Мазепа

Время для атаки на Мазепу — последние числа августа 1707 года — было выбрано не случайно. Гетман находился в Киеве и в связи со строительством Печерской крепости должен был оставаться там до поздней осени. Кочубей был в Батурине, назначенный наказным гетманом. В своем доносе он настаивал, чтобы русские схватили Мазепу в Киеве и, таким образом, не дали бы ему убить его, Кочубея.

Традиционно считается, что поводом для доноса стала история с Мотрей. На самом деле это было скорее прикрытие. Мотря к тому времени уже вышла замуж, страсти несколько улеглись. Были гораздо более серьезные причины, побуждавшие Кочубеев к действию. Сама Любовь описывала одну сцену, безусловно, оказавшую на нее большое влияние. 1 января 1707 года, когда Мазепа был в Батурине, он присутствовал на именинах Василия Кочубея. В застольной беседе гетман бросил Любови: «Почему они их дочь за него не дали?» Та отвечала: «Полно-де тебе коварничать! Ты не только нашу дочь изнасиловал, но и с нас головы рвешь, будто мы с мужем с Крымом переписывались». Мазепа тут же поймал ее на слове: «Откуда вы знаете, что я об этом знаю?» Любовь начала рассказывать путаную историю про писаря, который при смерти передал копию гетманских писем, и т. д. Гетман даже не стал себя затруднять своими обычными ловкими приемами и прямо заявил, что нечего на мертвого лгать, к тому же он все равно им не верит.

Эпизод этот ярко характеризует те отношения, которые установились между Мазепой и Кочубеем после истории с Мотрей. Глубоко заблуждаются те, кто полагает, что гетман все забыл, равно как и те, кто полагает, что Кочубеи переживали за «опороченную честь дочери» (какая же она опороченная, если гетман предлагал на ней жениться, к тому же Мотря уже успела выйти замуж за генерального судью). А вот чего Кочубеи действительно могли бояться, так это того, что гетман, не простив обиды и узнав о переговорах с Крымом (которые Кочубей, видимо, вел через Искру, о чем говорилось выше), добьется от Петра разрешения с ними расправиться.

Кочубей, будучи генеральным судьей, разумеется, знал о том, какая непростая обстановка была в Гетманщине. Реальная угроза вторжения шведов, недовольство старшины и паника среди казаков в связи с предстоящей реформой полков, тяжелые экономические последствия Северной войны. Зная много лет Мазепу, нетрудно было предположить, что гетман станет по крайней мере искать пути, чтобы напрямую узнать о настроениях Лещинского и Карла. А раз так, можно было сблефовать и обвинить Мазепу в переговорах с поляками — там, на пытке, глядишь, и факты откроются. Но конкретного он ничего не знал и знать не мог. Отсюда и словоблудие в доносе: «…хочет изменить и отложиться к ляхам», и вообще — «бездельник, де он, блядин сын и беззаконник» (это Кочубей про Мазепу) [594].

Никакого хода первому доносу Кочубея не было дано. Возможно, оттого, что попал он в Монастырский приказ и пока в московской бюрократической машине добрался до Посольского, прошло много времени. Петр впоследствии писал, что узнал о появлении монаха перед самым своим отъездом из Москвы в Польшу — «и для того я сие дело отложил до свободного времени» [595]. Но Мазепа не знал о доносе ни от кого из своих осведомителей в Москве и сношений с Лещинским не прекращал.

Петр на самом деле значения доносу не придавал. В середине декабря царь отправил к гетману А. В. Кикина. С ним были посланы подарки Мазепе (соболья шуба) и старшине — за их труды по строению Печерской крепости. Кикину приказывалось «разведывать подлинно о турецком приготовлении по гетманским ведомостям». Речь шла о распространившихся упорных слухах, что султан собирался выступить в коалиции со Станиславом и Карлом. Мазепа сообщил Головкину о полученных им из Ясс известиях о военных приготовлениях Порты и о ее сношениях с врагами России. Переписывался он и с Толстым касательно сношений крымского хана со Станиславом Лещинским [596]. Срочная посылка Кикина доказывает, что сведениям Мазепы придавалось огромное значение. О доносе в наказе воеводе не упоминалось ни слова.

Тревожная осень 1707 года прошла под знаком борьбы за Правобережье. Мы уже упоминали, что в Жолкве Петр объявил Мазепе свое решение отдать эту территорию полякам, чтобы удержать хотя бы тех немногих магнатов, которые еще придерживались Августа и союза с Россией. Гетману обещали только поставить его заранее в известность о начале работы комиссии по передаче земель.

В середине августа Мазепа писал Головкину о том, что, по его сведениям, каштелян волынский собирает войска, чтобы начать комиссию и под угрозой силы вернуть Белую Церковь и прочие правобережные крепости [597]. 17 августа гетман был уже вынужден сообщать, что польские войска встали в Плоскирове и намереваются идти в Белую Церковь, куда и его приглашают. Мазепа с горечью писал, что это «совесть мою смущает, что я обнадеживал и обещал заблаговременно предостеречь бедных сегобочных людей», дабы они имели время перебраться на Левобережную Украину, спасаясь от мести шляхты, ксендзов и евреев. Немедленно уйти теперь, когда только что сделаны запасы на зиму, собран урожай, крайне тяжело, болезненно и практически невозможно. Снова и снова гетман напоминал об обещании Петра своевременно предупредить его о начале комиссии [598]. Поляки со своей стороны давили на гетмана — ему, в частности, писали сам примас Станислав Шемберк, архиепископ Гнезненский, гетман великий коронный Сенявский и Станислав Денгоф, маршалок генеральной конфедерации, созданной в поддержку Августу [599].

Но вопли и крики Мазепы не прошли даром: в конце августа он получает распоряжение от Головкина выпроводить из Украины польских комиссаров. 20 сентября, лукавя, гетман писал полякам, что не может съехаться с ними для проведения комиссии до тех пор, пока не получит письменное подтверждение на сей предмет от Петра [600]. Именно в таком плане предлагалось ему вести себя перед поляками согласно распоряжению Головкина, полученному в начале октября [601]. Примерно тогда же пришло и тайное письмо от Петра, в котором говорилось, что ни теперь, ни после завершения войны со Швецией царь и не думает отдавать Правобережье. Главными причинами этому выставлялись планы войны с Турцией, а также та опасность, которую таило приобретение поляками Правобережья — а именно возможность вести контакты с татарами и турками [602]. Если гетман и не слишком доверял этим заявлениям царя (забегая вперед, отмечу, что после окончания Северной войны Петр отдаст Правобережье полякам), то по крайне мере мог ими пользоваться.

Поляки злились, засыпали Мазепу жалобами, обвиняли в том, что он не исполняет царского указа об отдаче Правобережной Украины [603]. Они заявляли, как писал Мазепа, «что я только один упрямо неподвижно стою и указу монарха моего противлюсь, не желая для пользы будто моей личной Украины им, полякам, отдавать» [604]. В том, что Правобережье не было отдано исключительно из-за позиции гетмана, поляки были правы.

В конце октября в ответ на предложение Головкина «объявить совет о Белой Церкви и прочих местах сегобочных украинных» Мазепа написал обширное послание, в котором подробно излагал свое мнение по данному вопросу. Он подчеркивал, что давать совет трудно, когда он не знает тех оснований, на которых формируется мнение Петра, — не знает его военных задач, не знает, нужна ли ему или нет дружба поляков, и т. д. Однако он полагал, что приближение поляков к Днестру и Днепру будет иметь последствием разрастание бунтов и мятежей, так как, имея прямые доступы в Крым, Запорожье и к Секер-паше (базировавшемуся в Бендерах), они смогут посылать туда своих людей и подговаривать их на недружеские выпады. Гетман напоминал о той ситуации, которая возникла в 90-е годы, когда поляки активизировали свои контакты с запорожцами, подбивая их на выступления против гетмана. Не меньше проблем создавали и постоянные подсылки поляков на Левобережье, наветы и доносы. Разумеется, для сохранения стабильности в Гетманщине гетман желал отдалить границу и сделать такие «подсылки» более затруднительными. То же касалось и южной границы. Мазепа привел такой пример: заняв городок Яллгорлик на Правобережье неподалеку от Бендер, он перекрыл все пути для поляков и получил полный контроль за ситуацией и достоверную информацию о намерениях турок и татар. Если же отдать Яллгорлик полякам, то они «получат проход без всякого препятствия». Много беспокойства вызывало у Мазепы намерение поляков, опираясь на указ Петра, подписанный в Жолкве, вступить своими войсками в Правобережную Украину и расположиться там на зимние квартиры. Зная настроение местного украинского населения, гетман предупреждал, что это «без кровопролития обойтись не может». С другой стороны, он объяснял, что отпора польским войскам дать не имеет возможности — «понеже люди реймента моего на многие части разорваны и разделены» по фронтам Северной войны. Да и вообще в поле они не смогут успешно воевать с поляками, разве что, обороняясь в крепостях, «понеже, как многократно об этом к вашей милости писал, очень все обнищали, обессилили, больны и голодны, и наги и босы» [605].

594

Бантыш-Каменский Д. Н.Источники. Ч. 2. С. 61–68.

595

Там же. С. 71.

596

РГАДА. Ф. 124. Малороссийские дела. Оп. 4. № 135, 136.

597

Там же. № 103. Л. 2.

598

Там же. № 105.

599

Там же. № 106, 125 и др.

600

Там же. № 118.

601

Там же. № 125. Л. 1–1 об.

602

Кордт В.Матеріали з Стокгольмского архіву до історії України XVII–XVIII вв. // Украінський археографічний збірник. Т. III. K., 1930. С. 32–33.

603

РГАДА. Ф. 124. Малороссийские дела. Оп. 4. № 132, 138 и др.

604

Там же. № 133. Л. 2 об.

605

Там же. № 130.