Страница 3 из 13
Горда кивнула утвердительно два или три раза. У нее было очень серьезное выражение лица.
– Нагваль сказал мне, что второе внимание – это самое свирепое из всего существующего, – сказала она. – если оно сфокусировано на предметах, ничего не может быть хуже.
– Ужасно здесь то, что мы цепляемся, – сказал Нестор. – тот человек, что владел этим камнем, цеплялся за свою жизнь, за свою силу – вот почему он пришел в ужас, почувствовав, как съедают его мясо. Нагваль сказал, что если бы тот человек отказался от своего чувства обладания и отдал бы себя смерти, какая бы она ни была, то в нем не было бы никакого страха.
Разговор угас. Я спросил у остальных, не имеют ли они какого-либо еще мнения. Сестрички с удивлением посмотрели на меня. Бениньо хихикнул и прикрыл лицо своей шляпой.
– Мы с Паблито были в пирамидах Тулы, – сказал он, наконец. – мы посетили все пирамиды, какие только есть в мексике. Они нам нравятся.
– Почему вы посещаете все пирамиды? – спросил я его.
– Я, пожалуй, не знаю, зачем мы к ним ездим, – сказал он. – наверное потому, что нагваль Хуан Матус запретил нам делать это.
– А ты, Паблито? – спросил я.
– Я ездил туда учиться, – ответил он вызывающе и засмеялся. – я жил когда-то в городе Тула и знаю эти пирамиды, как свои пять пальцев. Нагваль говорил, что он тоже жил там раньше. Он знал о пирамидах все. Он сам был из народа толтек.
Тут я понял, что на археологические раскопки в Туле меня погнало более, чем любопытство. Основной причиной, по которой я принял приглашение друга, было то, что во время моего первого визита к Горде и остальным, они открыли мне такое, о чем дон Хуан никогда мне не намекал: что он рассматривал себя потомком племени толтек. Тула была древним эпицентром империи толтеков.
– Что ты думаешь об атлантах, гуляющих по ночам? – спросил я у Паблито.
– Конечно по ночам они ходят, – сказал он. – эти штуки были там много столетий. Никто не знает, кто построил пирамиды. Нагваль Хуан Матус говорил мне, что испанцы были не первые, кто обнаружил их. Нагваль сказал, что до них были другие. Бог знает, сколько их было.
– Ты не знаешь, что изображают эти каменные фигуры? – спросил я.
– Это не мужчины, а женщины, – сказал он. – пирамида является центром устойчивости и порядка. Фигуры представляют 4 ее угла, – это 4 ветра, 4 направления. Они фундамент и основа пирамиды. Они должны быть женщинами, мужеподобными женщинами, если хочешь. Как ты знаешь сам, мы, мужчины, не ахти какие. Мы хорошая связка, клей, чтобы удерживать вещи вместе, но и только. Нагваль Хуан Матус сказал, что загадка пирамиды – в ее структуре. Четыре угла были подняты до вершины. Сама пирамида – мужчина, поддерживаемый своими четырьмя женскими воинами, мужчина, который поднял своих поддерживательниц до высшей точки. Понимаешь, о чем я говорю?
Должно быть у меня на лице отразилось изумление. Паблито засмеялся. Это был вежливый смех.
– Нет, я не понимаю, о чем ты говоришь, Паблито, – сказал я. – но это потому, что дон Хуан никогда не говорил мне ни о чем подобном. Пожалуйста, расскажи все, что знаешь.
– Атланты – это нагваль. Они сновидящие. Они представляют собой порядок второго внимания, выведенного вперед, поэтому они такие пугающие и загадочные, они – существа войны, но не разрушения. Другой ряд колонн, прямоугольных, представляет собой порядок первого внимания – тональ. Они сталкеры. Вот почему они покрыты надписями. Они очень миролюбивы и мудры, в отличие от первого ряда. Паблито остановился и взглянул на меня почти отчужденно, затем расплылся в улыбке.
Я думал, что он будет продолжать, объясняя то, что сказал, но он молчал, как бы ожидая моих замечаний.
Я сказал ему, насколько был заинтригован, и попросил его продолжать рассказывать. Он, казалось, был в нерешительности, взглянул на меня пристально и глубоко вздохнул. Едва он начал говорить, как голоса остальных заглушили его шумом протеста.
– Нагваль уже объяснил это всем нам, – сказала Горда нетерпеливо. – Зачем заставлять повторять это?
Я попытался объяснить им, что действительно не имею представления о том, что говорит Паблито. Я настаивал на том, чтобы он продолжал свои объяснения.
Опять возникла волна голосов, говорящих одновременно. Судя по тому, как смотрели на меня сестрички, они очень сердились, особенно Лидия.
– Мы не хотим говорить об этих женщинах, – сказала мне Горда сдержанным тоном. – одна только мысль о женщинах пирамид делает нас очень нервными.
– Что с вами со всеми? – спросил я. – почему вы так себя ведете?
– Мы не знаем, – ответила Горда. – это просто чувство, которое мы все разделяем. Очень беспокоящее чувство. Мы чувствовали себя прекрасно, пока минуту назад ты не начал задавать вопросы об этих женщинах.
Заявление Горды было как бы сигналом тревоги. Все стали и угрожающе придвинулись ко мне, говоря в полный голос.
Мне потребовалось долгое время, чтобы их успокоить и усадить. Сестренки были очень взбешены, и их состояние, казалось, передалось Горде.
Трое мужчин лучше держали себя в руках. Я повернулся к Нестору и прямо попросил его объяснить, почему женщины были так возбуждены. Очевидно я ненамеренно делал что-то такое, что раздражало их.
– Я действительно не знаю, в чем дело, – сказал он. – Уверен, что никто из присутствующих не понимает, что с нами творится, но все мы чувствуем себя очень нервными и опечаленными.
– Потому, что мы разговариваем о пирамидах? – спросил я.
– Должно быть, так, – бесстрастно сказал он. – я и сам не знал, что эти фигуры являются женщинами.
– Да знал же ты, конечно, идиот, – бросила Лидия.
Нестор, казалось, был смущен ее выходкой, однако он расслабился и посмотрел на меня с глупым видом.
– Может я и знал, – сдался он. – мы проходим через очень странный период в нашей жизни. Никто из нас ничего уже не знает наверняка. С тех пор, как ты вошел в наши жизни, мы больше не знаем самих себя.
Возникла очень напряженная атмосфера. Я настаивал на том, что единственным способом рассеять ее – будет говорить об этих загадочных колоннах пирамид.
Женщины горячо протестовали. Мужчины молчали. У меня был такое ощущение, что в принципе они сочувствуют женщинам, но втайне хотят обсудить этот вопрос, так же как и я.
– Говорил дон Хуан еще что-нибудь о пирамидах, Паблито? – спросил я. Моим намерением было отвести разговор от болезненной темы об атлантах, но в то же время оставить его рядом.
– Он сказал, что одна особая пирамида там, в Туле, была гидом, – охотно ответил Паблито.
По тону его голоса я заключил, что он действительно хочет разговаривать, а внимание остальных учеников убедило меня в том, что втайне все они хотели бы обменяться мнениями.
– Нагваль сказал, что это гид ко второму вниманию, – продолжал Паблито, – но эта пирамида была разграблена и все там уничтожено. Он сказал мне, что некоторые из пирамид были гигантским неделанием. Они были не жилищем, а местами, где воины практиковались в сновидениях и втором внимании. Все, что они делали было запечатлено в рисунках и надписях, нанесенных на стенах.
Затем пришли, вероятно, воины другого рода. Такие, которые не одобрили все, что сделали маги пирамиды со своим вторым вниманием, и они разрушили пирамиду, и все, что было в ней. Нагваль считал, что новые воины были, должно быть, воинами третьего внимания, такими же как он сам; воины, которых ужаснуло зло, заключенное в фиксации второго внимания. Маги пирамиды были слишком заняты своей фиксацией, чтобы понять, что происходит. Когда же они поняли, то было уже слишком поздно.
Паблито захватил слушателей. Все в комнате, включая меня, были зачарованы тем, что он говорил. Я понимал идеи, которые он излагал, потому, что дон Хуан объяснял их мне.
Дон Хуан сказал, что все наше существо состоит из двух воспринимающих сегментов. Первый – это наше знаковое физическое тело, которое мы можем ощущать. Второй – светящееся тело, которое является коконом и может быть замечено только видящими. Это кокон, который придает нам вид гигантского светящегося яйца. Он сказал также, что одной из самых важных задач магии является достичь светящегося кокона. Цель, которая достигается путем сложной системы использования сновидений и путем жесткой систематической практики неделания.