Страница 315 из 327
35. "А нынче, - пишет Клеарх в третьей книге "Об образе жизни" [FHG.II.304; ср.: 568a-d], - не только благовония, но и румяна пошли в ход с такими излишествами, что мужчины совсем обабились и отбились от рук. Неужели вы думаете, что роскошь без добродетели может быть изящна? А вот Сапфо, истинная женщина и поэтесса, постеснялась отделить нежное от истинно красивого, когда писала [PLG.4 III. 115]:
[b] Я негу люблю:
блеск, красота,
словно сияние солнца,
Чаруют меня...
- ясно, что здесь желание жить у нее вызывает сочетание блеска с красотой, а они в равной степени свойственны добродетели. Живописец Паррасий (ср. 543с), хотя и роскошествовал сверх меры своего художнического положения и своим уделом свободного человека упивался из кистей, {135} как из чаш, на словах, однако, не забывал о добродетели и над всеми своими линдскими картинами надписывал:
{135 ...из кистей... — Точнее, стилей рисовальщика в технике энкаустики, имевших сходство со стопками.}
Неге приверженный муж, но доблести чтущий исполнил.
Это Паррасий.
Какой-то остроумец, вознегодовав на него за то, вероятно, что он марает негу и красоту добродетели, грубо отдавая роскошеству все, что подарил [с] ему случай, переправил [начало стиха] на "кубкам приверженный муж". И все-таки он заслуживает снисхождения за то, что воздавал честь добродетели". Так пишет Клеарх. А поэт Софокл в "Суде [Париса]" [TGF2. 209] изображает Афродиту как богиню наслаждения, умащенную миррой и с зеркалом в руках, Афину же - как богиню разума и мудрости, умащенную оливковым маслом и соревнующую в гимнасии".
36. На эти слова отозвался Масурий: "Милейший мой! Неужели [d] ты не знаешь, что ощущения нашего мозга приятными запахами утишаются и даже лечатся? Об этом и Алексид пишет в "Заблудшей" [Коcк.II.368; 46а]:
Дать мозгу напитаться добрым запахом -
Залог здоровья.
И отважный, даже буйный поэт Алкей сказал [PLG4. III. 162]:
И на грудь струей благовонной лейте
Сладкое миро!
[е] И мудрый Анакреонт [PLG4. III.257]:
Отчего ты бежишь,
миррой натерши грудь,
как свирель, пустую?
Мирру он указывает втирать в грудь, потому что в груди сердце, и оно, видимо, успокаивается от благовония. Так делали не просто потому, что с груди сладкий запах естественно возносится вверх, к ноздрям, но и потому что думали, будто душа гнездится прямо в сердце, как учили [f] врачи Праксагор и Филотим [Wellma
В грудь он ударил себя и сказал раздраженному сердцу.
И [Од.ХХ.13]:
Сердце же злилось в груди...
И [Ил.ХХ.17]:
Даже у Гектора сердце в могучей груди задрожало.
Все это значит, что в груди находится властная часть души: потому-то в (688) волнении страха сердце и бьется заметнее. И гомеровский Агамемнон говорит [Ил.Х.93]:
Так за ахеян страшуся я: дух мой не в силах
Твердость свою сохранять, но волнуется; сердце из персей
Вырваться хочет, и ноги мои подо мною трепещут!
И у Софокла женщины, освободясь от страха, говорят [TGF2. 297]:
Дочерь Страха
Больше не резвится в моей душе.
У Анаксандрида же взволнованный человек говорит [Kock.II. 160]:
[b] О сердце подлое!
Всегда одно ты в теле радо бедствиям:
Завидишь мои испуг и в пляс пускаешься.
Платон говорит [в "Тимее"] [р.70с], что это вложил в человека сам творец всего сущего: сердце он окружил легкими, плоть которых, во-первых, мягка и бескровна, а во-вторых, пориста, чтобы сердце, прыгая в предчувствии опасностей, ударялось лишь о податливое и мягкое. Однако венки, надевавшиеся на грудь, поэты называют "гипотимидами", {136} [с] потому что от цветов поднимаются ароматы, но никак не потому что душа [иногда] называется "духом" (θυμός), как полагают некоторые.
{136 Гипотимиды. — То есть «посылающие снизу свой запах», ср. Плутарх. «Застольные беседы». 647F.}
37. Словом "мирра" впервые воспользовался Архилох, сказавший [PLG4. 11.392]:
Не стала бы старуха миррой мазаться.
И в другом месте [PLG4. 11.391]:
...и старик влюбился бы
В ту грудь, в те миррой пахнущие волосы.
Эолийцы называют миррой "смирну", потому что большинство благовоний (μύρα) приготовляется именно с помощью смирны, а так называемая "стакта" - только из смирны. Гомер знает об употреблении благовоний, но называет их "маслом", прилагая эпитет [Ил.ХХШ.186]:
[d] умащала розовым маслом.
В другом месте [Ил.ХIV.172] он называет масло "душистым". И Афродита у него [Ил.ХХIII.186] умащает тело Гектора "амвросическим маслом роз благовонных". Все это было сделано из цветов. А о благовониях, сделанных на основе ароматов (называемых также θυώματα), он говорит, описывая Геру [Ил.Х1У.170]:
Там амврозической влагой она до малейшего праха
С тела прелестного смыв, умастилася маслом чистейшим,
[e] Сладким, небесным, изящнейшим всех у нее благовоний:
Чуть сотрясали его в медностенном Крониона доме,
Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.
38. Аполлоний, принадлежащий к школе Герофила, утверждает, что наилучшие благовония производятся только в определенных местностях; в трактате "О благовониях" он пишет так: "Лучшие благовония из ириса получают в Элиде и Кизике, розовые - в Фаселиде (выше, 683b), также в Неаполе и Капуе, шафрановые - в Солах Киликийских и на Родосе, нардовые - в Тарсе, лучшие из энанфа - на Кипре и в Адрамиттии, майорановые и яблочные - на Косе. Хна более всего ценится египетская, после [f] нее - кипрская и финикийская, особенно сидонская. Так называемые панафинейские благовония делаются в Афинах, "метопийское" и "мендесийское" - в Египте: "метопийское" готовится из масла горьких орехов. (689) Определяют это лучшее качество (замечает Аполлоний) достоинства масла и мастеров, а отнюдь не местность. Так, - пишет он, - Эфес прежде славился благовониями, особенно "мегалейоном", а теперь нет. В Александрии они были прекрасны, потому что город был богат, а Арсиноя и Береника о них заботились. В Кирене розовое масло тоже было отличным при Беренике Великой. С другой стороны, в древности благовоние из энанфа в Адрамиттии было посредственным, впоследствии же оно завоевало первенство благодаря жене Эвмена {137} Стратонике. Сирийские благовония в старину все [b] были прекрасны, особенно из верблюжьего сена, а теперь нет. В Пергаме когда-то благодаря одному только трудолюбивому мирровару изготовлялось такое ладанное благовоние, как нигде, а теперь этого нет. Когда дорогое благовоние вливается в дешевое, оно остается сверху, однако когда хороший мед вливается в плохой, он ложится на дно: дурное пересиливает". {138}
{137 Замен. — Эвмен II Пергамский. О его отношениях со Стратоникой см. Ливии XLII. 15-16.}
{138 ...дурное пересиливает. — См. обсуждение этого вопроса в «Застольных беседах» Плутарха. VII.3.}
39. Упоминая в "Играх" египетскую мирру, Ахей пишет [TGF2. 747; ср.553е]:
На вес сребра дадут ему наградою
Египетскую мирру, камни кипрские. {139}
{139 ...камни кипрские. — Возможно, смарагд, см. Плиний. XXXVII.5.17.}
Может быть, - пишет Дидим [Schmidt 305], - здесь имеется в виду [с] "стакта", потому что в Элладу шла смирна, уже обработанная в Египте. А Гикесий во второй книге "О составе вещей" пишет: "Среди благовоний различаются притирания (χρίματα) и умащения (α̉λείματα). Для попоек хорошо розовое благовоние, а также миртовое и яблочное; последнее полезно для желудка и помогает при обмороках. Энанфовое тоже полезно для желудка и сохраняет ясность ума. Майорановое и тимьяновое хороши для попоек, а также шафрановое, если в нем не слишком [d] много смирны. Но и стакта хороша для попоек, а также нард. Благовоние из верблюжьего сена сладко и изысканно, из левкоев - душисто и полезно для пищеварения". Феофраст в книге "О запахах" пишет [VE27], что из цветов в состав благовоний входят розы, левкой и сусин (из цветов лилий), {140} также мята лимонная, тимьян, хна и шафран (лучший шафран - из Эгины и из Киликии). Из листьев берутся миртовые и энанфовые - [е] энанф растет в горах Кипра и очень душист, тот же, что растет в Элладе, не годится, потому что не пахнет. Из корней берутся ирисовые и нардовые, а в состав майоранового благовония входит корень коста. {141}