как один глазели на Мирьям. То есть все было примерно так, как Миха и ожидал. Когда госпожа Шлоот стала показывать первые танцевальные па, Миха снова поразился ее элегантности — эта толстуха просто парила в воздухе, будто вовсе ничего не весит.

А потом наступил момент, ради которого, собственно, все и затевалось. Госпожа Шлоот объявила:

— Так, а теперь кавалеры поднимаются, неспешным, элегантным шагом приближаются к дамам и легким поклоном приглашают их на танец.

Только в эту секунду у госпожи Шлоот наконец на многое открылись глаза. Еще когда Миха пришел записываться, она, помнится, удивлялась, что «в нынешнем наборе не будет проблем с парами». Обычно число дам, желающих брать уроки танцев, заметно превосходило число кавалеров. Проблема пар вставала иногда с такой остротой, что даму принимали на занятия лишь при условии, что она приведет с собой кавалера. Бывало и такое, что кавалеры допускались к занятиям бесплатно, правда, только если они однажды уже курс прошли и желали просто закрепить или освежить свои танцевальные навыки. А вот на курсе Михи проблемы пар в обычном смысле этого слова вроде бы не существовало. Когда госпожа Шлоот призвала кавалеров пригласить дам на танец, она поняла, почему. Ее призыв оказался равносилен боевой команде «В атаку!», заслышав которую, вся линия кавалеров, на глазах превращаясь в кучу-малу, устремилась к Мирьям, как на приступ. В рядах кавалеров были замечены легкие потасовки и даже падения. Миха добежал первым. Он оказался первым, кому улыбнулось счастье положить руку на талию Мирьям, держать ее за руку, заглядывать ей в глаза. Миха и вообразить не мог, какое это счастье — просто держать Мирьям в объятиях в ожидании танца. Он ощущал мягкую податливость ее тела, ее размеренное дыхание, аромат ее волос. Но тут начался сам танец, и всей романтике мигом пришел конец. Танцевать Миха не умел начисто. И столь успешно наступал Мирьям на ноги, что уже через две минуты она не чаяла, как от него избавиться. Желание ее вскоре исполнилось: в соответствии с правилами, после танца Миха вынужден был уступить Мирьям следующему партнеру. Следующим оказался Марио, и танцевал он ничуть не лучше Михи. Так оно дальше и пошло — все хотели танцевать с Мирьям, и каждый норовил отдавить ей ноги.

С тех пор, неделю за неделей, все уроки танцев происходили по неизменному сценарию: начиналось все с давки за право пригласить Мирьям, потом после каждого танца объявлялась смена партнеров. Впрочем, легкая давка имела место уже перед началом занятий, за право занять выгодную позицию точно напротив Мирьям, откуда расстояние до нее было короче всего. Пока Миха не внес в это дело поистине революционный переворот, научившись на каждом уроке обеспечивать себе с Мирьям последнийтанец. На сей раз у него хватило ума держать свою тактическую новинку в секрете, не разглашая прежде всего главной хитрости: как именно ему всякий раз удается заполучить Мирьям на последний танец.

А секрет был прост: Миха вспомнил, как наблюдал за уроком танцев из окон напротив и еще тогда обратил внимание, что сложенные стопочкой пластинки для каждого занятия готовятся заранее. Следовательно, ему оставалось только подсчитать перед уроком, сколько приготовлено пластинок, и понять, сколько будет танцев, а уж после этого отсчитать столько же стульев по направлению от Мирьям, определив даму, которую надо пригласить на первый танец, чтобы последний пришелся на Мирьям. И когда человек двадцать кавалеров, топчат друг друга, кидались к Мирьям, Миха степенным шагом направлялся к вычисленной даме, чтобы пригласить ее на первый танец. Так что если, допустим, на занятии предусматривалось разучивать фокстрот и приготовлено было девять пластинок, Миха на первых восьми партнершах мог пускаться во все тяжкие, нещадно оттаптывая им ноги, пиная коленками, а то и попросту роняя на пол. Всякий раз, когда во время танца раздавался глухой грохот, все уже знали — это Миха уложил очередную партнершу. Для тех бедняжек это было похлеще всякого дзюдо. Вскоре за Михой закрепилась страшная слава «костолома» и даже «потрошителя» — именно это шипящее словцо он все чаще слышал у себя за спиной. Пострадавшие партнерши уже показывали друг дружке синяки и ссадины, которыми наградил их Миха. А он, ничтоже сумняшеся, рассматривал их всех только как подопытный материал.