Мазепа

Наконец, в доносе имелись заявления, что Мазепа распространяет в Украине ложные слухи, «будто его царское величество повелел его рейменту казаков писать в солдаты», а также, что царь приказывает разорять и опустошать украинские города [617]. Речь идет о реформе казацких полков и о политике «выжженной земли» в условиях наступления шведов. Как мы знаем, и то и другое было правдой, подлинными указами Петра, а не наговорами Мазепы.

В разгар тревог, связанных с доносом Кочубея, Мазепа по царскому указу выступил в Правобережье и в середине февраля был уже в Фастове [618]. Ему предписывалось находиться в постоянном контакте с польскими гетманами и согласовывать с ними свои действия. Правда, одновременно Иван Степанович узнал, что, вопреки всем предыдущим заявлениям, Петр принял решение об окончательной передаче Правобережья полякам. Связано это было с тем, что царь и его окружение полагали, что, вернувшись из Саксонии в Польшу, Карл начнет поход на Россию. В этих условиях им казалось разумным пожертвовать частью Украины, лишь бы удовлетворить поляков.

В конце декабря коронный гетман Сенявский и маршалок коронный Денгоф прислали Петру меморандум, в котором высказывали опасения, что Карл двинется всеми силами из Литвы в Россию или, оставив один корпус у Лещинского, соединится с Левенгауптом и литовским гетманом Вишневецким и пойдет на Киев. Условием военной помощи Петру в этих обстоятельствах они выдвигали передачу Правобережья. 20 января царь подписал именной указ, предписывавший Мазепе вывести свой гарнизон из Белой Церкви и впустить туда поляков [619].

Таким образом, Иван Степанович оказался в Правобережье в начале весны 1708 года, зная, что Петр и его окружение охвачено паникой перед лицом возможного наступления шведов, что никакие свои обещания они не собираются выполнять и что меньше всего они думают об интересах Гетманщины, Украины или православного населения правого берега.

Правда, передача полякам Правобережья опять задерживалась. Поляки хотели все города, Петр в универсале написал только о Белой Церкви [620]. К тому же в начале мая снова речь зашла об отдаче земель только после возвращения короля (то есть Августа) [621]. Петр вообще дистанцировался от этой проблемы и отдал ее на решение Головкину. Тот, в свою очередь, заявил, что этот вопрос «заочно невозможно познать», и приказал Мазепе решать: если передача Белоцерковского уезда не вызовет «в малороссийском народе смятения», то отдать его полякам, а если «явятся какие в том трудности и опасности», то об этом писать [622].

Мазепа в этих условиях занял позицию выжидания и проволочек. Он писал Сенявскому, что копия царского указа не совпадает с подлинником, что он имеет приказ готовить города к передаче, но не фактически их передавать и т. д. Точно так же медлил Мазепа и с соединением с польскими частями, ссылаясь на неполучение инструкций. Во всем он ссылался на выполнение царских приказаний.

В начале апреля гетман перебрался в Белую Церковь. 7 апреля там состоялся парад, сопровождавшийся салютом из пушек [623]. Это была явная демонстрация полякам своего присутствия в Правобережье. Сенявскому Мазепа объяснял свое промедление тем, что его войскам, скорее всего, придется принимать участие в подавлении восстания Булавина, а в письмах Головкину ссылался на невозможность послать полки на Дон из-за скудости кормов и на угрозу начала гражданской войны в Украине в случае, если полякам отойдет Правобережье [624]. Тогда же, в апреле, Сенявский получил анонимное письмо, в котором его призывали перейти на сторону Карла XII, «так как Мазепа это уже сделал». Скорее всего, это был пробный шар со стороны гетмана. Но раскрывать свои карты Иван Степанович не стал — прислал к Сенявскому своего посланца И. Максимовича, забрал «анонимное письмо» и переслал его Головкину [625].

Настроение у Мазепы было мрачное. Не раз он с сарказмом предупреждал Орлика, чтобы тот не вздумал его выдать: «Знаешь ты, в какой я у царского величества милости, не поменяют там меня на тебя. Я богат, а ты убог, а Москва деньги любит. Мне ничего не будет, а ты погибнешь» [626]. Орлик мучился, страдал. Его христианская совесть не могла решить, что правильнее: выдать своего благодетеля или предупредить Петра. Но в самый разгар колебаний случились события, которые сделали невозможным любой донос.

В конце апреля Кочубей и Искра приезжают в Смоленск, поверив, что их доносу дан ход. Там их сразу арестовали и подвергли жестоким пыткам. Сразу же с этого момента Мазепа начинает «усердно просить» о выдаче Кочубея и Искры. Но пока тянулось следственное дело, сделать это было нельзя, а потому Мазепа нервничал. Да и военная ситуация не позволяла расслабиться.

Орлик пишет, что старшина, бывшая при гетмане в Белой Церкви, — прежде всего генеральный обозный Ломековский, полковники Апостол, Горленко и лубенский — «видя Мазепу в боязни и небезпеченстве», уговаривали его, чтобы «о своей и о общой всех целости промышлял». При этом обещали стоять до крови за него, гетмана, как своего вождя, за права и вольности. В этом смысле была ими составлена клятва, после чего в доме у гетмана они обменялись присягой на кресте.

До сих пор в литературе широко распространено мнение, что план Мазепы предусматривал исключительно союз с Лещинским, а через него — с Карлом. Как мы видели выше, действия Ивана Степановича в Правобережье ставят это предположение под сомнение. В присяге старшины (по крайней мере как передает ее Орлик) речь тоже шла об усилиях по сохранению целостности Гетманщины, о ее старых правах и вольностях. Формулировка достаточно расплывчатая, явно побуждавшая Мазепу к действию, поиску выхода, но не навязывавшая ему единственный путь.

Первоочередной задачей для гетмана становится спасение одного из наиболее близких ему людей — миргородского полковника Данила Апостола. На того, как на своего сообщника, на пытках указал Кочубей. Возможно, это была месть Мазепе, ибо Василий не мог не знать то, что Апостол — единомышленник гетмана. Кроме того, на мысль о соучастии миргородского полковника в доносе навел Петра тот факт, что Апостол якобы предупредил Кочубея о грозящем аресте и только по стечению обстоятельств Василию не удалось бежать. Этот эпизод привел к тому, что ряд исследователей приписывают самому Мазепе план освобождения Кочубея. Несмотря на многие известные факты христианского милосердия Мазепы, позволю себе усомниться, что его добродетели простирались так далеко.

Что касается Апостола, тот тут позиция гетмана была совершенно иной. Он пишет Головкину, что взять миргородского полковника «прежде времяни без обличения и уличения его воровства очною ставкою опасно». Мазепа пояснял, что Апостол «человек есть от отца своего заслуженный, воинский, знатный и от всех полковников нынешних древнейший и старейший», что арест его может вызвать в войске «великое смущение и мятеж» [627]. Учитывая только что состоявшийся арест Кочубея, после которого никаких бунтов не последовало, аргументы Мазепы не выглядели убедительными. Поэтому Головкин опять писал, что, если «вящей опасности нет», Апостола взять за караул и отослать в Киев. Мазепа стоял на своем. Он отправил длинное послание «министрам» Петра, в котором опять объяснял невозможность ареста опасением бунтов, долго и подробно рассказывал обстоятельства, почему Апостол «случайно» предупредил Кочубея (настоящая «комедия ошибок») и т. д. [628]В связи с этим Головкин писал Петру, что многократно посылал гетману грамоты и письма об Апостоле, и «ежели, государь, своим писмом к нему о нем определить не изволишь, то он по нашим писмам делать ничего не будет» [629]. Это продолжалось в течение всего мая.

617

Там же. С. 86–89.

618

Letters of Ivan Mazepa. № XXXI.

619

Кордт В.Матеріали з Стокгольмского архіву до історії України XVII–XVIII в. С. 36.

620

Письма и бумаги. Т. VII. Вып. 2. С. 771–772.

621

Там же. С. 772.

622

Там же. С. 715.

623

Letters of Ivan Mazepa. P. 97.

624

Там же. № XXXIV–XXXVII; Письма и бумаги. Т. VII. Вып. 2. С. 709–710.

625

Letters of Ivan Mazepa. P. 86–87.

626

Письмо Орлика. С. 176.

627

Письма и бумаги. Т. VII. Вып. 2. С. 774.

628

Там же. С. 782–783.

629

Там же. С. 780.