Страница 12 из 66
С самого рождения их жизнь наполняли неуклюжие объятия, игры и потасовки, шум и тепло своих братьев. А теперь, оставшись без них, оба они чувствуют себя одинокими и потерянными. И все же, оба они полны жизни и храбры. Лучший выход для них сейчас — покрепче прижаться друг к другу и вдвоем нырнуть в ночь, твердо веря в то, что утро вечера мудренее.
Я выключила свет и в темноте мысленно прокрутила в голове события дня. Все было пронизано болью — острой и непреходящей болью жизни без Сэма. И все-таки, с невольным чувством вины я вдруг осознала: последние двадцать четыре часа не были сплошной мукой.
Конечно, предстоит еще уговорить Стива, но пока Клео, надо признать, показала себя очень воспитанным, достойным котенком.
6
Пробуждение
Любой котенок знает: радоваться куда важнее, чем жалеть себя.
— Ааааа! Помогите!
Я проснулась от того, что кто-то больнейшим образом пригвоздил мои волосы к подушке. Дикий зверь атаковал мой скальп, когтями вцепился в волосы и при этом жутковато чавкал. Не иначе, из телефильма о природе сбежал лев или тигр. Кто бы это ни был, меня явно перепутали с антилопой и готовятся сожрать. А судя по тяжелому рыбному запаху изо рта, он не брезгует и водными млекопитающими.
— Это всего-навсего Клео, — хихикал Роб.
Клео? Как же в считанные часы котенок мог превратиться в монстра, пожирающего женщин?
— Снимиего скорее! — крикнула я.
— Клео не «он», а «она», — поправил Роб, выпутывая котенка из моих волос и осторожно опуская его на пол.
Едва коснувшись ковра задними лапами, Клео оттолкнулась и мигом снова вспрыгнула на кровать. И как этому мелкому существу удается подскакивать на высоту в несколько раз больше ее роста? Она была подобна олимпийскому чемпиону по прыжкам с шестом, только без шеста. Может, ей в задние лапы хирургическим путем имплантировали пружины? Со вздохом я снова поставила Клео на пол. Сверкая глазами, растопырив уши, громадные, как крылья, она снова взлетела, как мячик. Кажется, она решила, что с ней играют. Никакого уважения к тому факту, что она попала в семью, где скорбят, что едва ли мы когда-нибудь оправимся от удара, нанесенного судьбой.
— Нееееет! — заорала я, заслоняясь подушкой вместо щита.
Клео ликовала и была очень довольна собой. Глядя на нее, можно было решить, что она первой в мире изобрела игру под названием «атакуем шевелюру хозяина и запрыгиваем на кровать снова и снова». Если подумать, так оно, пожалуй, и было. Подушка не защищала: Клео просто зарывалась под нее. Я опятьсняла ее на пол. Она вспрыгнула на кровать. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Этот танец может продолжаться все утро, если я ничего не предприму.
Если бы дома был Стив, можно было бы прикрыться им как живым щитом. Но он еще не дал формального согласия на присутствие в доме котенка, тем более такого людоеда. Клео для него была только абстрактной идеей котенка. По телефону я дала очень подробно ее описание, в мельчайших деталях. «Ты влюбишься, когда ее увидишь!» — уверяла я. Но несмотря на все мои усилия, в его голосе не слышалось энтузиазма. Я старалась не думать о том, как он встретится с Клео, вернувшись домой. Наверняка отнесется к ней примерно так же радушно, как папа Римский к буддистам.
Задумавшись, я рассеянно сползла с кровати, натянула халат. Повернувшись, я почувствовала рывок снизу. Клео висела на тесемке моего пояса, как Тарзан на лиане.
— Нехорошая кошка! — Я отцепила ее от тесемки и поставила на пол.
Как только я попыталась завязать пояс, Клео вскочила мне на бедро, погрузила в него острые коготки и, яростно размахивая хвостом, зубами вцепилась в пояс. Во второй раз за утро я взвизгнула от боли.
Отдирать котенка от ноги оказалось больнее, чем самый низкосортный бразильский воск для эпиляции. Видно, с этой юной нахалкой нужно держаться построже. Я намотала пояс на талию, завязала узлом и выпрямилась, изо всех сил пытаясь сохранять достоинство. Клео устремилась вперед, проскользнула у меня между щиколоток, потом вдруг резко затормозила. Словно в замедленном фильме, я споткнулась о выгнутую горбом спину и взлетела в воздух — в последний момент мне каким-то чудом удалось ухватиться за петлю настенного панно, чтобы притормозить и не упасть прямо на котенка.
Вися на кисточке макраме, я замерла в позе, достойной продвинутого йога, бормоча извинения. Кошечка лежала на спине, подняв согнутую лапку, и с оскорбленным видом глядела на меня. Я страшно перепугалась, что ранила ее.
Стоило мне наклониться, чтобы поднять и осмотреть ее, меховой шарик ожил, вскочил на ноги и припустил от меня. Я с облегчением двинулась за Клео — а она вновь затормозила, и я опять налетела на нее! И опять!
Похоже, Клео решила, что я какой-то нелепый зверь: на голове нечто вроде птичьего гнезда, к тому же не очень твердо стою на двух ногах. Ее задачей было привести в порядок мой мех и заставить опуститься на четыре лапы, чтобы я могла прочувствовать, какая это роскошь — быть кошкой.
Но мне не нужен был безумный котенок. Животное не имеет права выплясывать здесь, в доме траура, с таким видом, как будто жизнь — сплошное развлечение. Был бы здесь Сэм, подумала я, уж он-то знал бы, как ее угомонить. Я почти видела, как он наклоняется над ней, протягивает руку, шепчет что-то мягкими, пухлыми губами…
Я поскорее укрылась в туалете, единственном месте, где можно было втихомолку пореветь, и заперла дверь. Не нужно Робу видеть, как взрослые плачут, он и так уж насмотрелся на это. Если бы в тот день события разворачивались по-другому. Если бы только Сэм не подобрал этого голубя, если бы Стив не был занят приготовлением безе для лимонного торта, если бы я не ушла навещать подругу, если бы та женщина не возвращалась на работу с обеда… Та женщина. Это она во всем виновата. Я задалась вопросом, есть ли у нее самой дети, представляет ли она, на что обрекла всех нас. В моем воображении она была настоящим монстром.
Из горла невольно вырвались громкие рыдания. Стараясь не шуметь, я наклонилась вперед, уперлась лбом в холодные голубые плитки и вся сжалась. Мышцы грудной клетки больно ныли. Я не устаю удивляться продуктивности человеческих слезных желез. Сколько ведер слез может наполнить одна пара глаз? Когда я уже думала, что выбрала свою норму до конца жизни, новая цистерна соленой жидкости изливалась мне на щеки. Плач стал необходимой жизненной функцией, вроде дыхания, чем-то, не требующим от меня сознательного усилия.
Я склонилась над унитазом, а часть моего сознания взмыла вверх под потолок. Оттуда оно с сочувствием взирало на рыдающую женщину, переполняемую болью и ненавистью. Та, другая я, сторонняя наблюдательница, не принимала всё так близко к сердцу. Она была жутковатой, отстраненной. Может, она была со мной с самого рождения, а я тратила часть жизни, подкармливая её своими эмоциями, подчиняясь и выполняя то, чего от меня ожидали.
Это и пугало меня. Что, если это провокация, если меня подталкивают уплыть в бесконечность, с улыбкой созерцая человеческую драму внизу, как смотрит служитель зоопарка на разыгравшихся зверей? Мысль о том, чтобы покинуть свое тело и избавиться от боли, казалась невероятно притягательной. Я дотянулась до ящика шкафа, извлекла на свет флакон снотворного. Таблетки светились сквозь коричневое стекло, каждая — обещание покоя. Там оставалось еще довольно много. Запах вовсе не противный. Если запить бренди, будет вполне сносно. Я отвинтила крышку.
В этот момент дверь чуть приотворилась. Вот черт, не заперла ее как следует. Занавеска душевой пошевелилась. Решив, что это Роб открыл входную дверь и устроил в доме сквозняк, я потянулась, чтобы захлопнуть дверь. Она продолжала открываться сама собой. Опустив взгляд, я заметила в щели черную лапку. Клео продиралась вперед, скребла плиточный пол, даже мяукнула, давая мне понять, что ее нужно взять на руки. Со вздохом я водворила пилюли в ящик и тихо прикрыла его. Решиться на такой исход было бы потворством собственной слабости. Появление Клео напомнило мне об ответственности, которую я несла. Не имела я права дезертировать, ведь мальчик и котенок должны жить дальше. Кто-то же должен вырастить их, помочь стать взрослыми. Держа Клео на руках, я хлюпала, уткнувшись носом в ее мех. Она играла роль носового платка без возражений. Замурлыкала, ткнулась носом мне в шею и уставилась на меня с такой любовью, что я невольно растрогалась. С тех пор как мальчики были совсем малышами, ни одно создание не являло мне любви в таких количествах и такой концентрации. Я взяла себя в руки, поставила кошечку на пол. Она тут же улизнула, а я отправилась на поиски Роба.